Стеклянный занавес - Мария Ивановна Арбатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я его люблю! – отчеканила Вика.
– А он? – Валя с трудом наступила на горло тексту про то, что Максим только за её время работы перетрахал по очереди всех медсестёр.
– Он женат. А у любовных треугольников все углы тупые.
– Но почему Максим?! – Валю бесило даже произнесение его имени.
– Ты сейчас как вождь племени Ахуелло… Я и сама думала, почему? На папку похож. И внешне, и инициалами. Максим Серов, Михаил Сизов. Если бы в одной поликлинике работали, больные б путались!
– Ты на учёт встала? – Валя попыталась изобразить из себя мать взрослой дочери, хотя саму колотило, как маленькую девочку.
– По месту прописки… Максик водил, с гинекологом базарил.
– С тобой ходил? – недоверчиво переспросила Валя.
– Думали ж, после наркоты незалётная, а вон получилось! Мамы всякие нужны, – горделиво сказала Вика. – Максик со мной и в больницу к наркуше мотался. Только последнее время с Центнером езжу.
– Почему скрывала?
– Ну ты занята, звездишь… У тебя Дедморозыч.
– К Денису приревновала?
– Меня подрастила, собой займись. На передаче тебя чуть кондратий не хватил… Воздух глотала, как героинщик на ломке.
– Почему матери сказала?
– Во-первых, бабка – беспонтовая, нимба не носит, а во‐вторых, она от Максика млеет!
– Ты его сюда приводила?
– Заезжал. Бабка говорит, рожай от такого ладного, помогу поднять.
– Рожать без мужа? – укоризненно покачала головой Валя.
– У тебя сколько мужей было? И кого ты от них, кроме меня, родила?! – вдруг заорала Вика. – Ничего ж не прошу! Мы с Максиком всё просчитали. Хату мамкину распилю, бабла заработаем. Со второго семестра в академку, если носить буду тяжело… Гони визитку Куницы, пусть со мной будет.
Валя обняла Вику:
– Твой ребёнок – мой ребёнок. Даже на Максима соглашусь. Но почему не от тебя узнала?
– Думала ж аборт делать, а Ритка своими колдовскими аксессуарами глядь и говорит – рожай, Макс тебя любит. Не знала, как тебе сказать, решила, сама заметишь… Но ты ж ослепла от звёздности!
– Правда? – Валя была глубоко уязвлена этой круговой порукой.
– Правда! А у меня мальчик… Чётко лежит, прибором к камере! Звать будут Мишка. Хоть папка и жидкий, но в честь него. И вообще, ты Максику по гроб обязана, сколько он в поликлинике журналюг на грудь принял! Они ж за бабло просили всех дать интервью, что ты делаешь эротический массаж!
Вале так и не удалось уснуть. Вспомнила, как залезла без спросу в Викин рюкзак, обнаружила белый халат с кривовато недовышитыми нитками мулине инициалами М.С. и решила, что халат Михаила.
Вертелась с боку на бок, и перед глазами плыли суровые картинки. Молодая беременная бабушка возвращается «в чём взяли» из областного центра после избиений на допросе.
Автобусов-скотовозов в тридцатые не было, значит, пешком, на телеге, на попутке. Водитель или возница подсаживают еле живую молодку с большим животом в высокую кабину грузовика или на телегу. Благодаря травам умудряется избежать выкидыша, сохранив единственное, что осталось от мужа…
Поняв, что беременна, мать по-собачьи заглядывает в глаза изнасиловавшему её отцу, чтоб женился, прикрыв срам. Конец пятидесятых. В городке, куда приехала работать на фабрике, иначе заклюют и запозорят. Из фабричного общежития вышвырнут с дитём в чисто поле. Рождение Вали связывает её с насильником на всю жизнь.
Семидесятые. Валя, поняв, что не вытянет ребёнка в съёмной комнатушке со спивающимся Лебедевым, идёт на аборт, заканчивающийся осложнениями и бесплодием.
Конец девяностых, безбашенная Вика беременеет от самого неподходящего партнёра. И Валя с матерью сделают всё, чтоб род Алексеевых продолжился. Не важно, что её фамилия Сизова, Алексеевы поднимут малыша в облаке своей любви.
Получается, женщины в их роду беременели каждые двадцать лет, и каждые двадцать лет что-то новое старалось задуть эту свечу. В случае с Валей это получилось бесповоротно, и чудо, что свеча загорелась в худенькой, изношенной наркотой Вике.
– Как ты? – нежно спросила Валя утром.
– По утрам тошнит, как от плохого винта… Максик велел есть белые сухари. И яблочный уксус принёс, в чай добавлять. – Вика подошла к Вале и ужаснулась: – Фигасе! Ты со вчера грим не смыла!
Такое с Валей было впервые. В ванной испугалась собственного лица, грим расползся по нему пятнами. Умывшись, предложила Вике:
– Может, дома посидишь?
– С тоски помру. А чё ты без Дедморозыча приехала? Надоел?
– Знала, что устану на передаче. Зато водила его в ресторан на концерт Снежаны.
– Снежаны? Он там не заблевал скатерть?
– В отделение с ним ездила, Тёма ученичков Юлии Измайловны на краже замёл.
– Мусоргский – гений!
– А что из еды тебе хочется?
– Бабка и так плетёт кружева у плиты. Иногда такой байды охота, которую в жизни в рот не брала. – Вика натягивала джинсы и футболку.
Не заметить округлившийся животик мог только стопроцентно слепой. Вале снова стало стыдно, но она жадно подумала, а ведь хорошо, что Максим женат. Значит, это будет только их малыш!
На пушечный выстрел не подпустит к нему ни мать Вики, ни мать Максима. И уже даже любит мерзавца и б… на Максима Серова за то, что отговорил Вику сделать аборт, помог встать на учёт и ощутить себя любимой.
Вспомнилось, как бабушка Поля разбирала с беременной соседкой пучки лечебной травы на просушку и учила:
– Тебе, Глаша, вязать да шерсть распутывать низя – а то ребёночек в пуповине запутается.
– Ещё чё низя? – Толстенная курносая Глаша строила жизнь по бабушкиным советам.
– Будешь красные ягоды есть – родится румяным. Будешь много рыбы есть – родится немым. Коли чего захочется, а не дадут – рожать будешь тяжко. Пока брюхатости не видно, никому, кроме мужа, не говори, чтоб дурной глаз не пометил! На уродов не гляди, на пожары да похороны не ходи, не стригись да ругань не слушай!
– Как всё запомнить? – таращила глаза Глаша.
– Услышь его да почуй, чего ему надо. Как ему не по нраву, вертеться начнёт, сам тебя окоротит. Тогда на печке полежи, на лужок сходи, поговори про хорошее да успокой.
Вика убежала, Валя побрела в кухню завтракать.
– Чё надулась, как мышь на крупу? – оглянулась на неё мать.
– Штирлицы хреновы! – не выдержала Валя.
– Ты про что, доча? – фальшиво удивилась мать.
– Про Михал Максимыча!
– Так Викуська сказала, Максимка тебе не по нраву, – стала отмазываться мать. – Молчу, чтоб её не волновать.
– Да он её школьницей оприходовал! – Внутри у Вали всё кипело.
– Школьницей? – нахмурилась мать.
– Максим из моей последней поликлиники! Ни одной юбки не пропустил!
Мать начала нервно тереть что-то в раковине:
– А вот люди говорят, самый добрый муж – нагулявшийся кобель! И на Мишу с лица
