Бомарше - Рене Кастр

Мне показалось, что императрица горит желанием прочесть произведение, уничтожение которого стоило мне таких трудов. Она принялась за чтение тотчас после нашего объяснения. Ее величество соблаговолила обсудить со мной самые интимные подробности, связанные с этим делом; она соблаговолила также выслушать мои пространные объяснения. Я оставался с ней более трех с половиной часов и несколько раз умолял ее самым настоятельным образом, не теряя времени, послать кого-нибудь в Нюрнберг.

— Но осмелится ли этот человек там показаться, зная, что может встретить вас? — сказала мне императрица.

— Сударыня, чтобы побудить его отправиться именно туда, я обманул его, сказав, что немедленно поворачиваю обратно и возвращаюсь во Францию. Впрочем, может, он там, а может, и нет. В первом случае, препроводив его во Францию, Ваше величество окажет неоценимую услугу королю и королеве, во втором его розыски, на худой конец, окажутся безрезультатными, как и операция, которую я умоляю Ваше величество провести тайно, приказав обыскивать в течение некоторого времени все нюрнбергские типографии, чтобы удостовериться, не печатается ли там вновь эта мерзость; в других местах я уже принял меры предосторожности и за Англию и Голландию отвечаю.

Императрица простерла свою доброту до того, что поблагодарила меня за пылкое и разумное усердие, выказанное мной; она попросила меня оставить ей эту книжонку до завтрашнего дня, дав мне свое святое слово, что вернет ее через г-на де Сейлерна.

— Ступайте и немедленно ложитесь в постель, — сказала она мне милостиво, — пусть вам поскорее пустят кровь. И да не забудется никогда ни здесь, ни во Франции, какое рвение вы выказали при сем случае, дабы услужить вашим государям».

Из этого знаменитого отчета, который Бомарше чуть позже отправил Людовику XVI, следовало, что у императрицы, поначалу сильно взволнованной его рассказом, тем не менее вскоре возникли некоторые сомнения: хотя Бомарше и предъявил ей письмо короля Франции, рассказанная им история изобиловала неправдоподобными деталями. Едва Бомарше покинул замок, Мария Терезия поделилась своими сомнениями с канцлером Кауницем.

Этот просвещенный министр, долгие годы вершивший политику Австрии и стоявший на страже ее интересов, знал репутацию Бомарше и относился к нему с некоторым недоверием. Кауниц прочел оставленный императрице памфлет и обнаружил, что ряд описанных в нем эпизодов касался событий, произошедших уже после того, как книжка вышла в свет. В частности, там говорилось о прививке против оспы, сделанной Людовику XVI, но дата, стоявшая на обложке книжки, на целый месяц опережала это событие. Одолеваемый сомнениями, Кауниц поднял на ноги своих агентов в Нюрнберге и довольно быстро получил от них письменные показания хозяина гостиницы Грубера из Нюрнберга и кучера Драца из Нейштадта. Помимо того, что сами эти показания были весьма противоречивы, они во многом расходились с тем, что Бомарше рассказал Марии Терезии. Выводы, которые сделал канцлер на основе собранных им сведений, представляются нам весьма близкими к истине.

Еще в пору своего общения с Тевено де Морандом Бомарше имел возможность убедиться, что бесчестное поведение гораздо выгоднее честного. Он был потрясен тем, с какой легкостью обманщик и шантажист добивался желаемого, играя на страхе своей жертвы. Возможно, он взял на заметку эти методы, весьма удобные тем, что, принося хорошие барыши, они позволяли оставаться безнаказанным. В этом случае возникает резонный вопрос: а не была ли история с памфлетом против Марии Антуанетты плодом воображения самого Пьера Огюстена, вел ли он какие-либо переговоры с Анжелуччи-Хаткинсоном, и существовал ли вообще этот пресловутый памфлетист? Кауниц в своих умозаключениях пошел еще дальше: он предположил, что Бомарше сам написал этот памфлет и от начала и до конца выдумал историю с нападением на него разбойников с единственной целью — «предстать в выгодном свете перед императрицей, дабы добиться ее расположения и ее милостей».

На наш взгляд, в целом эти рассуждения были не так уж далеки от истины, хотя некоторые выводы не являются бесспорными. Так, чересчур громоздкое название, равно как и слог дошедших до нас пассажей памфлета, совсем не похожи на стиль Бомарше; этот текст определенно писал кто-то другой, хотя, возможно, по заказу Пьера Огюстена. Не исключено, что этим другим был сам Тевено де Моранд, Бомарше поддерживал с ним дружеские отношения, а брат памфлетиста — Тевено де Франси — служил у него секретарем. Возможно, он заплатил автору «Секретных записок публичной женщины» часть из тех полутора тысяч фунтов стерлингов, что якобы были переданы Анжелуччи. Такого человека, вероятнее всего, никогда и не было, а посему план Бомарше был просто гениальным: ведь если в результате своей хитрости он добивался благосклонности императрицы, то через нее ipso facto — благосклонности Марии Антуанетты, а значит, и Людовика XVI, что автоматически обеспечивало ему отмену приговоров по делам с Лаблашем и Гёзманом, его реабилитацию и пересмотр тех судебных решений, которые подрывали его благосостояние и мешали карьере.

Поскольку Кауница довольно мало занимала карьера какого-то авантюриста, то он сразу же подумал о мерах предосторожности. Бомарше, естественно, рассчитывал на то, что Мария Терезия поспешит проинформировать королеву Франции о его подвигах и что похвальный отзыв о нем августейшей особы послужит на благо его репутации еще до возвращения на родину. Бомарше составил для императрицы мемуар, в котором советовал ей опубликовать злополучный памфлет, изменив в нем некоторые детали. Он был уверен, что Анжелуччи не будет предъявлять претензий за искажение его текста.

В тот момент, когда шевалье де Ронак шлифовал свой мемуар в гостинице «Труа курер», туда вошли два офицера в сопровождении восьми гренадеров, вооруженных ружьями с примкнутыми штыками. Секретарь Правящего совета предъявил Бомарше ордер на его арест за подписью г-на де Сейлерна, рекомендовавшего ему не оказывать сопротивления.

«Сударь, я иногда оказываю сопротивление грабителям, но императорам — никогда», — с достоинством ответил Бомарше.

Его багаж обыскали, часть вещей изъяли, а бумаги опечатали. Позже Бомарше так описывал Людовику XVI этот арест:

«Я прошу разрешения написать императрице, мне в этом отказывают! У меня отбирают все мои вещи, нож, ножницы, даже парик, и оставляют при мне всю эту многочисленную охрану, здесь же, прямо в моей комнате, где она и пребывает тридцать один день или сорок четыре тысячи шестьсот сорок две минуты, ибо если для людей счастливых часы бегут быстро, и один час незаметно сменяет другой, несчастные дробят время своих страданий на минуты и секунды и находят, что каждая из них в отдельности весьма длинна».