Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Флинн

— Тогда в нем должно быть также что-то от воды, которая стремится к нижней сфере, — хотя огонь и воду, являющиеся полными противоположностями, нелегко смешать. Итак, ваша огонь-вода должна, следовательно, течь по каналам меди, как вода течет по мельничным лоткам и приводит в движение колесо мельницы Клауса от реализующейся потенциальной возможности. Эти плоды на стеблях обозначают машины? Jа? Но для того, чтобы привести машину в действие, необходим сильный поток. Огромное значение имеет высота запруды, поскольку, чем с большей силой падает вода, тем большая совершается работа.

— Потенциальная «сила воды» в этом контуре очень велика, — сказал Готфрид, слуга эссенции, — равно как и ее ток. Мы достали остаток слитка, оставленный кузнецу во Фрайбурге. Он не восполнит все потери, но его будет достаточно, чтобы создать это устройство.

— Как? — вскричал Дитрих. — Это же было платой меднику за работу!

Ганс махнул рукой:

— Нам она нужней. «Жучок», который путешествовал с тобой, сообщил, где располагается его мастерская. Мы слетали туда ночью и забрали слиток назад.

— Но это кража!

— Это вопрос выживания. Разве блага не распределяются по потребностям, как ты читал из своей книги?

— Распределяются, но не отбираются силой. Ганс, присущая вашему народу гордыня сбивает тебя с пути истинного. Ты видишь какую-то вещь, и, если ты желаешь ее и имеешь достаточно силы взять, ты берешь.

— Если мы останемся здесь, то умрем. Поскольку жизнь есть высшая ценность, она требует величайших усилий; а потому все во благо нашего спасения не может быть названо излишним.

Дитрих вздрогнул:

— Но жизнь — это только величайшее из тленных благ; а потому она не является самым большим благом из всех, которое мы называем Богом. Желать того, что имеет другой, — это значит любить себя больше, чем ты любишь другого, а это противно Charitas.

Но Ганс отмахнулся:

— Иоахим верно обрисовал тебя. — Затем он повернулся к кузнецу. — Лоренц, можешь ли ты вытянуть проволоку достаточного диаметра?

— Медь требует более слабого огня, чем железо, — ответил Лоренц, — и дальше нужный диаметр — это лишь вопрос величины пропускного отверстия. — Он ухмыльнулся ничего не выражающим лицам крэнков. — Не беспокойтесь. Я начну работу, как только мы вступим под влияние Венеры.

— Венеры… — Ганс вскинул руки в жесте, выдававшем неуверенность.

— Эта планета благоприятствует работе с медью, — ответил кузнец на очевидное замешательство крэнка. — Ведь медь сначала шла с Кипра, — словоохотливо добавил Лоренц.

Свое позволение начать предприятие Манфред даровал со зримой неохотой. Однако не потому, что сомневался в благоприятном исходе, а как раз наоборот.

— Если они починят этот свой корабль, — признался он потом Дитриху, — крэнки от нас попросту улизнут, поскольку я сомневаюсь в том, что Гроссвальд понял смысл присяги на верность. Когда ему это окажется угодно, он отбросит ее безо всяких сомнений в собственной правоте.

— И будет в этом очень сильно отличаться от остального человечества, — добавил с иронией Дитрих.

И затем Лоренц обратил слиток в проволоку, а Готфрид устроил ее на доске, повторяющей рисунок «описи» при помощи магического жезла. Когда крэнк дотрагивался этим жезлом до катушек металла темно-серого цвета, металл тек и капал на проволоку и штыри, моментально вновь затвердевая и намертво скрепляя одно с другим. Мастера по металлу применяли подобный «металл для паяния», но они использовали огонь, чтобы расплавить его, здесь же Дитрих не видел никаких признаков огня. Жезл, который Готфрид позволил ему потрогать, не был даже теплым.

Работа требовала ювелирной точности, и, если она где-нибудь не соблюдалась, Готфрид колотил своих подмастерьев или сцеплялся с Гансом. Даже среди крэнков Готфрид выделялся буйным нравом.

Крэнки беспокоились по поводу «неизолированной» природы проволоки, но значение этого осталось таинственным, ибо в немецком языке не было соответствующего слова.

Когда «контур» наконец был готов, Готфрид испытал его при помощи устройства, которое носил на своем поясе, и — после долгой дискуссии с Гансом, Скребуном и бароном Гроссвальдом — объявил о том, что он удовлетворен.

На следующий день в неподвижном воздухе закружился снег. Вся компания собралась во внутреннем дворе замка. Закутанный в меха Готфрид затянул на себе ремни упряжи для полетов, к которой в специальном мешке было прикреплено созданное им устройство. Его подмастерье Виттих, вдоволь настрадавшись во время ремонта, теперь должен был доставить к кораблю Лоренца. Кузнец испросил милости взглянуть на корабль своими глазами; и барон Гроссвальд, по настоянию герра Манфреда, дал свое согласие.

Дитрих благословил их предприятие, и Лоренц опустился на колени на обледенелые камни, осеняя себя крестным знамением. Прежде чем подняться на башню, откуда должен был стартовать корабль, кузнец обнял Дитриха и похристосовался с ним.

— Помолитесь за меня, — попросил он.

— Закрой свои глаза, пока не окажешься на земной тверди.

— Я боюсь не высоты, а провала. Я не медник. Проволока не такая тонкая и ровная, как о том просил Готфрид.

Дитрих остался у подножия башни, тогда как остальные принялись карабкаться наверх по узким, бегущим по спирали ступеням. Сразу же на повороте винтовой лестницы крэнки начали спотыкаться. Ганс, оставшийся с Дитрихом, отметил явную безыскусность каменщика.

— Как раз наоборот, — сказал Дитрих. — Ложные ступени устроены так, чтобы «подставлять подножку» штурмующим башню. Ступени закручиваются по правую руку для той же цели. Вторгшиеся не смогут орудовать своим мечом; тогда как защитники, наносящие удар вниз, могут размахнуться со всей свободой.

Ганс покачал головой — жест, которому он научился у обитателей деревни.

— Ваша абсурдность всегда оказывается хитроумной. — Он указал на небо, хотя и не поднимал головы: — Они полетели.

Дитрих провожал летунов взглядом, пока они не превратились в черные точки. Дозорные на стене тоже следили за ними, хотя они уже достаточно насмотрелись на подобные полеты, и новизна трюка начала пропадать. Они даже видели, как летал Макс Швайцер, хотя и без особого успеха.

— Блицль полон оптимизма, — сказал Ганс.

— Кто такой Блицль?

Ганс указал на ту сторону леса, где скрылись летуны.

— Готфрид. Тех, кто занимается его ремеслом, мы называем «маленькими молниями».[170] Во время грозы ваше небо рассекают огромные языки огненной жидкости, а Готфрид имеет дело с уменьшенными копиями того же рода.