Поэзия Латинской Америки - Антология

Путешествие по Андам

Перевод Т. Глушковой

Тишина взрывается конским топотомПенный прибой лошадиного ржанья обгоняет рассвет над скаламиОбнажаются каменные позвонки деревниЗвон церковного колокола плывет в пáмпу

Мы пьем свою первую утреннюю чарку

Солнце надраивает крышиВ конские гривы мы как ленты вплетаем радостьСкачет пришпоренный деньВзлетаетВысокая колокольня деревни

Пампа распахивает перед нами пышную лавку горМы берем кислород в дорожные котомкиДорога разматывает твердые тропинкиПлывет с севера облако голубейА в вышниеВзрываетсяПиротехника попугаевНа маршеНаши глаза как вспышки рассвета прожигают занавес горизонтаСвадебный кортеж здешних индейцевСловно поясом стягивает нарядно одетую горуКонические индейские шляпы из листьев гераниплатки яркие как пламяСверкают курительные трубки и тамбуриныДвадцатилетия невеста разбрасывает колосья и макив утренних росах поляЗеленеют от песен

Мчась во всю мочьМы влечем за собою пространство на крупе коняКак цветастое пончоПешие индейцы уступают дорогуПампа пóтом блестит от полдневной усталостиС дремлющих скалКургузые птицы выслеживают добычуПо косогору верхом скачет вечерОтставшие путники заслоняют закатное солнцеДорога клубится пыльюМы швыряем в реку камушки из ущельяГоры вжимаются в ночьПульс уздечек пробивает холстину туманаВечерние костры лижут пламенем небоЗалпы криков отдаются в висках деревни

Дорога отряхивает спину

ХАВЬЕР АВРИЛЬ[243]

Восприятие человека и борозды

Перевод А. Эйснера

Настаиваю на красоте растительного мира,в которой убеждает нас величие пейзажаи спокойствие гор.

Свобода, разлитая между землею и небом,воплощена в обыкновенном листочкеили в текучести вод.

Крестьянин не ошибается, когда вместе с дождем собирает небесав потайные водоемы бесконечностии когда, следуя изначальной правде земледелия,сам покорно падает в почву, как ежегодно сеемое зерно.

Легкий ветер, это залог урожая,а солнечный свет придает колосьям золотистость и праздничность.Человек и часть природы, и ее история,и, чтобы жить, обязан трудиться, питаться и отдыхать.

Он заводит семью, а потом засыпаетв податливой унавоженной земле по берегам рек,которые разливаются и затопляют ближние лесаи жилище и обитающие в нем мечты.

На смену отцу приходят дети,они валят деревья времени,а затем тоже почиют на очищенных ими участках

и отрешаются от всего: от податей,от свежего воздуха и от магии огородных чучел,оголяемых вихрями…

Совершенно отсутствующие, отчужденные и от радостей и от обид.

Там, в глубине перемешавшихся могил, нет ни солнечных лучей,ни того, что когда-то было человеком: труда,усталости, бедности и одиночества.

Проходят гражданские войныи оставляют после себя разоренные поля,изувеченных мужчин и растоптанные розы.

Сколько глаза мои видели,а я не могу сказать, где и когдамне суждено умереть.

Да, были и горе и счастье,но теперь забываются и люди и даты.

И ни быстротекущие часы, ни увядающие цветы меня ужене волнуют,только твое зияющее отсутствие в каждой вещии я сам, потерянный, посреди своих голосов.

ГУСТАВО ВАЛЬКАРСЕЛЬ[244]

Гимн маису

Перевод С. Гончаренко

Когда произносишь твое имяневольно текут слюнки, —перуанский чокло, зеленый початок;маис древних инков;теплые зерна нежности;гроздь пенных зубов;памятник зеленых цивилизаций;невесомый дух хмельной чичи,настоянной на веках;изначальные зернышки крови,близнец счастья,крылья, поднявшие Перу над Америкой,зоревая ступень истории,древнее золото флоры…Время вознесло тебя на своих плечахк высотам Мачу-Пикчуи за руку вывело в равнины побережья.Ты — сама жизнь;материал, из которого сделано имя Перу;четкие шеренги зерен —боевой авангард лакомой снеди;заплетенная легендами грива;желтый гранат неколебимой любви;сок, в котором бродит пенистая мечта;гордый брат картофеля;плод, от рожденья поделенныйпо-братски, поровну:знамя индейских общин;причастие остроконечных Анд —их кровь и просвира;священный початок,манна земная,жемчуг мифа,посох слепого,прибежище нищих,неугасимый зеленый факел…С тебя начинается вкус отчизны.Из твоих белых сосцов, —перуанский початок, маисовое Перу, —сочится млечная вечность.

СЕБАСТЬЯН САЛАСАР БОНДИ[245]

Перевод Б. Дубина

Рождество в разлуке

Знаю, что кто-то вдали сейчаспыль отряхнет с нашей детской елкии замерцают на ветках помятые звезды.Знаю, что кто-то качает стаканом в тактзамирающим нотам перуанского вальса,нарушая семейный порядок в декабрьский вечер.

Стол наш будет накрыт, и никтоне обернется взглянуть, как вхожу я,как сажусь на законное место старшего сынаи напеваю, хмелея, и прерываю молчаньечем-то сердечней этой грошовой открытки.

«Доброго вам рождества!» — говорю, как сказал бы:«Снова я здесь», — потому что люблю этот мирный покой,где неспешное время вышивает украдкойкрестики счастья на темной изнанке нужды.

Знаю, что кто-то вдали сейчаск двери рванулся, вспугнув расстоянья, как птицу,и встречает меня, и смеется, смеется…

Собственноручное завещание

Оставляю мою тень,что иголкой в улице заселаи с тоской озирается на стены,на окна в решетках, за которыми любить не умелана город мой с его каменным небом.Оставляю призрачные руки,что скользили по клавишам, бедрам, и струям и вéкам медовым,мои пальцы, с которых сошли эти строчкипоступью той, чье сердце, как обшлага, сносилось.Оставляю лысую голову, лапки мои паучьи,мое платье, в подпалах от сгоревших предвестий,полинявшее от лампы над поздней книгой.Оставляю побитые крылья, мою игрушку,заводную лошадку, что годами скакалак тем верховьям, где ключ величья и смерть для смерти.Оставляю эти несколько книжиц, потраченных ленью,образ мира в груде мутных осколкови заглохший стон под лавиной молний,что зажат в зубах, как щепотка раскисшей глины.

Прими это все, собери словно крошки с юбки,хоть эту малость подай на прокорм забвенью.

ВАШИНГТОН ДЕЛЬГАДО[246]

«Сеньор рантье…»

Перевод Б. Слуцкого

Сеньор рантье,сеньор чиновник,сеньор помещик,люди бессмертны,но вы-то смертны.Любопытно, что гнить начинаютеще до того, как станут трупом.Терпите свой смрад, если хотите,демонстрируйте его понемногу,но не болтайте.Выставляйте задницы, сеньоры,но никогда не рыдайте,даже для скотов необходимокое-какое приличье.Не забывайте также о небе,о белых крыльях,о музыке арф,сладостно звучащихпод вашими сладостными перстами.Подумайте о книгах, которые вы листаете,о заброшенных чахоточных вдовах,которых спасут ваши золотые трубы.Подумайте о ваших купюрах, олете на пляже, о любовнице-блондинке,об эфебе-брюнете, о бедняках,которых вы облобызаете в мире ином,о земных просторах и о засахаренномнебе.Подумайте обо всем,потому что в этом миревам пребывать не так уж долго.

АЛЕХАНДРО РОМУАЛЬДО[247]