Мятежный дом - Ольга Чигиринская

Кисть снова запорхала над бумагой.

— Оно пишется опять-таки в два знака. Этот означает — «нести на плечах». А этот — «поражение». Вместе читается как «футан».

— А Рихард… — Бет говорила медленно, подбирая слова, — понимает ответственность так, как понимаете вы?

— Нет, — женщина покачала головой. — В том-то и дело. Для него поражения не существует. Победа или смерть. Ему не хватает терпения второго рода.

— А… — Бет коснулась пальцем знака «песок», — ему?

— Хватает. В этом мы имели возможность убедиться. И ответственность он понимает именно так, как это написано здесь.

— А есть другое понимание ответственности? — Конечно. Например, вот это, — на новый лист легли еще два знака. — Первый обозначает «верность, праведность, честь». Второй — «служба, задача». Вот это слово — «гиму» или «йе-у» — применимо к Рихарду. Знание ханьцзы — это еще и умение различать оттенки смыслов, сеу О’Либерти-Бон. Хотя оттенки можно различать и без него.

— Вы думаете, мне стоит начать брать уроки каллиграфии?

— Может быть. Попробуйте, — Аэша Ли протянула ей бумагу и кисть. — Нет-нет, не берите ее как обычное перо. Когда пишешь кистью, рука не лежит на бумаге, разве что предплечье чуть-чуть опирается о край стола. Вообразите, что между ладонью и кистью у вас зажато яйцо. Наш учитель просто давал нам яйца. Одно неосторожное движение — и хрусть! — свиток испорчен безнадежно. Да, примерно так. А теперь попробуйте написать что-нибудь простенькое. Например, повторить «синоби». О, вот уже ошибка. Первой пишется не эта черта, а другая. За тысячелетия писцы отработали самые лучшие, изящные и экономные движения кистью.

— А значит, лучше уже никто не сделает?

— Вы можете попробовать, — пожала плечами Ли. — Но, помучившись, остановитесь на самом удобном способе — который уже открыт. Творческая индивидуальность мастера проявляется не в этом, сеу О’Либерти. Стиль рождается изнутри. Да, вот так. Уже неплохо.

— А когда будет хорошо?

— Когда вы перестанете задумываться над своими движениями. Это признак мастерства в любой сфере — мастер задумывается над процессом не больше, чем младенец — над дыханием. Он делает все естественно и просто. Вам это должно быть знакомо. Вам удается достигать такого состояния в пении.

— Редко.

— Всякое мастерство приходит не вдруг. Годы терпеливого повторения и вдумчивого труда приносят свои плоды. Обратите внимание вот на это начертание, — Ли извлекла из стопки еще одну бумагу — и на этот раз Бет с удивлением увидела на ней печатный текст. Наверху было указано, что то расшифровка устного сообщения.

«Я — Йонои Райан, известный здесь, на Картаго, как Суна Ричард, и это мое второе сообщение. Извините, если я вас рассердил.

В прошлый раз я говорил о моей клятве. Сейчас я хочу сказать, почему эта клятва такая, какая она есть и зачем она нужна.

Вы наверняка слышали притчу о добром самарянине. Я ее слышал много раз и помню наизусть. Но до меня долго не доходило главное в ней — это не просто притча, а ответ на вопрос: если Бог велит возлюбить ближнего — то кто он, этот ближний, которого нужно возлюбить как самого себя? И когда у Иисуса спросили об этом, Он рассказал историю, где ближним оказался не брат по вере, а язычник, который перевязал человеку раны и заплатил за него в гостинице.

Казалось бы, я больше всего на свете должен хотеть, чтобы сюда пришла Империя. Ведь там — мои ближние. Братья по вере, или по безумию, считайте как хотите. Люди, которых мне легче понять, чем вас. Я не говорю, что они лучше — но у нас общий язык. И когда-то я в самом деле желал, чтобы Империя пришла сюда. Желал больше всего на свете.

Но теперь мои желания изменились. Потому что среди вас есть те, кто перевязывал мои раны. По большей части эти люди не знали, кто я. Но какая разница. Меня кормили, мне давали крышу над головой и работу, и принимали как своего — а значит, это мои ближние. И я уже не могу, как прежде, хотеть, чтобы вас рассеяли по Империи за то, что ваш дом сделал с Сунагиси.

И еще одно. Среди тех, кто сделал мне добро, первыми были гемы. Поэтому я не могу делать никакой разницы между ними и людьми, когда говорю „ближний“. И люди, которые вошли со мной в одну клятву — вошли в нее и с гемами. В этой Клятве мы все на равных, пусть нас и немного.

Когда я говорю „мир с Империей“, я не думаю про себя „разгром“. У моих ближних есть родители, братья, друзья — и пусть они не вошли в мою Клятву, ради тех, кто вошел, я не хочу никакого разгрома. Мир должен быть именно миром — беда в том, что я не знаю, как этого добиться.

Я буду очень рад услышать какой-нибудь совет на этот счет. Пока что мне приходит в голову лишь одно: посредник. Переговоры должен вести тот, кто действительно хочет мира, а не разгрома — и с имперской, и с вашей стороны.

Я думаю в первую очередь о Церкви. Это может вам не понравиться, но только Церкви не нужен разгром Рива. Церковь не имеет права на владение каким-либо доменом, а значит — ей не нужно освобождать на Картаго место для своих поселенцев. Любой доминатор может поддаться соблазну — а потом еще и подать это дело как справедливость. Людям иногда нужен такой самообман — поступая неправильно, уговаривать себя, что это не грех, а то и вовсе торжество добродетели. Зачем? Спросите себя. Вы именно так поступаете с гемами.

Самое плохое на этом пути — то, что ему нет конца. Катишься под гору и не можешь остановиться. Сначала скажешь себе — если это дело нужно, как его не сделать? А потом захочешь чувствовать себя хорошим и скажешь, что оно было правым. А раз уж оно правое, то почему бы его не повторить? Потому я и не хочу, чтобы Империя ступила на него. Она превратится тогда во что-то много хуже Вавилона — зачем тогда нужно было воевать и побеждать?

Ваши беды начались с того, что вы отказались признавать других своими ближними. Всех все равно невозможно любить, так будем любить тех, кто действительно близко к нам. Людей своего клана, потом — людей своего Дома, потом — людей Вавилона, а потом уж все остальных. Другие дома зашли по этой дорожке дальше вас, но вы все шли в одну сторону. Можно сказать — вам просто меньше повезло. Вы просто налетели на Райана Маэду, когда решили подобрать Сунагиси, потому что она плохо лежала, а вам нужна была база в том районе. Это же очень удобно: заключить договор со станционерами, и делать вид, что вы не знаете о том, что по этому договору планетники будут голодать. В конце концов, они вам не ближние, так? И тут появляется Райан Маэда, которому они ближние. И говорит: раз такие дела, мы поищем себе ближних в Империи. Чем дело закончилось — вы и сами знаете.

Сейчас вы разбегаетесь, чтобы прыгнуть в ту же грязь. Шедайин вам не ближние, а Инара плохо лежит, почему бы ее не подобрать. Ну ладно, допустим, вы подсчитали, сколько будет стоить кровь шедайин и ваше пиво и решили, что дело выигрышное. Не знаю, по каким правилам это подсчитывается, и знать не хочу, но допустим, что это так. Но Империи-то они ближние. Каждый новый император подтверждает договор Брайана и Ааррина. Если имперцы сейчас готовы вас разорвать — что будет после этого вашего „эбера“?

Закрытие планеты — тоже не выход. Вам не хватает технологий, вы не можете развернуть необходимое производство, вы не обходитесь без импорта оборудования из Империи. Если вы закроете планету — вы провалитесь во времена до Эбера. Такое уже бывало на некоторых планетах, вы знаете.

Несправедливость нельзя остановить, приумножая несправедливость. Если вы элиминируете гемов или закроете планету, оставив все как есть, это не спасет вас от Империи. Вы вами должны решить — будут у вас два миллиона голосов в вашу защиту или нет. Если вы элиминируете гемов, у вас их не будет. Если вы оставите гемов немыми рабами, у вас их не будет. Чтобы получить их голоса в поддержку, эти голоса вы должны им дать. Иначе не получится. Они умеют любить и они любят вас. Вы для них — ближние, хотите вы того или нет. Вы обязаны им хотя бы благодарностью — но если вы и этого долга не признаете, подумайте о своей безопасности.

Благодарю за внимание».

— Какой… оригинальный… стиль, — проговорила Бет, возвращая бумажку. Датирована эта расшифровка была вчерашним числом.

«Первое послание Дика к вавилонянам», как его наполовину в шутку называла Бет, широко разошлось по инфосети и вызвало массу толков. Обсуждения были горячими и бурными, мнения колебались в диапазоне от «Да кем этот имперский щенок, убийца и вор, себя вообразил?!» до «Слушайте, а ведь он где-то прав». Второе послание бет видела впервые.

— Да, — согласилась Ли. — «оригинальный» будет, пожалуй, самым подходящим словом. Вы, похоже, научились разбираться в оттенках смыслов.