Внутренний дворец. Книга 1 (СИ) - Архангельская Мария Владимировна

Между тем Чжуэ Лоун, выдержав паузу, пока напряжение не достигло должной отметки, и начал читать. Его стихотворение оказалось совсем коротким.

Плывут облака

Отдыхать после знойного дня.

Стремительных птиц

Улетела последняя стая.

Гляжу я на горы,

И горы глядят на меня,

И долго глядим мы,

Друг другу не надоедая.

Ещё более глубокая тишина была ему ответом. Нарушила её я. Повернулась к принцу и с искренним сожалением сказала:

– А я-то уже думала отдать приз вам!

– Что поделаешь, – с улыбкой развёл руками его высочество. – Всё должно быть честно.

Глава 23

Платьем простым я прикрою наряд расписной —

Тканой сорочки узор я прикрою холстом —

Милый, пора в колесницу коней запрягать,

Вместе отсюда уедем с тобою вдвоём.

Ши цзин (I, VII, 14)

Несмотря на то, что легли все поздно, в обратный путь в столицу собрались довольно рано утром. Небо расчистилось, похолодало ещё больше, на траве и палой листве появилась седина изморози. Зато солнце сделало ещё вчера унылую и неприветливую местность яркой и праздничной. Откуда-то вдруг выявилось многоцветье осенних листьев, в промежутках между кустами и кочками поблёскивали голубые осколки отражающих небо луж с каёмочкой тонкого ледка. Соколов на этот раз несли на специальных шестах идущие за нами следом слуги, а всадники неторопливой рысью ехали впереди, оживлённо беседуя между собой.

– Ну, я наивный, конечно, – весело рассказывал нам с принцем Чжуэ Лоун, щеголявший выигранным поясом. – Когда такая… хм… дама тебя привечает, да ещё отказывается от денег, то что о себе думаешь? К ней сам канцлер Нэй хаживает, а она предпочла меня. Но вот как-то подсаживается она ко мне и начинает намекать, что хотела бы стихов. Я не против, могу старое прочесть, могу новое сочинить. А она так глазки опускает и говорит: «А вот в честь госпожи Ань сочинили поэму…» Тут только я понимаю – соперницу прославили в столице и за пределами, вот и она захотела для себя славы.

– А вы можете её прославить? – наивно спросила я.

– А то ж! – усмехнулся Тайрен. – Недавно с южной границы вести приходили. Перехватили посланца южан, который добытые сведения через границу перевозил, и там среди прочего знаешь, что было? Последние стихи нашего Лоуна! Его и в Южной империи ценят.

– Постойте… Так вы, выходит, профессиональный поэт?

– Ну, что вы, – Чжуэ Лоун скромно опустил глаза. – Я не зарабатываю своими стихами на жизнь. Какой же я профессиональный?

– Придёт день, и ты станешь придворным поэтом, – Тайрен хлопнул его по плечу.

– Но тогда какое же это честное состязание?

– А?

– Вчера, – объяснила я. – Признанный поэт, а все остальные – любители. Разве это честно?

– А что ж теперь, Лоуну и в поэтических состязаниях участия не принимать, раз он поэт?

– Можно, но только с другими поэтами. Ну, или можно с любителями, но пусть тогда его стихи идут вне конкурса. А так это всё равно, что поставить новобранцев против мастера боевых искусств. Сразу ясно, за кем победа. В чём же тогда интерес?

– Слышал? – Тайрен подтолкнул приятеля локтем в бок. – Отдавай мой приз.

– Никогда! – Лоун вцепился в пояс. – Он получен из рук прекрасной дамы.

– Ах, так!..

Тайрен тоже вцепился в пресловутый пояс и рывком выдернул поэта из седла. И сам свалился следом. Я ойкнула, но судя по тому, как они со смешками продолжили возиться на земле, ни один из них не пострадал. Остальные всадники остановились и сгрудились около нас, подбадривая оседлавшего противника принца возгласами и улюлюканьем.

– Ваше высочество, имейте совесть! – воззвала я. – Рыбка задом не плывёт! Раз сами не догадались поставить ограничения, то уже всё, приз его. В следующий раз будете думать.

– Вот! – сказал снизу Лоун. – Слышали, ваше высочество?

– Ладно, ладно, – Тайрен поднялся и протянул ему руку. – У меня добрая наложница, пользуйся, что я не могу ей отказать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– О благородный кипарис, крепость и блеск твоих достоинств затмевает нефрит!..

Я невольно хихикнула:

– Кипарис?

– А тебе наставник Фон о нём не рассказывал? – Тайрен снова сел в седло.

– Рассказывал. Что кипарис – символ вечности и скорби, и поэтому его сажают при храмах и на кладбищах.

– Да, но не только. Кипарис ещё символизирует стойкость, выносливость и юность. Его часто сравнивают с благородным человеком. Так что для меня это достаточно лестное прозвище.

– А с каким деревом сравнивают дам?

– Дам чаще сравнивают с цветами. Но вас, – Чжуэ Лоун смерил меня взглядом, – я бы назвал сосной. Сосна – это тоже стойкость, мужество, постоянство и жизненная сила. А ещё – верность и супружеское счастье.

И высота – особенно у корабельных, мысленно добавила я.

– Сосна – Соньши… А что, это мне нравится больше, чем Тальо, – заявил Тайрен. Я улыбнулась, не подозревая, что в очередной раз сменила имя.

– Ладно, тронулись, – Тайрен подтолкнул своего коня пятками. Я последовала его примеру – и надо ж было так случиться, что чуть ли не из-под копыт моей кобылы вдруг стремительно вспорхнула какая-то птица, уйдя вертикально вверх. Здесь действительно было много дичи. Но что это была за птица, я не разглядела, потому что моя спокойная послушная кобылка вдруг с пронзительным ржанием вскинулась на дыбы.

Каким чудом я не полетела кувырком через круп, до сих пор удивляюсь. Руки без участия разума мёртвой хваткой вцепились в переднюю луку седла, нос едва не впечатался в лошадиный затылок, а эта кобылья дочь, опустившись на четыре ноги, поддала задом, едва не выкинув меня уже вперёд, и со всех копыт помчалась куда глаза глядят. В ушах засвистело, по лицу хлестала грива, поводья, которые я выпустила, ухватившись за седло, болтались где-то на шее, сползая вперёд, и я успела испугаться, что лошадь наступит на них, запутается и упадёт вместе со мной. К счастью, эта безумная скачка не продлилась долго. Тайрен поравнялся со мной всего через пару минут, немного обогнал, наклонился вбок и схватил болтающийся повод. И эта мерзавка немедленно сбавила ход и остановилась, словно и не случилось ничего, и она всегда была всё той же тихой и послушной лошадью.

– Как ты? – спросил Тайрен. Я со всхлипом втянула в себя воздух, а он обхватил меня за талию, легко вынул из седла, словно я ничего не весила, и усадил впереди себя, бережно прижимая к груди.

– Ну всё, всё… Всё уже закончилось.

Меня всё ещё колотило, но испуг уже отступал. Затопали ещё копыта, захрустела сухая трава, и к нам подскакал Кей.

– Всё в порядке? Ну, повезло.

– Да, повезло, – согласился Тайрен. – Хорошо, что она не упала.

Его конь под нами переступил с ноги на ногу и фыркнул, тряся головой.

– Помогите мне слезть, – попросила я. Сидеть боком у него на коленях и одновременно фактически верхом на луке седла оказалось не так уж удобно.

– Зачем? Я тебя так отвезу.

– Я могу и сама доехать.

– Ты хочешь снова сесть на лошадь? – удивился он. Я решительно кивнула:

– Если я сейчас не решусь, то уже никогда не смогу.

– Ну, смотри, – с некоторым сомнением сказал Тайрен, но всё же помог мне соскользнуть на землю. Я решительно взялась за повод своей лошадки, стараясь не показывать, что коленки у меня всё-таки подгибаются, а поджилки трясутся. Но всё оказалось не так уж и страшно. Кобыла смирно простояла всё время, пока я с третьей попытки не забралась в седло. Не так-то это просто – влезть с земли на лошадиную спину, находящуюся лишь немногим ниже уровня моего подбородка, даже со ступенькой в виде стремени. Кей спросил «Помочь?», но я отказалась, сказав, что должна сама. Когда я уже отъезжала, то услышала, как Тайрен с гордостью, словно моё поведение было исключительно его заслугой, спросил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})