Удушающая сладость, заиндевелый пепел. Книга 2 - Дянь Сянь

Я беспокоился, хотел постоять за дверью и убедиться, что с тобой все в порядке. Я даже не думал… Услышал, что ты беседуешь с бессмертным, но разобрал только последнюю фразу… – Государь осторожно посмотрел на меня. – Ты говорила обо мне? Ты говорила правду?

Прежде я не понимала или не хотела понять. Теперь все было иначе. Я внимательно смотрела в его глаза, в которых ревностно сверкало и переливалось, как стекло, лишь одно чувство. Эти глаза переполняла любовь, глубокая, как безбрежное море. Кто смог бы вынести подобное?.. Я встала на цыпочки и поправила у его виска прядь волос, которые растрепал ночной ветер.

– Я говорила правду. И давно хотела тебе об этом сказать, но не могла. Возможно, уже слишком поздно…

В следующий миг неведомая сила толкнула меня в его теплые и крепкие объятия.

– Никогда не поздно! Я же говорил, у нас вся жизнь впереди! Сколько раз ты наносила мне удар и я падал духом? Однако едва видел тебя спустя день, как мною снова овладевала все та же надежда, а сердце захлестывала безрассудная отвага. Я надеялся, что в конце концов, может быть, лет в семьдесят или восемьдесят, ты отбросишь свое упорство и нехотя уступишь. Если же проявишь строптивость даже в старости, то, раз уж мы доверяем друг другу в делах жизни и смерти, нас все равно уложат в императорской усыпальнице плечом к плечу, когда мы истратим отведенное нам время. Это будет самый счастливый момент моей жизни…

Он прижал мое ухо к своей груди, и я услышала ритмичный шум, подобный морскому приливу.

– Но я не смел торопить события, не думал, что так быстро… На удивление быстро… Роскошь, которую я так долго искал и на которую я не смел надеяться… Цзинь Ми, Цзинь Ми, Цзинь Ми, скажи мне, это правда?

Оказывается, я причинила ему столько страданий, растоптала его и повергла в прах. Я обняла его в ответ, ощущая в сердце вязкую горечь и тупую боль.

– Сюй Фэн… – Эти два слова незаметно прокрались в мое сердце, звучали снова и снова, хотя я никогда их не произносила. Они вырвались сами собой подобно призыву.

– Да! – поспешно откликнулся он, радуясь, как ребенок.

– Сюй Фэн, Сюй Фэн, Сюй Фэн… – звала я его.

– Да! Да! Да! – отвечал он.

Опустив голову, он нежно поцеловал меня в голову:

– Будь вечно со мной, Цзинь Ми. Больше никого, только ты и я. Стань моей императрицей. Ты согласна?

Я провела рукой по его груди, закрыла глаза и дала волю своим чувствам:

– Согласна!

Он сжал меня еще крепче:

– Завтра… нет, сегодня вечером… нет, сейчас я объявлю на весь мир, что пришла моя императрица! Та, которую я ждал, наконец пришла!

Сердце ныло от боли, но я все равно зарылась лицом в его одежду и глухо произнесла:

– Ты помнишь свое обещание? Ты говорил, что не вступишь в брак, пока не объединишь страну в пределах четырех морей. Нельзя бросать слова на ветер. Я хочу стать женой великого императора, вошедшего в историю. Остается только племя хологэнов. Ты так долго вынашивал планы, я так долго не могла решиться… не упускай этот момент, я знаю твои способности! Спокойно иди вперед, я всегда буду ждать тебя.

– Не могу ждать. Какой еще великий император, вошедший в историю? Я и так прославился. Если бы ты не упрямилась так долго, если бы я не хотел заткнуть рот сановникам и министрам, никогда бы не додумался до такой глупости. Чем длиннее ночь, тем больше снов [190]. А вдруг ты откажешься от своих слов? – Он настаивал на своем, точно ребенок.

Я снова уткнулась лицом в его грудь:

– Дорогой! При чем здесь долгие ночи и сны? Император не может давать пустых обещаний. Знай, что я всегда буду ждать тебя и никогда не вернусь к святым целительницам!

Пытаясь унять пламя, полыхавшее в груди, я с улыбкой добавила:

– Тебе очень повезло, что я согласилась стать твоей женой. Ты больше не сможешь взять себе наложницу. Смотреть на других женщин тебе тоже нельзя.

Он заглянул мне в лицо:

– Это действительно огромное счастье. Я больше никогда не отведу от тебя глаз. Моя жена, моя любовь, моя судьба!

Я перебила его:

– Какая еще судьба? Не говори так, не хочу этого слышать. К тому же ты до сих пор не видел моего лица. А вдруг я так уродлива, что ты сразу пожалеешь? Хочешь посмотреть?

Я сделал вид, что снимаю вуаль, но он удержал мою руку:

– Как бы уродлива ты ни была, не пытайся сбежать, потому что ты уже покорила мое сердце.

На его лице засияла теплая улыбка.

– Не поднимай вуаль, дождись первой брачной ночи, когда я коромыслом весов сниму с твоей головы красный покров невесты [191]. К тому времени ты уже будешь моей страшной женушкой и никуда не денешься.

– Хорошо!

Я снова спрятала лицо у него на груди. Я знала, что он не позволит мне снять вуаль, и радовалась, когда он поступил в точности как я ожидала. Ведь иначе он сразу разглядел бы струйку крови, которая стекала по моим губам, вопреки усилиям ее удержать…

8

Мне все же пришлось убедить его выступить в военный поход. Перед отъездом государь взял меня за руку и строго-настрого наказал не есть пищу, которая разжигает внутренний жар. Даже амарант [192] оказался под запретом. Император увещевал с таким серьезным видом, словно лучше меня разбирался в травах и медицине.

Я с улыбкой кивнула. Вскоре он замолчал. Держа меня за руку, он тихо стоял и смотрел мне в глаза. Мы понимали друг друга без слов, которые я могла прочесть в его взгляде, полном надежды и жгучей страсти, неизменного обожания и легкой тревоги – а еще всепоглощающей любви, необъятной, как море, и незыблемой, точно горы. Я смотрела на него и мечтала, чтобы время остановилось и мы жили с ним мирно долгие годы, пока не опустеет небо и не состарится земля.

Время текло капля за каплей, а потом обратилось в стремительный поток, который унес прочь лепестки увядших цветов. Я сама накинула ему на плечи плащ полководца, надела на голову шлем и постаралась запечатлеть в своем сердце и сохранить в глубине души каждую черточку его прекрасного лица.

Напоследок, не боясь вызвать всеобщее осуждение, встала на цыпочки и мягко поцеловала губы императора через вуаль. Его глаза расширились, а скулы покрылись нежным, точно утренняя