Бомарше - Рене Кастр

Если вдруг Ваше величество сочтет это письмо от незнакомого ей человека бредом раненого, коему лихорадка помутила разум, умоляю Вас, окажите мне милость и пришлите ко мне как можно быстрее человека, на которого вы полностью можете положиться, это больше в Ваших интересах, чем в моих. Я не смогу открыться этому человеку, поскольку должен сделать это единственно перед Вашим величеством, но я скажу ему достаточно, чтобы получить от Вас, сударыня, тайную аудиенцию, о коей ни ваши министры, ни наш посол ничего не должны знать.

Пусть Ваше величество не сочтет себя оскорбленной, ежели я осмелюсь умолять Вас выдать той особе, которую Вы пошлете ко мне, записку за Вашей подписью примерно следующего содержания: „Г-н де Ронак может откровенно говорить с подателем сего письма. Он облечен моим доверием“. Такая мера предосторожности необходима, дабы я был уверен в том, что мое письмо попало не в чужие руки, а в руки Вашего императорского величества.

Ожидая Ваших распоряжений в гостинице „Труа курер“ на площади Святого Михаила близ Дворца правосудия в Вене, я выражаю самую беззаветную преданность Вашему императорскому величеству и остаюсь Вашим нижайшим и преданнейшим слугой.

Де Ронак.

Вена, 20 августа 1774 года».

Таким образом эта, возможно, выдуманная от начала и до конца история с разбойниками неожиданно вошла в Историю. Бомарше по собственной инициативе искал встречи с императрицей. Именно ей хотел он рассказать о той опасности, которой подвергалась Мария Антуанетта, и на этот раз он действительно мог соперничать с д’Артаньяном.

Глава 26

БОМАРШЕ И ИМПЕРАТРИЦА МАРИЯ ТЕРЕЗИЯ (1774)

Итак, Бомарше оказался в Вене под чужим именем с секретным поручением и совсем не желал, чтобы об этом узнал французский посол барон де Бретейль. В подобных условиях установление контактов с двором императрицы превращалось в предприятие рискованное, если не безумное. Пьер Огюстен решился на небывалую дерзость: он явился к секретарю императрицы барону де Нени, который согласился принять его, и попросил передать свое письмо Марии Терезии, отказавшись при этом сообщить содержание послания. Нежелание посвятить барона в суть дела чуть было не провалило его, но Бомарше пошел на еще большую дерзость, заявив, что вся ответственность за возможные последствия бездействия барона де Нени ляжет именно на него. В заключение он сказал, что, даже если ему будет отказано в аудиенции, он все равно будет испытывать удовлетворение, поскольку исполнил свой долг, а чувство долга всегда главенствовало у него над всеми остальными чувствами. Покоренный красноречием Бомарше, г-н де Нени передал письмо по назначению, и уже на следующий день Пьер Огюстен был извещен о том, что г-н де Сейлерн, глава Правящего совета, лично доставит его в замок Шенбрунн для встречи с Марией Терезией.

Аудиенция, по всей очевидности, длилась долго. На этот раз Бомарше достал-таки свой драгоценный медальон с письмом Людовика XVI и обратил внимание императрицы на вмятину, оставленную на нем кинжалом разбойника. Теперь его рассказ о приключении в лесу близ Лихтенхольца во многом отличался от всех предыдущих версий. По этой новой версии, Пьер Огюстен якобы повстречал на лесной дороге всадника и узнал в нем Анжелуччи; еврей, в свою очередь узнавший Бомарше, попытался скрыться в чаще леса. После рукопашной схватки с ним Бомарше обнаружил в багаже Анжелуччи украденный им экземпляр памфлета и полторы тысячи фунтов стерлингов, переданных автору скандальной книжонки еще в Лондоне. Он сохранил Анжелуччи жизнь и оставил ему половину денег. Чуть позже, возвращаясь к своей карете, Бомарше подвергся нападению разбойников, которые отобрали у него неожиданно возвратившиеся к нему деньги; он и сам бы погиб, если бы не золотой медальон, висевший у него на груди и принявший на себя удар кинжала.

В подтверждение своих слов он предъявил императрице отобранный у Анжелуччи экземпляр памфлета и попросил ее отдать приказ полиции о розыске его автора. Потрясенная этим рассказом императрица не смогла удержаться от вопроса, который повторила несколько раз:

«Но, сударь, откуда у вас такое пылкое рвение к защите интересов моего зятя и в особенности моей дочери?

— Сударыня, в конце прошлого царствования я был одним из самых несчастных людей во Франции. В те страшные для меня времена королева не погнушалась выказать мне, обвиненному во всяческих ужасах, свое участие. Служа ей сегодня и даже не надеясь на то, что она когда-либо об этом узнает, я лишь возмещаю свой неоплатный долг; чем труднее мое предприятие, тем с большим усердием я стремлюсь довести его до успешного завершения. Королева однажды соблаговолила заявить во всеуслышание, что я защищаюсь слишком мужественно и умно для человека, действительно виновного в тех преступлениях, кои мне вменяют. Что же она сказала бы, сударыня, сегодня, если б увидела, что в деле, затрагивающем одновременно ее и короля, мне не хватает того мужества, которое ее поразило, и той ловкости, которую она назвала умом? Она заключила бы из этого, что мне недостает рвения. Этому человеку, сказала бы она, хватило недели, чтобы уничтожить пасквиль, оскорблявший покойного короля и его любовницу, в то время как английские министры на протяжении полутора лет тщетно пытались воспрепятствовать его изданию. А сейчас, когда на него возложено подобное же поручение, касающееся нас, ему не удается его выполнить; либо он изменник, либо дурак, и в обоих случаях он равно не заслуживает доверия, коим удостоен. Вот, сударыня, высшие мотивы, заставившие меня бросить вызов всем опасностям, пренебречь всеми страданиями и преодолеть все препятствия.

— Но, сударь, какая у вас была необходимость менять имя?

— Сударыня, к сожалению, меня слишком хорошо знает под моим собственным именем вся просвещенная Европа, записки, кои напечатал я в свою защиту перед последним процессом, настолько воспламенили умы в мою пользу, что повсюду, где я появляюсь под именем Бомарше, я возбуждаю такой дружеский, или сочувствующий, или хотя бы просто любопытствующий интерес к себе, что у меня нет отбоя от визитов, приглашений, меня окружают со всех сторон, и я лишаюсь свободы действовать втайне, необходимой при таком деликатном поручении. Вот почему я вымолил у короля разрешение путешествовать под именем де Ронака, на которое мне и был выдан паспорт.

Мне показалось, что императрица горит желанием прочесть произведение, уничтожение которого стоило мне таких трудов. Она принялась за чтение тотчас после нашего объяснения. Ее величество соблаговолила обсудить со мной самые интимные подробности, связанные с этим делом; она соблаговолила также выслушать мои пространные объяснения. Я оставался с ней более трех с половиной часов и несколько раз умолял ее самым настоятельным образом, не теряя времени, послать кого-нибудь в Нюрнберг.