Мятежный дом - Ольга Чигиринская

С не меньшей радостью Констанс погрузилась в светскую хронику и узнала, как поживает Бет. Выступление на благотворительном вечере заставило ее улыбнуться, а высочайший указ об учреждении убежищ для гемов — закрыть глаза. Девочка выросла. Она стала на крыло. Констанс впервые почувствовала себя старой.

Прошло десять или двенадцать дней «после» — и вернулся Моро. Произошло это ночью, и самого появления хозяина манора Констанс не застала — но утром она сразу поняла, что он здесь: по тому, как двигалась служанка, по выражению ее лица, на котором почтение мешалось с радостью.

Моро слуги любили. Настоящей ли, запрограммированной ли любовью — но любили. И он никогда их не обижал, насколько она успела заметить.

В гостиной Моро не появлялся, и Эш весь день был чем-то занят, а когда вышел к ужину, выглядел мрачным и усталым, на приветствие ответил — но больше ничего не говорил.

В последний раз такое было, когда Моро ранили в подземельях. Неужели и на этот раз его ранили? Неужели он нашел Дика — и тот рассчитался с ним так, как Моро того заслужил?

Констанс понимала, что выуживать информацию из Монтега бесполезно. Что ж, ночью она проберется к терминалу и попытается что-то узнать. Мало какие события проходят совершенно бесследно. На воде остаются круги.

Около полуночи она завернулась в халат и, поцеловав сопящего Джека, осторожно прошла коридором в рабочий кабинет. Дверь туда была не заперта и не заблокирована от нее — створки разошлись от прикосновения. Констанс шагнула внутрь, ощупью села в знакомое кресло перед терминалом и коснулась сенсора, включавшего малый свет.

В следующую секунду она остолбенела от неожиданности, увидев прямо перед носом, в кресле сбоку от терминала, совершенно незнакомого гема, судя по расцветке волос — из сексуальной обслуги. У Констанс разом выстроилась версия, объясняющая отсутствие Моро и Монтега в течение дня — причем весьма непристойная. Но в следующий миг она эту версию отбросила, потому что гем зажмурился, да еще и припечатал глаза рукой, зашипев голосом Моро:

— Уберите свет, дьявол бы вас побрал!

Констанс хлопнула по сенсору — даже не из-за окрика, а из-за хлынувшей в лицо краски. Этого предательского румянца Моро видеть не должен.

— Вы, я вижу, опять поменяли личину, — она сказала это твердым голосом, какого сама от себя не ожидала.

— Да. Пришлось. Новое задание этого требует. Вы пришли подключиться к терминалу? В ближайшее время не получится: терминал занят.

Ах да, ему же не нужны устройства ввода-вывода: они встроены ему в тело.

— В таком случае не буду вам мешать.

— Нет, останьтесь. Вас, носом чую, разбирает любопытство, а мне хочется поболтать.

— Почему вы думаете, что мне хочется того же? Я в силах контролировать свое любопытство.

— Даже когда речь идет о юноше, чья судьба волнует нас обоих? Бросьте, да разве не за этим вы среди ночи прискакали к терминалу? Докладываю: парень жив и здоров, что в сложившихся обстоятельствах уже неплохо. В космопорте Лагаш я отставал от него на полшага. Это не так-то просто, знаете ли, отставать всегда на полшага…

— О том, что произошло в космопорте, я знаю.

— Не знаете. Вы, например, не знаете, что понадобилось Сатоми Кайзеру — это его новое имя — в том баре. Который не столько бар, сколько бардак.

Констанс замерла, ожидая какой-то гадости — и не ошиблась.

— Он пришел договариваться о найме, с кем бы вы думали? Полковником Ольгердом, бывшим подчиненным и другом Нейгала. Они решили скинуться небольшой компанией ветеранов «Бессметных» и нанять специалиста. Предметом торга была, представьте себе, голова вашего покойного слуги. Молодой человек назначил твердую цену: ветераны должны приложить некоторые усилия для перевода вас, сударыня, и ваших родичей, в категорию государевых пленников из категории пленников частных. Ветераны посоветовались и решили, что цена их не устраивает. От денег юноша отказался — зря, неплохие деньги — и сделка, таким образом, не состоялась. Сатоми Кайзер, он же Суна Ричард, исчез в волнах, а ветераны наняли другого спеца, более покладистого. Он называет себя Хорицу — «закон». Такой юморист…

— Неужели этот камуфляж — чтобы скрыться от этого господина закона? — Констанс с сомнением хмыкнула.

— Нет, он совсем для других целей. Но о них потом. Дело в том, дражайшая доминатрикс, что это Бессмертные думали, будто нанимают Хорицу. На самом деле они наняли меня.

— В таком виде? — искренне изумилась Констанс.

— Нет, в космопорту я пользовался гримом. Это сейчас на меня повесили такое, что одним гримом не обойтись. Меня, видите ли, вызывало начальство — напомнить мне, что я обязан дому Рива службой. И я получил задание, а также сэтто… Вы уже знакомы с действием сэтто «красная карта», верно? Название сэтто «белая карта» говорит само за себя. А мне вот досталось сэтто «черная карта». Это значит, сударыня, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не имею права рассказывать, что получил задание с самого верха. Я не могу прибегать к помощи синоби и должен располагать только своей собственной агентурной сетью. И в случае провала — я должен брать все на себя и отвечать за все один.

— Как я понимаю, первое правило вы уже нарушили.

— Несомненно. Но что-то подсказывает мне, сударыня, что вы меня не выдадите. То ли вера в вашу безупречную репутацию, то ли тот факт, что вы тут надежно заперты. А вообще-то мне все равно, узнает кто-то об этом разговоре или нет. Я даже разглашу вам суть моего задания. Мне приказано найти и убить убийцу Лорел Шнайдер-Бон.

Глава 8

В облаке и в море

— А ну вставай! Просыпайся давай! Просыпайся, а то с койки сброшу!

Дик не без напряжения вырвался из сна, рывком сел и тут же привычно треснулся макушкой о верхнюю койку.

— Я что, — прокряхтел он, растирая макушку, — опять стонал?

— Стонал он! — фыркнул Петер. — Если бы он стонал! Я бы даже и ухом не повел! Храпел ты, вот что. Храпел как морж!

— Ну, извините, — Дик перевернулся на живот. — Я больше не буду.

— Да уж постарайся, — пробурчал Петер, заворачиваясь в одеяло.

Дик постарался — но не смог заснуть. В кубрике на шестнадцать человек, из которых храпели по меньшей мере семеро (их рулады Петера почему-то совсем не тревожили), заснуть, если уж тебя разбудили среди ночи, было подвигом.

Кроме того, заснуть помешало бы нарастающее давление в мочевом пузыре, а главное — отвратительное ощущение напряженности где-то за ушами и железистой кислоты во рту.

Юноша влез в брюки и свитер, на которых спал, осторожно спустился со среднего яруса на пол и натянул покореженные частой экстренной сушкой ботинки. Тощая пачка сигарет перебралась из-под подушки за пазуху. Петер ему в первый же день объяснил, что здесь людям можно доверить свою жизнь — но не свое курево. На третий день Дик понял, почему. А сейчас шла уже третья неделя, и подаренные Габо сигареты с каждым днем становились все драгоценнее. Большинство курило сушеные водоросли. Дик тоже, но напряженность за ушами они не снимали. Только нормальная сигарета на ночь давала заснуть спокойно.

Сначала Дик выкуривал одну в день. Потом половину в день. Потом сократился до трети. Но сколько ни сокращайся — а сигарет не становится больше. Дик вынул из пачки ту, от которой осталась треть и заложил за ухо, а пачку с последней оставшейся спрятал за пазуху.

На холодной и ветреной палубе пришлось кутаться в плащ. Дик взял с коридорной вешалки у туалета первый попавшийся — все равно у всех были одинаковые. Армейские, стандартные, безразмерные, затрепанные и рваные. Как всё здесь.

Нет, в целом Дик не мог жаловаться на такую жизнь. Пожалуй, нигде на Картаго, кроме Салима, ему не было так хорошо. Быт навегарес очень походил на быт космоходов — да навегарес все и были в прошлом космоходами, и в самом океане было что-то общее с пространством — особенно в ясные ночи, когда дикие россыпи звезд охватывали навегу сверху и снизу, когда небо и море источали одинаковое сияние, и корабль грузно катился над бездной, подминая светила. Тесные пространства, переборки, отсеки и палубы — навега была родственницей небесным кораблям, хоть и в седьмом колене. И недаром море подарило пространству все те слова, которые пространство не породило само — судно, борт, капитан, трюм и палуба, мачта и бот, и многое, многое другое…

Юноша встал у борта и закурил свой «бычок». Одно здесь было плохо — ему еще ни разу не удалось выспаться во втором кубрике. Он не знал о фазах сна, а если бы знал, то понял, что глубокая фаза у него исчезла напрочь. Когда пришел кракен — обрадовался, услышав, что предстоят сутки лютой работы: надеялся, что хоть теперь сумеет вырубиться намертво и заснуть. Не сумел. И чертов Петер!

Суставы пальцев распухли от въевшегося в кожу консерванта, каждый мускул ныл — и это всего лишь после суток в разделочном цеху. Страшно даже подумать, что такое сутки на палубе, среди вьющихся бесконечными кольцами тросов и упругих щупалец, где каждая присоска — с тарелку. Самые тонкие из спущенных в цех обрубков были толщиной с Дикову ногу — и все еще извивались. Таков был кракен, поедатель моржей и полосатиков. Не ахти какая добыча, если говорить о кулинарных свойствах — жесткое мясо нужно долго мочить в рассоле, промывать, чтобы удалить мочевину и снова в рассол… Но истребление кракенов входило в обязанности всех навегарес: головоногие-переростки угрожали китам, моржам, сивучам и снежным троллям. У кальмара, вымахавшего за пять метров, просто нет врагов, и он растет себе и растет десятилетиями, прибавляя по полметра в год — пока не становится слишком огромным для жизни на глубине. Тут его и цап-царап первая же навега, чей бот унюхает кракена.