Восходящее солнце - Майкл Крайтон

Я спросил: «Почему мы здесь сидим?»

«Потому что», сказал он.

Поэтому мы сидели здесь. Учитель начал закругляться и гнать детей со льда. «Снимайте коньки здесь же. Снимайте! Ты тоже, Александр! Александр!» «Знаешь», сказал Коннор, «если ты захочешь купить японскую компанию, то не сможешь этого сделать. Японские компании считают, что постыдно быть под иностранцами. Это позор. Они этого никогда себе не позволяют.» «Мне казалось, что это можно. Говорили, что японцы улучшили свои правила.»

Коннор улыбнулся. «Теоретически, да. Теоретически ты можешь купить японскую компанию. Но практически это тебе не удастся. Потому что, если ты захочешь завладеть компанией, тебе вначале надо обратиться к ее банку и получить согласие. И эта процедура абсолютно необходима. А банк согласия не даст.»

«Кажется, Дженерал Моторс владеет Исудзу.»

«ДжМ владеет третьей частью Исудзу, а не контрольным пакетом. И это всего лишь изолированный случай. А вообще, за последние десять лет иностранные инвестиции в Японию сократились наполовину. Одна компания за другой обнаруживала, что японский рынок чересчур крут. Они уставали от обманов, от махинаций, от сговоров, от нечестности на рынке, от данго – секретного соглашения их вытеснить. Они уставали от правительственного регулирования. От изматывания. И в конце концов сдавались. И попросту отступали. Большинство фирм из других стран отступило: немцы, итальянцы, французы. Все просто устали делать бизнес в Японии. Потому что Япония закрыта, вне зависимости от того, что они сами об этом говорят. Несколько лет назад Т. Бун Пикенс купил одну четверть акций японской компании, но так и не смог попасть на собрание совета директоров. Япония закрыта.» «Так что же нам делать?»

«То же, что делают европейцы», сказал Коннор. «Взаимность. Так на так. Один ваш за одного моего. У всех в мире та же самая проблема с Японией. Это просто вопрос о том, какое решение работает лучше. Европейское решение весьма прямое. И работает хорошо, по крайней мере, пока.» На катке несколько девочек-тинейджеров начали делать разминку и тренировочные прыжки. Учитель повел класс по коридору мимо нас. Проходя мимо, он спросил: «Кто из вас лейтенант Смит?» «Я.», ответил я.

Один мальчишка спросил: «У вас есть пистолет?» Учитель сказал: «Эта женщина просила вам передать: то, что вы ищите, находиться в мужской раздевалке.»

«Да?», сказал я.

Мальчишка спросил: «А можете показать?»

Учитель сказал: «Знаете, такая восточная женщина. То есть, мне показалось, что она восточная.»

«Да», сказал Коннор. «Спасибо.»

«Я хочу посмотреть пистолет.»

Другой мальчишка сказал: «Молчи, дурак. Разве ты не понимаешь? Они за кем-то следят.»

«Я хочу посмотреть пистолет!»

Коннор и я пошли прочь. Дети шли следом и просили показать оружие. На другой стороне катка человек с газетой с любопытством поднял глаза и следил, как мы уходили.

«Совсем не похоже на незаметный уход», проворчал Коннор.

В мужской раздевалке было пустынно. Я начал один за другим открывать зеленые шкафчики в поисках лент. Коннор даже не пошевелился. Я услышал, как он позвал меня. «Сюда.»

Он стоял возле душевой. «Вы нашли ленты?»

«Нет.»

Он держал открытой дверь.

Мы прошли вниз на пролет бетонных ступенек и вышли на площадку. Там были две двери. Одна выходила в грузовой полуподземный ход. Другая вела в темный коридор. С деревянными балками. «Сюда», сказал Коннор. Мы, скрючившись, пошли по коридору и снова оказались под катком.

Миновали вибрирующую машину из нержавеющей стали и прошли серию дверей.

«Вы знаете, куда идти?», спросил я.

Одна из дверей стояла приоткрытой. Он ее толкнул. Свет в комнате был выключен, но я разглядел, что мы оказались в лаборатории. В углу я заметил слабое свечение монитора.

Мы двинулись туда.

Тереза Асакума оторвалась от стола, подняла очки на лоб и потерла свои красивые глаза. «Все окей, если вы не наделали много шума», сказала она. «Раньше у главной двери у них стоял охранник. Я не знаю, там ли он еще?»

«Охранник?»

«Ага. Они серьезно отнеслись к закрытию лаборатории. Проходило эффектно, словно облава на наркотики. Американцы сильно удивились.» «А вы?»

«Я знаю эту страну.»

Коннор смотрел на картинку перед нею. На мониторе застыло изображение парочки в объятиях, движущихся в конференц-зал. Тот же образ, видимый с других угловых камер, высвечивался на других мониторах стола. Некоторые картинки перечеркивались красными линиями от ночных фонарей. «Что вы узнали?»

Тереза показала на большой экран. «Я не уверена», сказала она. «Чтобы стать абсолютно уверенной, надо бы прогнать трехмерное моделирование, сравнить размеры зала и проследить все источники света и тени от всех источников. Я этого не сделала и, наверное, со здешним оборудованием не смогу. Для этого, наверное, потребуется целая ночь на линии. Может, я смогу получить время на следующей неделе на факультете астрофизики. Может, выйдет, а, может, и нет. Но пока у меня сложилось сильное ощущение.» «Чего?»

«Что тени не совпадают.»

Коннор во тьме медленно кивнул. Как будто для него сказанное имело смысл.

Я спросил: «Какие тени не совпадают?»

Она показала на экран: «Когда люди идут по полу, отбрасываемые тени ложатся не точно. Они находятся не на тех местах или имеют неправильную форму. Зачастую, различия незначительны. Но мне кажется, что они есть.» «И то, что тени не совпадают, означает…»

Она пожала плечами: «Я сказала бы, что ленты изменили, лейтенант.»

Наступило молчание. «Изменили как?»

«Я не уверена, сколько сделано исправлений. Но мне кажется ясным, что в комнате был кто-то еще, по крайней мере некоторое время.» «Другой человек? Вы хотите сказать – кто-то третий?»

«Да. Кто-то за всем следил. И этого третьего систематически стерли.»

«Не слабо», сказал я.

Я покрутил головой и взглянул на Коннора. Он внимательно смотрел на мониторы и совсем не казался удивленным. Я спросил: «Вы уже знали об этом?» «Подозревал что-то такое.»

«Почему?»

«С самого начала расследования казалось, что ленты хотят изменить.»

«Почему казалось?», спросил я.

«Подробности, кохай. Маленькие штучки, которые мы обычно забываем.» Он взглянул на Терезу, словно не хотел ничего говорить при ней. Я сказал: «Нет, я хочу это выслушать. Когда вы впервые поняли, что ленты изменены?»

«В комнате безопасности Накамото.»

«Почему?»

«Потому что ленты пропали.»

«Ну и что, что пропали.»

«Подумай сам», сказал Коннор. «В комнате безопасности охранник сказал нам, что сменил ленты, когда пришел на службу около девяти часов.» «Да…»

«А на всех рекордерах есть таймеры, показывают время использования около двух часов. Каждый рекордер начинал работы на десять-пятнадцать секунд позже предыдущего. Ему как раз столько требовалось, чтобы сменить ленту.» «Верно…», припомнил я.