Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев - Виктор Некрас

— Сколько дней я пролежал?

— Да… с седмицу, должно быть, — растерянно ответил Неустрой.

Витко попробовал счесть в уме — не выходило. Мысли путались. Крепко по голове приложили…

И вдруг вспомнил.

— А… Корочун скоро?

— Так через три седмицы же! — опасливо ответил Неустрой, опуская ноги с лавки на пол.

— Че-го?! — Витко рывком сел, зарычав сквозь зубы от боли. — Надо ко князю скакать немедля!

— Куда? — не понял парнишка. — В Тьмуторокань, что ли?

— Конь есть? — отрывисто спросил гридень, спуская ноги с лежанки.

— Какой тебе конь ещё? — изумлённо воскликнул Неустрой, глядя на Витко расширенными от страха глазами. — Да тебя ветер повалит прямо на крыльце. Куда тебе ехать сейчас?

— Я… мне в Полоцк надо! — бормотал гридень, цепляясь за стену, чтобы встать с застелённой шкурами лавки.

— Да ты отлежись хоть до утра! — воскликнул Керкун, появляясь в дверях. — Куда тебе ещё ехать-то на ночь глядя?!

Ноги Витко подкосились, и он упал обратно на лавку.

— Вот так-то лучше, — удовлетворённо проговорил хозяин, набрасывая на гридня рядно. — Ты, болезный, сейчас поешь и спи. А я сына пока за конём пошлю.

— Княжья служба, — шептал Витко, цепляясь пальцами за руки хозяина и сам плохо понимая, что он говорит. — Не найдёшь коня — пешком пойду, сдохну по дороге, на твоей совести грех будет… А за князем полоцким не пропадёт…

И вот теперь, у самого Полоцка!

Витко через силу поднялся и побежал к воротам, едва переставляя ноги. Земля шаталась и била по ступням чугунными молотами.

А от ворот навстречь уже летели вершники городовой стражи. Подскакали, окружили, обдавая пылью и запахами конского пота, горячей кожи и нагретого железа.

— Так это же Витко! — подивился кто-то мгновенно, и гридень враз признал Несмеяна. — Никак стряслось что?

— Коня! — прохрипел Витко сухим потресканным ртом. — Скорее ко князю!

— Вакул! — рявкнул Несмеян, указывая зажатой в кулаке плетью. — К Бронибору Гюрятичу, срочно! Гордей, коня гридню!

Один из воев тут же развернулся и поскакал обратно к воротам, а второй спешился, протягивая повод Витко. Гридень вскочил в седло и поскакал к воротам, окружённый воями, как почётной стражей. А Гордей, проводив своих взглядом, принялся стаскивать с павшего Виткова коня сбрую и седло.

Всадники влетели в ворота и помчались по улицам, провожаемые испуганными и встревоженными взглядами горожан. А навстречу уже скакали с воями тысяцкий Бронибор и воевода Брень. Витко невольно испытал гордость — ишь, какие люди в седло сами взгромоздились!..

— Всех? — подавленно переспросил Всеслав Брячиславич севшим голосом, безотрывно глядя на гридня. Лицо князя как-то враз осунулось и заострилось, глаза были совсем больными.

Витко сидел в княжье горнице — рассказывал Всеславу Брячиславичу про то, что стряслось с полоцким посольством. Время от времени гридень смолкал и делал крупный глоток из большой чаши с холодным малиновым квасом. Такая же чаша стояла и перед князем, но Всеслав даже не смотрел в её сторону. Рука князя невольно теребила бороду, сжималась в кулак.

Витко потерянно кивнул, отводя глаза — не должно вою видеть своего господина в таком смятении.

— Всё посольство, — повторил замедленно Всеслав Брячиславич. Отпустил бороду, потерянно уронил руку на стол. И вдруг одним движением смахнул со стола чашу с квасом — только брызнули черепки от удара в стену. А князь обхватил голову руками, уставясь в столешницу пустым взглядом.

— Кто? — спросил он страшным голосом.

— Вышата Остромирич, — голос Витко дрогнул — он опять словно въяве увидел всё, что сотворилось полтора месяца тому на Лукоморье.

Всеслав Брячиславич поднял голову. Взгляд его был страшен — казалось, окажись сейчас перед ним Вышата альбо сам князь Ростислав Владимирич, на них загорелись бы волосы и одежда. Дух Велеса бушевал в князе, сам Владыка Зверья в душе вставал на дыбы, выл и рычал, глядел из его глаз свирепым медвежьим взглядом.

— По княжьему слову творили?! — почти утвердительно сказал Всеслав.

— Того не ведаю, княже, — отверг Витко. — А только мыслю, что без княжьего слова такого не делают!

И то верно, — Всеслав скривил губы. — Попробовал бы кто из его гридней так посамовольничать!

Да что же такое стряслось с Ростиславом Владимиричем?!

Вышата!

Всё-таки Вышата!

Добрынино отродье!

Всеслав Брячиславич пинком отшвырнул с пути попавшийся под ноги столец — наедине с собой князь дал волю гневу. Слуги скрылись за дверями, затаились и слушали.

Ждали.

Давно уже шептались слуги княжьи, будто во время таких вот гневных приступов иной раз перекидывается Всеслав Брячиславич волком. А кто говорил — медведем.

Хоть никто ничего подобного и не видал, но слух упорно жил. Полз по Полоцку, заползал змеиными шёпотками в уши полочан, купеческими сплетнями расползался по окрестным землям.

Врали.

Просто гневен был Всеслав Брячиславич, и взгляд его в гневе не всякий мог вынести. А в страхе-то… чего не придумается.

Выручила, как и всегда, Ольга.

Стремительно и бесшумно вошла в горницу (и слуги торопливо прикрыли за ней дверь!), подошла к своему ладе, быстро прижалась на мгновение к плечу. Узкие холодные ладони прижались к княжьим вискам, взлохматили волосы, легли на лоб. Князь успокоился, сидел на лавке, глядя куда-то в потолок, только изредка злобно фыркая.

Она не расспрашивала.

Знала уже. Да что там княгиня — весь кром небось уже знал про гибель полоцкого посольства. Равно как и про то, кто в том повинен…

Веча бы не затеялось, — подумал князь с каким-то безразличием. С его любимых полочан сталось бы собрать вече из-за обиды, нанесённой любимому князю (а значит и всему городу, всей земле кривской!), да и войну начать с того. Всеслав мысленно представил во всей красе эту возможную (ой какую возможную!), но нелепую войну меж двумя землями, лежащими на противоположных краях Руси (Полоцк на северо-закате, Тьмуторокань — на юго-восходе), землями, меж которыми лежат четыре княжества и половецкое Дикое поле, Днепр, Дон и Лукоморье. Войну, в которой рати придётся гонять за полторы тысячи вёрст в обход чужих княжений, ибо ни одной общей межи у Тьмуторокани и Полоцка не было. Представил и невольно опять фыркнул, только уже не злобно, а смешливо.

Только смех смехом, а теперь он, Всеслав остался без единственного союзника. Ибо после того, что случилось, о союзе с Ростиславом можно смело забыть. Не бывает после такого союзов.

Но зачем?!