Не выпускайте чудовищ из шкафа - Екатерина Лесина

верят в чудо. В любовь вот. Или в крепкую семью.

В то, что все всенепременно будет хорошо.

Как в сказке.

Жили они долго и… и дерьмо.

– Они собирались. И ехали на встречу, чтобы потом исчезнуть. А главное, что никто из родных толком не мог сказать, куда они отправились.

– Ладно. Пускай. Вот они ехали, ехали… и приезжали. В Лезинск. Скорее всего. Надолго никто тут не отлучался, а вот если полдня-день, то и не заметят, особенно если поздняя весна или вон лето. Но на пароме внимание обратили бы. Ты снимки показывал?

– Показывал. Не узнали.

А паром на Дальний – это не железнодорожные кассы. Тут бы хоть кого-то из пропавших, но запомнили бы.

– Стало быть, встречал. И на лодку вел. Свою. Привозил сюда, но не в порт. Тут есть тихие места, где можно лодку укрыть.

И женщину.

Сказать, что дом… дом где-то рядом. Всего-то надо, что подняться…

Но без треклятого подавителя все одно не получилось бы.

Ладно поехать за сотни верст на встречу с женихом, которого ты в жизни не видела. Никому ничего толком не сказать, записки с пояснениями не оставить. Ничего не оставить. Но дальше. Вот приехала я, допустим. А тут меня с поезда тащат куда-то. И не в город, а в лодку. Прямо так, без передышки. С чемоданом, а то и не одним. Они ж издалека ехали, а значит, взяли бы и одежду, и не только… то есть с чемоданами. В лодку, когда паром есть.

Впрочем, не местные про паром могли и не знать.

И любовь опять же.

Доверие.

У нас ведь принято людям верить. Но не настолько же? Или настолько?

– Подавитель у него точно был. – Бекшеев тоже вытянул руки над огнем. – Это объясняет многое. В том числе и кровь Барского. Из носу пошла. Воздействию можно сопротивляться, особенно когда знаешь, что это такое. Но это требует силы воли. И всегда травматично.

Барский, выходит, знал.

Или понял?

Сидел у себя дома, поэтому и дверь на кухню была открыта. Тот, другой, вошел. И использовал подавитель? Только Барский успел… запонку сломать? Или она сама?

В руках?

Приказ. Он сопротивляется. Не будучи менталистом, сопротивляться можно, конечно. Но это больно. И пальцы сводит судорогой. А еще сосуды лопаются… кровь падает на пол.

Одна капля.

Ему… зажали нос? Дали платок? Приказали идти. И он пошел. На лестницу. А там платок…

– Подавитель заставляет выполнить приказ. Чем четче формулировка, тем лучше…

– Знаю, – огрызнулась я.

– Приходилось?

– Иногда нужно не убить, а доставить груз в… указанную точку. Желательно неповрежденным. А с магами сложно. Особенно если приходится пересекать тяжелые участки. Болота там. Или овраги. Лес… когда на себе не потащишь. С подавителем проще. Если с зельями сочетать, вообще красота. Зелья притупляют восприятие. Подавитель работает…

– Кто еще мог иметь с ним дело?

– На знаю… но он не сложный. Это просто такая штучка. Квадратная. Две кнопки. Пробой-глушитель. По сути вроде удара током, но для тонкого поля. А второй контур, собственно, волю и подавляет. Жмешь, пока клиент в несознанке, и диктуешь.

Та капля.

Это после первого удара. А потом, уже на лестнице, Барский очухался. Только силенок устоять не хватило. Все, что смог, убрать платок от носа. И замедлить шаги, чтобы след остался.

– Но если брать все вместе. Лодку… или весельная, или моторная. Женщины… на вокзале он не стал бы рисковать. Людей много, вдруг в толпе кто лишний бы? Заметил бы? Нет, стало быть… не Лютик. Да и потом… у него ревматизм, ему по горам тяжело бы. Медведь? Он почти все время при Ниночке. Так что нет, не отлучался, да и…

Не хочу верить.

– Ник-Ник, Тихоня. Сапожник. Молчун.

Четыре имени.

И четыре человека.

Ничего. Выберемся, я каждого обнюхаю.

Или не я?

Я дотянулась до загривка своей твари.

– Она, конечно, не пошла под землю, но ведь след взяла, – сказала я Бекшееву. – А значит, и запомнила.

И все-таки, кто?

Глава 30. Влюбленные

«…из того, что достоверно удалось узнать, то главную роль в новой постановке получила Н., что породило немало слухов. Мы признаем, что она весьма хороша собой, но будет ли достаточно одной лишь красоты, чтобы исполнить столь сложную роль? И что стоит за этим назначением? Будет ли зритель поражен расцветшим талантом Н., как ему то обещают, или же разочарован, поскольку дело не столько в таланте, сколько в покровителях этой красавицы».

«Сплетник»

Влажная одежда пропиталась дымом, и Бекшеев, натягивая ее, не мог отделаться от мысли, что и он сам тоже пропитался этим вот угольным, черным горьковатым дымом.

Ничего.

Притерпелось. И вторая банка консервов, вскрытая здесь же, показалась отличнейшим завтраком. А снаружи было тихо. Странно. Еще недавно ветер гудел. А теперь тишина.

Небо ясное.

Сизое.

Солнце медленно поднимается из морских глубин. И красиво настолько, что сердце замирает. А он вдруг чувствует себя живым. По-настоящему. Воздух ледяной. И мороз звенит, спешит разгладить колючий мех инея на ветках деревьев.

– Хорошо! – Зима потянулась. – Ну, пошли… будем надеяться, повезет.

– В чем?

Тварь отряхнулась и бодро затрусила вперед.

– Увидишь. Буря – это так себе…

И через сотню шагов путь преградила огромная сосна, вывернутая с корнем. Корни эти черными щупальцами торчали в небеса, а огромные, изломанные ветви придавили прочие деревья.

Земля, слегка схваченная морозцем, хрустела. Но корка была тонкой, и, проломив ее, ноги проваливались во влажную теплую жижу и так и норовили разъехаться. И один раз Бекшеев все же не удержался, рухнул на колени, руками в эту грязь.

Встал.

Сдержал ругательство. И…

– Под ноги гляди, – Зима тотчас оказалась рядом, – тут порой землю сдвигает. Оползни случаются или вот промоины. Хотя их, смотри или нет, не увидишь. Эй, давай вперед.

И тварь затрусила быстрее.

До грузовичка они в конечном итоге добрались.

Повезло.

И что он остался на месте, тоже повезло. И что ни одно из деревьев, рухнувших этой ночью, не упало на машину. Она чуть просела, обзавелась грязною коркой, но внутри было сухо.

И мотор завелся.

Дернулись колеса, разбрасывая мелкую грязь. В какой-то момент показалось, что все, что любому везению свой предел положен, но грузовичок дернулся, всхрапнул и медленно пополз по склону.

– Теперь скрести пальцы на удачу, – буркнула Зима, глядя на дорогу.

Бекшеев скрестил.

Не в пальцах дело, конечно, но на дорогу они выбрались. А там уже до города если, то вовсе рукой подать.

– Я к себе, – Зима высадила его возле