Трагедия Игрек. Рассказы - Эллери Куин

— Можете посоветовать Джону забыть о своем алиби, Уэст, — сказал Эллери. — Она лежит там мертвая.

Фелисия Хант лежала на полу спальни лицом вниз, что было некстати, так как ее затылок превратили в месиво. Окровавленные обломки тяжелой глиняной вазы, раздробившей его, валялись вокруг вместе с увядшими хризантемами, напоминавшими огромных мертвых насекомых. Одна из них упала на правую ладонь мертвой женщины.

Уэст судорожно глотнул и быстро отступил в прихожую.

Тело Фелисии обтягивало полосатое платье, переливающееся всеми цветами радуги. На руках и шее поблескивали драгоценности. На босых ногах еле держались шлепанцы с помпонами. На мертвых губах, щеках и глазах полностью отсутствовали признаки косметики.

— Она мертва минимум четыре дня, а может, и все пять, — сказал инспектор Квин. — Как по-твоему, Вели?

— Скорее четыре, — отозвался сержант. — С прошлого воскресенья, инспектор. — Он посмотрел на закрытые наглухо окна.

— Лучше не трогай их. Вели.

Двое мужчин поднялись. Они не прикасались ни к чему, кроме тела, и то с величайшей осторожностью.

Эллери тупо наблюдал за ними.

— Нашел что-нибудь, сынок?

— Нет. Дождь прошлой ночью смыл все следы шин или ног. В холодильнике лежат испорченные продукты, а ее машина аккуратно стоит в гараже за домом. Никаких признаков ограбления. — Неожиданно Эллери добавил: — Вам ничего не кажется странным в ее внешности?

— Да, — ответил сержант Вели. — Ей бы больше подошла не хризантема, а лилия.

— Заткнись, Вели! Что ты имеешь в виду, Эллери?

— То, как она одета.

Они уставились на тело. Талли Уэст оставался в дверях.

— Она нарядилась, словно кого-то ожидала, — заметил сержант.

— Совсем наоборот, — возразил инспектор Квин. — Женщина, получившая такое строгое воспитание, ожидая посетителя, надела бы чулки и туфли, Вели, а не расхаживала бы в шлепанцах на босу ногу. Она даже не наложила макияж на лицо, не накрасила ногти. Нет, она никого не ждала. Что тебя смутило в ее одежде, Эллери?

— Почему она уже не в трауре?

— О чем ты?

— В городе Фелисия носила только черное, а приехав сюда в субботу, всего через двадцать четыре часа или менее того наряжается в цветное платье и надевает любимые украшения, словно устраивая себе праздник. Это многое говорит о Фелисии де лос Сантос Хант.

— Лично мне это не говорит ничего, — отозвался инспектор. — Что я хочу знать, так это почему ее прикончили. Это не ограбление. И ничто не указывает на изнасилование, хотя потенциальный насильник мог запаниковать…

— Разве не очевидно, что это связано с убийством Ханта и подтасовкой улик против Джона Кэрролла? — вмешался Уэст. — Какое изнасилование? Фелисию убили, чтобы не дать ей подтвердить алиби Джона. Это должно убедить вас, что кто-то старается отправить его на электрический стул!

Инспектор молча грыз усы.

— В этом есть смысл, папа.

— Может быть.

— По крайней мере, убийство Фелисии Хант представляет дело против Кэрролла в ином свете. Папа, прежде чем я позвоню в полицию штата…

— Ну?

— Ты, Вели и я как следует обыщем это место.

— И что мы будем искать, Эллери?

— Заявление, которое Фелисия подписала, а потом тайком забрала. Конечно, это выстрел наугад, но… кто знает?

Остальную часть ночи заняло общение с полицией штата. Уже взошло солнце, когда они вернулись в город.

Уэст попросил, чтобы его высадили на Бикмен-Плейс.

— Сэм Рейфилд не поблагодарит меня за то, что я его разбудил, но, с другой стороны, я-то не спал вовсе. Кто скажет Джону?..

— Я, — ответил Эллери.

Уэст отошел, с благодарностью помахав рукой.

— Мне остается только уговорить окружную прокуратуру присоединиться к обращению Рейфилда к судье Холлоуэю, хотя понятия не имею, почему я должен это делать!

— Вы едете домой, инспектор?

— Конечно, домой, Вели! Я могу выслушать ругань Смоллхауссера по домашнему телефону с таким же успехом, как в управлении. А может быть, мне удастся немного поспать. Как насчет тебя, сынок?

— Я еду в тюрьму, — сказал Эллери.

Он расстался с сержантом Вели у гаража полицейского управления и направился пешком к зданию уголовного суда. В голове у него был сумбур, и ему хотелось прочистить мозги. Эллери старался не думать о Джоне Кэрролле.

Последний проснулся при звуке открывающейся двери камеры.

— Квин! Вам удалось уговорить Фелисию?

— Нет, — ответил Эллери.

— Она не желает свидетельствовать?

— Не может, Джон. Она мертва.

Это было жестоко, но Эллери не мог найти более мягкой формулировки. Кэрролл застыл в полусидячей позе, опираясь на локоть и ритмично моргая.

— Мертва?

— Убита. Мы нашли ее на полу спальни коттеджа с размозженной головой. Она мертва уже несколько дней.

— Убита… — Кэрролл продолжал моргать. — Но кто…

— Нет никаких указаний — во всяком случае, пока. — Эллери зажег сигарету и протянул ее заключенному.

Кэрролл взял ее, но тут же бросил и закрыл лицо руками.

— Мне очень жаль, Джон.

Кэрролл опустил руки и закусил нижнюю губу.

— Я не трус, Квин. Я сотню раз смотрел в лицо смерти на Тихом океане и не дрогнул. Но человек согласен умереть ради какой-то цели… Я боюсь.

Эллери отвернулся.

— Должен быть какой-то выход! — Кэрролл спрыгнул с койки, подошел босым к решеткам камеры и схватился за них обеими руками. Но потом он подбежал к Эллери и вцепился в него. — Это заявление — вот мой выход, Квин! Возможно, она его не уничтожила, а забрала с собой. Если бы вы нашли его…

— Я искал, — мягко произнес Эллери. — Вместе с отцом и сержантом Вели. Мы перерыли коттедж сверху донизу. Это заняло два часа. Мы не звонили в местную полицию, не убедившись, что заявления там нет.

— Но оно должно быть там! От этого зависит моя жизнь! Неужели вы не понимаете? — Он встряхнул Эллери.

— Понимаю, Джон.

— Вы просто не заметили его. Может быть, она положила его в самое очевидное место, как в том рассказе По.[82] Вы заглядывали в ее сумочку? В ее багаж?

— Да, Джон.

— В костюмы, пальто, белье?..

— Да, Джон.

— В ее машину?

— И в машину тоже.

— Может, заявление было на ее теле! Вы… Хотя нет, вы не стали бы это делать…

— Стали бы и сделали. — У Эллери занемели руки. Ему хотелось, чтобы Кэрролл отпустил его.

— А как насчет большого медальона с рубинами и изумрудами, на котором она была помешана? Заявление было написано на одном листе. Она могла скомкать его и спрятать в медальон. Вы заглядывали в него, когда обыскивали ее тело?

— Да, Джон. В медальоне были только две фотографии пожилых людей испанского типа — очевидно, ее родителей.

Кэрролл наконец отпустил его руки. Эллери растирал их.

— А книги? — пробормотал Кэрролл. — Фелиция всегда читала какой-нибудь дрянной роман. Она могла спрятать заявление между страницами…

— В доме было одиннадцать книг и семь журналов. Я лично просмотрел их.

Несмотря на холод в камере, Кэрролл вытер пот со щек.

— Стол с потайным ящиком?.. Погреб?.. Там есть чердак?.. Вы обыскали гараж?..

Подождав, пока Кэрролл умолкнет, Эллери вызвал надзирателя. Молодой адвокат неподвижно сидел на койке, закрыв глаза. Он напоминал Эллери труп.

Судья Джозеф Н. Холлоуэй покачал головой. Это был ветеран уголовных судов, фигурирующий среди нью-йоркских юристов под кличкой Старик Стальные Кишки.

— Я пришел в свой кабинет на час раньше в понедельник утром, адвокат Рейфилд, не ради удовольствия слушать ваш медоточивый голос. Это развлечение наскучило мне давным-давно. Я согласился на перерыв в пятницу утром из-за убийства миссис Хант, но у вас есть какие-нибудь доказательства, чтобы просить дальнейшей отсрочки? Насколько я слышал, нет ничего — одна сплошная хреновина.

Ассистент окружного прокурора Смоллхауссер одобрительно кивнул. Над неискоренимой привычкой судьи Холооуэя к сленгу его юности, к которой он снисходил только in camera,[83] часто подшучивали, но это было чревато опасностью для шутников.

— Хреновина — le mot juste,[84] ваша честь. Прошу прощения, что участвовал в легкомысленной трате вашего времени.

Сэмюэл Рейфилд удостоил маленького ассистента прокурора убийственным взглядом и крепче стиснул зубами сигару.

— Брось, Джо, — обратился он к судье Холлоуэю. — Мы играем с человеческой жизнью. Неужели ты хочешь отправить парня на электрический стул только потому, что он свалял дурака, утаивая свое алиби? Я прошу всего лишь дать время на поиски заявления, которое подписала эта женщина, будучи достаточно живой, чтобы это сделать.

— Которое она подписала, по словам вашего клиента, — уточнил Смоллхауссер с чопорной улыбкой.