Анклав (СИ) - Ермошин Андрей Федорович

Всё по-прежнему оставалось зыбко, неясно, от неопределённости исхода этого противостояния кружилась голова. Но чутьё подсказывало Марку: скоро, очень скоро, один из двух миров, одна из двух реальностей, возьмёт верх.

Толпа постепенно схлынула из кабинета Энцеля, направляясь к лестнице. Алекс и Мари возглавляли процессию — нагнать их, втискиваясь между чужими спинами и локтями, у Марка получилось этажом ниже. Отсюда, с балкона над холлом, сквозь раздробленное пулями окно открывался вид на двор управы, железнодорожную ветку; вид этот, по безошибочной догадке Марка, подействовал на Алекса как пощёчина.

Он снова почувствовал тяжесть ответственности у себя на плечах. И до дрожи стало ему стыдно за помутнение, ту кратковременную амнезию, вызванную весточкой о сестре.

— Ворота тоннеля, — он развернулся к Филиппу. — Это вы их открыли?

— Нет, Энцель оставил.

— Скажите бригадирам: пусть кто-нибудь собирает людей, займётся заготовкой провианта. Пусть осмотрят тоннель, нет ли препятствий. Для остальных, как планировалось, сбор в погрузочном. Чем раньше выдвинемся, тем быстрее Энцеля и нагоним.

— Алекс! — Марк прошмыгнул между Мари и Филиппом, встал у края балкона, прямо перед Алексом. — Послушай, прошу, сначала пойми кое-что.

Алекс нахмурился, но юношу не прервал.

— Энцель — совсем не тот, кем вы его считаете, — продолжил тот. — Да, он не фронтовой офицер, но и не перебежчик. С самого начала он был не на вашей стороне, потому что он — наёмник, которого прислали сюда с целью контролировать вас, сохранять и поддерживать ту ложь, ту иллюзию, которая внушалась вам поколениями. Он — один из многих. Так было всегда.

— К чему это всё? — Алекс развёл руками. — Какое нам дело, кто Энцель такой? Для нас он и его шайка — сволочи, которые морили нас голодом, стреляли в нас и по ночам закладывали бомбы, пытаясь поднять весь посёлок на воздух. И мы идём за ними. Прямо сейчас.

— Я не собираюсь отговаривать вас. Но ты должен знать, что Энцель — лишь пешка. За ним стоит огромная сила, огромная! Если не подготовитесь к встрече с ней, она раздавит всех вас, как букашек. Мир за горами далеко не таков, каким…

— Знаешь что, парень, — Алекс нагнулся к Марку вплотную, и тот, невольно отстранившись, упёрся рёбрами в балюстраду балкона, — будь ты здесь вчера, то видел бы: мы не нуждаемся в советах. Я благодарен за спасение сестры. Но есть решения, в которых мы можем доверять только себе, а никак не юнцу, свалившемуся с небес. Опасность больше не пугает нас — уж поверь мне, что бы ни случилось мы будем готовы принять бой!

Он развернулся и зашагал вниз по ступеням.

— Нет, не будете! — крикнул Марк ему вдогонку. — Меня не было здесь вчера, потому что днём ранее я сделал невозможное! Сделал ради того, чтобы добраться сюда. Предостеречь вас! Только я, я один могу вывести вас отсюда живыми!

Но Алекс был к нему глух.

Одолев пролёт, он спешно пересекал площадку, где оставались фрагменты баррикады; скользил под ногами ковёр из стреляных гильз да грязно-бурые пятна — отголоски вчерашнего боя.

Провожая Алекса растерянным взглядом, Марк и не заметил, как Мари шагнула вперёд и встала подле него.

— Алекс, я, конечно, понимаю, что лезу не в своё дело, но… — произнесла она, — я действительно уверена, что тебе стоит выслушать этого молодого человека.

Алекс встал, как вкопанный. И, задрав голову, посмотрел сначала на Мари, а потом на Марка.

В погрузочном цехе не топили с тех пор, как Энцель отрезал город от станции снабжения: здесь было почти по-уличному мёрзло. Марк поёжился на стуле и в который раз энергично потёр ладони.

В который раз это не помогло.

— Что это за штука такая? Ну та, на чём ты прилетел… — поинтересовался мужчина, сидящий слева: он был одним из первых, кто наставил на Марка карабин, а потому хорошо запомнился. Карабин и сейчас оставался при нём — лежал на столе, всё ещё повёрнутый дулом в сторону Марка — если это, конечно, не было простым совпадением.

— Это аэромобиль. Летающая машина, — ответил Марк.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ба! Летающая… — анклавец почесал заросший щетиной подбородок. — И много таких там, за горами?

— Там немало всего, о чём вам предстоит узнать. В том числе способного удивить куда сильнее.

В противоположной части цеха скрипнула дверь, вошли и направились к столу несколько человек. Места для них уже были готовы: Алекс сел напротив Марка, Мари — правее, остальные — по бокам от них. Не успел скрежет стульев о бетон утихнуть, как Алекс заговорил:

— Времени в обрез. Как только продовольствие погрузят, выдвигаемся. Давай, сынок, — обратился он к Марку, — что тебе есть нам поведать?

— Они ожидают этого, — робко начал юноша, с трудом преодолевая неуверенность из-за десятков пар глаз, буравящих его со всех сторон. — Они знают, что вы броситесь в погоню. И уже принимают меры.

— У Энцеля нет сил на засаду. Горстка людей — это всё, чем он располагает. На поезде даже запасов оружия нет, — сказал Алекс.

— Засада была бы лучшим из вероятных сценариев.

— Что же тогда?

— Я думаю… что угодно. Я не знаю… — Марк тотчас осознал, как опрометчиво поступил, признавшись в собственном неведении. Как выяснялось, он и сам ранее не отдавал себе отчёта в самом главном: у него и вправду нет всестороннего понимания обстановки. Как, собственно, и готового плана действий.

Это стало откровением. Последние двое с лишним суток — с того момента, как ещё в башне им было принято решение сюда лететь, он не заглядывал дальше этой задачи: столь рискованной, даже отчаянной казалась она сама по себе. В смятении, холодном поту и гнетущем страхе ищеек, наверняка преследовавших его по пятам, боязни быть обнаруженным, перехваченным на пути в анклав, он забыл, что путь — не самоцель. И ни разу не задумывался, о чём, собственно, следует рассказать анклавцам, как уберечь их от роковых ошибок — провести по козьей тропе, не дав сорваться в пропасть. Он лихорадочно перебирал варианты, но заветная формула раз за разом ускользала.

— Не знаешь? — удивился Алекс. — Если не засада, тогда, может быть, подкрепление? Откуда Энцелю ждать его здесь, в глубоком тылу? На железной дороге они обречены — остаётся только бросить поезд и уходить пешком. Тут-то мы их и накроем. А не мы, так другие, из наших.

Над столом прокатился гул одобрительных возгласов.

— Нет никакого тыла, никаких ваших, — заявил Марк, глядя исподлобья. — Вы одни против всех. Вы и я.

— Чушь какая! — встрепенулся анклавец с карабином.

Алекс снова начинал терять терпение, и даже присутствие Мари было уже не в состоянии помешать этому:

— Вот тебе кое-что насчёт мира. Мы пройдём через тоннель, на первом же полустанке выйдем на связь и доложим о себе. А потом затравим этого гада. Трусливо удирая отсюда, он сказал мне, что весь мир увидит, как я ошибался. Так вот, я хочу, чтобы мир видел, как его шея хрустит под моими пальцами!

— Постой, он так и сказал — весь мир увидит? Прямо так? — напрягся Марк.

Алекс кивнул, но ему больше не требовалось подтверждений: уже обретала форму догадка. Хоть и шаткая, она была всем, что у него оставалось. И он мёртвой хваткой вцепился в эту последнюю возможность.

— Новости! — воскликнул Марк. — Неужели он…

— Новости? — переспросил Алекс, сощурившись.

— Информация о том, что делается в мире.

— Радиосводки, что ли?

— Почти… Правды там, во всяком случае, чуть больше, чем в тех срежиссированных фальшивках, которыми вас пичкают, — Марк спешно стягивал рукав с левого запястья. Добравшись до коммуникатора, включил дисплей, сделал над ним пару жестов. Вскинул сжатую в кулак руку по направлению того конца стола, что упирался в стену, растопырил пальцы. — Надеюсь, ретранслятор был рабочим, — проговорил он себе под нос. — Очень надеюсь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

На панели коммуникатора засиял проектор, луч света ударил в стену, образовывая прямоугольник.

Анклавцы ахнули, заволновались, стали ёрзать в стульях; нарастал сбивчивый шёпот. Только Алекс и Мари сидели неподвижно, следя за каждым движением юноши.