Дом душ - Артур Ллевелин Мэйчен

поисках великой книги, родившейся в результате многих часов бдения за японским письменным столом в обществе трубки, набитой крепким табаком, и чашки черного чая. На этот раз Дайсон просидел взаперти четыре дня. Наконец он с облегчением отложил ручку и вышел на улицу в поисках свежего воздуха и развлечений. Газовые фонари уже горели, продавцы газет гнусаво навязывали прохожим свежий выпуск вечерних газет, и Дайсон, остро нуждавшийся в тишине и покое, свернул с многозвучного Стрэнда и направился на северо-запад. Вскоре он забрел на тихую улочку, где единственным звуком было гулкое эхо его шагов, и перейдя широкое новое шоссе и углубившись в западную часть Лондона, вскоре заметил, что оказался в самом сердце Сохо. Здесь его вновь поджидала пестрая жизнь: лучшие вина Италии и Франции, предлагаемые по грошовой цене, завлекали прохожих; тускло сияли сыры, огромные, пожелтевшие, отменного вкуса, прохожим улыбались оливковое масло и гроздь раблезианских колбас, а в одном магазинчике, казалось, продавали оптом всю печатную продукцию Парижа. Посреди проезжей дороги бесстрашно толкались представители множества наций, поскольку коляски и кэбы не отваживались заезжать сюда, а из окон, друг у друга над головой, выглядывали обитатели жилых домов, с любопытством глазевшие на все уличные дела. Дайсон медленно пробирался сквозь толпу, то и дело оказываясь в центре кипевшего на мостовой водоворота; прислушиваясь к необычной смеси немецкого и французского наречий, перемежаемых звуками итальянского и английского, поглядывая на витрины магазинов, уставленные рядами винных бутылок. Он почти добрался до конца улицы, как вдруг его внимание привлек один магазинчик на углу, разительно отличавшийся от всех прочих. Это была типично английская лавочка, какую можно увидеть в бедняцких кварталах. Здесь прохожим предлагали табак и сладости, дешевые трубки из глины и вишневого дерева, копеечные тетрадки, ручки и карандаши, сборники комических песенок и дешевые журналы[74] с отталкивающими обложками, свидетельствующими, что жажда романтики не была удовлетворена даже подробностями вечерних газет, трепыхавшихся там и сям на крыльце. Дайсон взглянул на имя, написанное над дверью магазинчика, и остановился как вкопанный – резкая дрожь, судорога восторга и страха, которая настигает человека в момент великого открытия, на миг лишила его способности двигаться. Над дверью стояло имя: «Расти». Дайсон взглянул еще раз и заметил на углу дома, чуть повыше фонаря, белые буквы на синем фоне: «Ковентри-стрит». То же самое повторялось ниже, уже порядком выцветшими буквами. Он удовлетворенно вздохнул и, ни минуты не колеблясь, вошел в магазин, где и уставился прямо в глаза человеку, сидевшему за прилавком. Человек поднялся, с некоторым удивлением встретил его пристальный взгляд и произнес обычную фразу:

– Что вам угодно, сэр?

Дайсон наслаждался необычностью ситуации, равно как и замешательством, теперь уже отчетливо проступившим на лице продавца. Он аккуратно прислонил свою трость к прилавку и, наклонившись поближе к продавцу, произнес отчетливо и внушительно:

– Раз по траве сырой, два с девчонкой молодой и третий раз вокруг майского дуба.

Он рассчитывал, что слова возымеют некоторый эффект – и не был разочарован. Его невольный собеседник раскрыл рот, судорожно вздохнул, словно вытащенная на берег рыба, и обессиленно привалился к прилавку. Когда через минуту он сумел наконец заговорить, из его уст вырвалось лишь слабое и хриплое бормотание, неуверенное и неразборчивое.

– Не могли бы вы повторить, сэр? Я, кажется, не вполне разобрал.

– Нет, любезнейший, и не подумаю. Вы отлично слышали, что я сказал. Я вижу, у вас в лавке есть часы – отличный хронометр, на мой взгляд. Так вот: я даю вам ровно минуту по этим часам.

Человек по-прежнему нерешительно глядел на него, и Дайсон понял, что ему придется на него надавить.

– Ну же, Расти, ваше время почти истекло. Надо полагать, вы слышали о К. Ваша жизнь в моих руках – и не вздумайте об этом забыть. Пошевеливайтесь!

И вновь Дайсон был поражен действием собственных слов: человек задрожал и скорчился в ужасе, его лицо мучнисто побледнело, а по отвисшим щекам заструился пот. Словно защищаясь, он выставил руки ладонями вперед:

– Мистер Дэвис, ради самого Господа, мистер Дэвис, не говорите со мной так! Я же просто не узнал вас, клянусь, не узнал. Боже мой, мистер Дэвис, вы же не захотите меня погубить? Одну минуточку, только одну минуточку подождите!

– Я бы не советовал вам терять время.

Жалкое создание чуть ли не ползком направилось в заднюю комнату. Дайсон слышал, как зазвенели ключи в дрожащих пальцах продавца, затем послышался скрип открываемого сундука. Через минуту человек возвратился с маленьким пакетом, аккуратно упакованным в коричневую бумагу и, по-прежнему трясясь от дикого страха, протянул сверток Дайсону.

– Я буду рад избавиться от этого, – промолвил он. – И больше не давайте мне таких поручений.

Дайсон взял пакет, прихватил свою трость и, холодно кивнув, вышел из магазина. На пороге он обернулся: Расти упал в кресло, краски так и не вернулись на его сведенное судорогой ужаса лицо. Одной рукой он устало прикрывал глаза, и Дайсон, быстрыми шагами удалявшийся от магазина, задумался над тем, какие же тонкие струны он так неосторожно задел своим внезапным вторжением. Он остановил первый же встречный кэб, быстро добрался домой, зажег лампу и, выложив свою добычу на стол, помедлил с минуту, пытаясь отгадать, что же откроется ему сейчас при свете настольной лампы. Он запер дверь, разрезал веревки, слой за слоем развернул коричневую бумагу и добрался наконец до маленькой деревянной шкатулки – очень простой на вид, но крепко слаженной. Замка на ней не было. Дайсон просто поднял крышку – и замер, со свистом втянув в себя воздух, отпрянул назад. Лампа еле горела, свет ее был едва ли не слабее, чем свет обычной свечи, но комната внезапно наполнилась светом – не только светом, но и цветом, тысячью оттенков всех цветов, словно утреннее солнце ударило в старинные витражи, и везде – на стенах старой комнаты, на полированных боках мебели засияли отблески пламени, а потом вернулись обратно к своему источнику, таившемуся в деревянной шкатулке. Там, на плотной шерстяной подкладке лежало изумительное сокровище – драгоценный камень, какого Дайсон и представить себе не мог: в этом камне переливалась синева высокого неба и прозелень моря у самого берега. Темно-красный цвет рубина перемежался в нем темно-фиолетовыми лучами, а в самом средоточии камня горел огонь, водопад пламени, вздымавшийся и рассыпавшийся тысячами звездчатых искр. Дайсон глубоко вздохнул, опустился на стул и прикрыл глаза руками. Камень был похож на опал, но Дайсон, привыкший рассматривать всевозможные товары в витринах магазинов, хорошо знал, что в целом свете не найдется