Добролёт - Валерий Николаевич Хайрюзов

того же курсанта Суету, чемпиона Бугуруслана по борьбе и боксу, которого, как гласила легенда, не смогли во время одной из драк одолеть десять местных хулиганов? А местные были тоже не лыком шиты. В нефтяном техникуме учились братья Шамшаевы, прекрасные футболисты и хоккеисты, которые, бывало, могли вдвоём обыграть любую команду. И еще была татарская слобода, куда нам негласно запрещалось ходить. Но ходили и уводили от местных самых красивых девчат! Но в основном гуляли в городском парке или по «Броду», так среди молодежи в ту пору называлась улица Коммунистическая. Или бегали на танцы в «Нефтяник», а потом, когда нас разместили на Центральном аэродроме, стали ходить в «Строитель».

Танцы проходили под песни Майи Кристалинской, Вячеслава Трошина, Эдиты Пьехи. Но уже тогда входил в моду Иосиф Кобзон, Муслим Магомаев и совсем юные Мария Пахоменко и Лидия Клемент. Самыми модными были в ту пору песни «Карелия», «А у нас во дворе», «Песня остается с человеком». Но во время вечерних прогулок нам полагалось петь «Стальную эскадрилью». Из-за неё однажды произошел песенный бунт. Ермохин дает команду «Запевай!», а в ответ – молчок. Надоело петь одно и то же. Кое-как уладили конфликт.

Это с того времени вошли в наш быт курсантские заповеди и поговорки о том, что «Бог создал отбой и тишину, а черт – подъём и старшину». Летные заповеди были в основном шутливые, как, например, о брошюрке для курсанта, проходящего курс учебно-летной подготовки, того самого КУЛПа, о котором я прочел в первый день своего пребывания в училище.

Когда ложишься на кровать,

КУЛП надобно на сон читать.

А если ты пошел в сортир,

КУЛП прихвати – под гул мортир

Понятней станет летный мир…

Вернувшись снова на кровать,

Поймешь: КУЛП надобно везде читать!

Были и другие. Например, такое предостережение от преподавателя Приходько: «На посадке не козли, будет полный рот земли», «Даешь команду от винта, твоя жизнь зависит от шплинта». Последняя мне особенно нравилась: курсанты нашего отделения по росту были самыми маленькими, и нас в шутку все называли «шплинтами». А какими были соревнования между отрядами по художественной самодеятельности, по хоккею с мячом, футболу, баскетболу и волейболу! И еще новогодние вечера, на которые стремились попасть все девчонки города. Впрочем, сегодня даже уборка картошки кажется таким приятным занятием…

Но тогда еще тополя, что ныне подпирают небо, отделяя дорогу от летнего лагеря, были нашего роста, а сложенные из кизяка дома в Завьяловке были почти что все под соломенными крышами. Мне, выросшему в Сибири, было непривычно видеть земляные полы. В селе еще стоял старенький довоенный клуб, и теплыми субботними вечерами туда приходили местные девчонки и приносили с собой запах молока, хлеба и скошенной травы. Тогда в моду входили чарльстон и твист, но сухопарая заведующая клубом строго следила за нравственностью, а если кто пытался сплясать новомодный танец, тушила свет, и танцы прекращались. И мы, прихватив деревенских девчат, разбредались по окружающим Завьяловку густым лесопосадкам и камышам, а вслед нам из деревенского радиопродуктора летело: «Хороши вы камыши, камыши, камыши. Ве-че-р-р-не-ю по-р-ро-о-ою!»

Там же, в клубе или у себя в столовой, мы смотрели фильмы: «Человек-амфибия», «Рокко и его братья», «Люди и звери».

Однажды, возвращаясь после кино, я познакомился с худенькой и острой на язычок девчушкой. Звали её Валя, а фамилия у неё была Топчева. Она жила с родителями на железнодорожной станции. Чтоб идти в ногу со временем, она отрезала свою толстую косу и стала совсем как мальчишка. Когда мы купались в речке, она частенько вслед за нами прыгала с крутого обрыва в Кинель. В ту пору ей было лет пятнадцать, что, впрочем, не мешало ей, как выяснилось позже, обзывать меня Валеркой-салажонком… Наше по-настоящему первое назначенное свидание в лесопосадке закончилось пустячной ссорой, и на этом все завершилось. Овладевший всеми премудростями КУЛПа и вылетевший самостоятельно, я так и не смог простить ей «салажонка»…

Уезжая в свой последний отпуск, когда поезд проходил мимо завьяловского разъезда, я увидел её в последний раз. Был жаркий день, она спала прямо на деревянном крыльце, подложив под голову руку. Какие девичьи сны снились ей в тот миг?

Позже в один из приездов в Бугуруслан я вновь увижу её, она, чтоб скрыть морщинки вокруг глаз, даже в сумерках была в темных очках. Но время не прикроешь очками, всё меняется, всё проходит, в том числе и молодость… Узнав от Володи Ермохина, что в городском банке работает Галя Дороган, с которой когда-то мы катались на катке, вместе с ним после того, как объедим все наши памятные места в Бугуруслане: стадион, клуб «Нефтянник», берег реки Кинель, затем съездим в Завьяловку, где постоим у нашей превращенной в склад казармы, на обратном пути заедем к Гале, она напоит нас чаем с шоколадными конфетами и расскажет, кто и где находится ныне, кому-то из девчонок повезло, а кому-то и не очень…

Почему-то особенно запомнился нам приезд в Бугуруслан в 2003 году на презентацию книги «Колыбель быстрокрылых орлов». Позже нам расскажут, что администрация города распорядилась подмести и помыть город специально к нашему приезду. Потом была встреча в городской библиотеке, на которую молодая директор библиотеки Людмила Устименко пригласила творческих работников города, и мы, за чашкой чая вспомнив свою молодость, под баян споём наши любимые песни…

Весной, накануне выпуска в педучилище, я впервые услышал песню «Маленькая девочка», которую исполняла Валя Дятлова:

В огромном небе, в необъятном небе

Летит девчонка над страной своей.

Кто в небе не был, кто ни разу не был,

Пускай мечтают и завидуют ей.

Этой песней по громкоговорящей связи наш рейс встречал в сибирском Жигалово Коля Жабин. Тогда мечтали летать многие. Милые бугурусланские девчонки! Не открою особого секрета, если скажу, что главной мечтой для них было желание выйти замуж за курсанта! Сегодня бугурусланские невесты широко разбросаны по всей России. И как не вспомнить центральный аэродром, уютный стадион, сверкающий лёд на зеркальном катке и песни нашей юности:

Вьётся лёгкий вечерний снежок,

Голубые мерцают огни,

И звенит под ногами каток,

Словно в давние школьные дни.

Вот ты мчишься туда, где огни,

Я зову, но тебя уже нет.

Догони, догони, —

Ты лукаво кричишь мне в ответ.

В памяти, как после долгого сна,