Мятежный дом - Ольга Чигиринская

— Я не могу быть изменником, сэр, потому что я не подданный дома Рива. Пленники и гемы — тоже не подданные. Сама хартия, которую я вам предлагаю, не нарушает никаких законов дома Рива. Никому не должно быть дела до того, как дом или клан распоряжаются своими рабами, если это не нарушает законов Дома, верно? Значит, никакой измены в этом нет.

— Высочайший указ об элиминации, — господин комендант постучал пальцем по столу. — Это уже закон, который по твоему плану будет нарушен.

— Высочайшие указы — не догматы, — сказал Дик. — Их можно отменить следующими указами. Если такие сильные кланы, как ваш или Сога…

— Шнайдеры не дадут другим кланам влиять на императора, — скривился господин Занда.

— Шнайдеры хотят увести вас на Инару, — перехватил слово Торвальд. — Им все равно, что будет с теми, кто не захочет уходить.

— Они раздавят любого, кто встанет на дороге.

— Если он встанет один. Сударь, это уже вопрос выживания, а не вопрос политики. Имперцы могут потерпеть или не потерпеть Картаго — но второго Эбера точно не потерпят. Для этого мы… имперцы слишком хорошо знают свою историю. Они помнят, что Четвертый Рим начался с горстки безумцев, улетевших за Риорданом на Эрин. Шнайдеру не позволят создать третий Вавилон.

Комендант поднялся из-за стола и прошелся по комнате. Сеу Занда и Торвальд склонились перед ним. Дик продолжал стоять, глядя прямо перед собой.

— Ты и в самом деле веришь, что у тебя что-то получится?

— Да, сударь, — ответил Дик.

— На каком основании?

— Скажите, — медленно проговорил юноша, — у вас есть основания верить, что вы сможете сейчас вернуться за стол, сесть и включить терминал?

— Что мне помешает?

— Под вами провалится пол. Вас на месте хватит удар. Я, — Дик усмехнулся, — выдерну из-под вас стул. Что угодно.

Комендант усмехнулся и, медленно вернувшись к столу, сел в свое кресло. Провел по сенсору.

— Вот видите, — Дик развел руками. — Вы проделали шаг за шагом и сели. Так что мне помешает договориться с Сога?

— Ты безумец, — сказал лорд Сейта. — Договориться с Сога потрудней, чем сесть за стол.

— Смотря для кого, сударь, — Дик подавил кашель. — Например, смогли бы вы сделать эти шесть шагов на руках? Я бы смог. Сога не станут с вами разговаривать — но почему бы им не вступить в переговоры со мной?

— Потому что ты никто.

— Да, сэр. Я никто. И никому не нужен. Поэтому никто не подумает, что я отстаиваю интересы какого-то одного клана.

— А если у тебя, маленький имперский нахал, ничего не выйдет?

— Вы потеряете человека, который ничего для вас не значит.

— А ну как ты живым попадешь в руки СБ или синоби?

— Я думаю, сударь, — Дик сглотнул, — что если Шнайдер захочет вас в чем-то обвинить и убить, ему для этого не нужен буду я. Вы контролируете космопорт. Чтобы доверить вам такое дело, Шнайдер должен контролировать вас. У него на вас и так что-то есть.

Тут кашель взял свое, и юноше оставалось только распечатать медицинскую салфетку и дышать в нее, пока приступ не закончился.

— Что ж, — прищурился комендант. — Попробуй… брат смерти.

— К… как вы меня назвали? — Дик выпрямился.

— Разве это не твои слова — что смерть твоя сестра и все такое? Вроде бы ты сказал именно это в «Морской звезде». Или слухи, как обычно, врут?

— Это… меня неправильно поняли, — справа удивленно смотрел Торвальд, слева таращился господин Занда. — Да, христианин может сказать, что смерть — его сестра, потому что…

— Неважно, — отмахнулся комендант. — Если она твоя сестра, то ты — ее брат, таковы законы логики. Брат смерти, Апостол крыс, имперский синоби — кем бы ты ни был, сделай то, что обещал. Если Сога прекратят нападать на мои навеги, я помогу тебе… чуть подольше не встречаться с сестрой.

После этой встречи Дику выправили фальшивое удостоверение личности и пропуск в порт, так что на «Фаэтон» он возвращался уже не под юбками госпожи Элайны. Официально его назначили помощником эколога по технической части. В обязанности эколога входило наблюдение за экосистемой моря, а в обязанности техника-помощника — обслуживание ботов наблюдения.

Дик полагал, что теперь-то ему не нужно будет жить в доме госпожи Элайны, но ошибся. Торвальд, опасаясь еще одного обыска на навегах, оставил его при себе — только перевел из гардеробной в свободную комнату для слуг. В тот же день Дик получил подержанный сантор и несколько патронов памяти с техническими описаниями наблюдательных ботов. Этого ему хватило на все три дня до отхода навег. Неприятных столкновений с госпожой Элайной больше не было — но Дик так и не смог вызвать в себе хоть какой-то приязни к Торвальду. Помимо благодарности, не получалось ничего. А нужно было нечто большее, очень было нужно, потому что предстоял нелегкий разговор.

Конечно, его можно было и не начинать прямо сейчас… Отложить на завтра. На послезавтра. На когда угодно…

Дик тихо вздохнул и поднялся по трапу.

— Отчего не спишь? — спросил Торвальд.

— Мне трудно, — честно признался юноша. — Когда кругом…

Мужчины…

— люди, я… как будто опять на пиратском корабле. Душно, и…

Страшно…

— …душно.

— К сожалению, я не могу предложить тебе отдельную каюту. Как и себе.

Дик посмотрел на него и не увидел никаких признаков насмешки в лице. Только подлинное сочувствие.

— Я тебя понимаю. У меня те же проблемы. У большинства.

Дик знал, что большинство на навегах — и вообще в «колонии прокаженных» — составляют офицеры в чине не ниже капитан-лейтенанта или полковника. Простых военных не тащили на Картаго. Такие, как Грегор, были скорей исключением — «Сокол» попался уже под самый конец войны, когда пленных девать было больше некуда…

Да, эти люди привыкли к комфорту — хотя бы относительному. Торвальд явно думал, что понимает его — но у Дика были немножко другие проблемы, чем у этих офицеров.

— Если бы вы… разрешили мне перебраться в четвертый кубрик, — сказал он.

— К гемам, — Торвальд приподнял брови.

Дик провел рукой по глазам. Торвальд опять понял его неправильно, но… лучше уж так.

— Я ведь работаю с ними. Чиню боты в цеху… вообще… Сэр, я…

Смертельно устал проповедовать…

— Я бы там просто лучше спал. Они не такие… шумные, и…

И что бы ты ни утверждал, ты не воспринимаешь их как полноценных мужчин…

— И я привык к ним, — сказал он с гораздо большим напором, чем хотел.

— Ричард… Или тебя лучше называть Кайзер? Нет? Хорошо, Ричард… Я должен быть откровенным — мне совершенно не хочется получить приговор за этологическую диверсию.

— Да, я понимаю… сэр, мы должны были давно поговорить, и именно об этом. То, что я предложил господину Сейта… оно совершенно невозможно без этой… этологической диверсии. Хартия с домом Сога, если она состоится, должна включать пункт о признании гемов людьми. Иначе это будет просто еще одна грязная перепродажа.

— Я понимаю. Но эта хартия еще не состоялась. И если ты начнешь проповедовать здесь…

— Я уже проповедую здесь, — сказал Дик.

Торвальд поднял глаза к пасмурному небу.

— Ну я же просил, — просочилось у него сквозь зубы.

— Вы меня не дослушали, сэр. Вы тоже проповедуете, и все здесь. Мы живем с ними рядом, они смотрят на нас, слушают нас… Они похожи на детей, это правда — но дети не глухие. И не тупые. Они очень многое понимают. И если кто-то работает рядом с ними… Они ведь не могут не видеть, кто и как к ним относится.

— Разве мы относимся к ним хуже, чем вавилоняне? — удивился Торвальд.

— Мы иначе относимся, сэр, вот в чем дело. Мы не можем относиться как вавилоняне, у нас другое воспитание. Мы к ним относимся как не пойми кто. Христианского отношения себе не разрешаем, вавилонского не умеем, а они… они непривычны к такому. И мы тоже. Сэр, какая бы это ни была идея, купить рабов на навегу — она обернется скверно для имперцев прежде всего. Мы должны… разрешить себе быть христианами. Иначе мы станем чем-то много хуже вавилонян. Приговора за этологическую диверсию нужно было бояться раньше. Нужно было не набирать гемов в экипаж. А теперь уж поздно. Я не благовествую им словами, но я… отношусь к ним как должен относиться, и иначе не могу. Этологиеская диверсия будет по-всякому, вы можете только решить, кого подрывать: гемов или своих людей.

Торвальд смотрел ему в глаза все время этого монолога, потом сказал:

— Поднимается ветер. Не хотелось бы его перекрикивать. Пойдем внутрь.

В капитанской каюте он заварил кофе, плеснул в чашки немного синтетического бренди.

Незнакомый сладко-горький запах был как смешанное чувство радости и грусти.

— Это была плохая идея, — согласился Торвальд, грея ладони о свою чашку. — Но другого выхода не осталось. Набрать людей-вавилонян означало повести их на верную гибель. А имперцы со мной идти не хотят. В прошлый раз я потерял корабль и людей. Хельга не замедлила воспользоваться случаем и раздуть этот страх и ненависть ко мне. Теперь я в общих глазах едва ли не больший мерзавец, чем Дельгадо. Почему ты не пьешь?