Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы - Лео Перуц

— Подойдите ближе, сударь, — сказала девушка, — я рада видеть вас.

С несчетным числом поклонов и сильно размахивая шляпою, вышел Тюрлюпэн на середину комнаты.

— Тирсис! Серила! — обратилась мадемуазель де Лаван к обоим кавалерам. — Предложите же стул господину де Жослэну. Кенпе? Об этом городе мне еще не доводилось слышать. Где лежит Кенпе? Простите мое невежество.

Тюрлюпэн оказался в некотором затруднении, он не знал, лежит ли Кенпе на берегу реки, или в горах, или у моря, об этом ему писец ни слова не сказал. Но он постарался вывернуться, как мог.

— Кенпе, — сказал он, — это очень большой городок, лежащий посреди пейзажа.

— Посреди пейзажа! — воскликнула девушка. — Это хорошо сказано. Право, мне нравится это словцо. Дайте доску, я запишу его. Кенпе лежит посреди пейзажа. Серила, вы слышали?

— По такой остроте сразу видно человека просвещенного, — откликнулся молодой дворянин.

Герцог де Лаван продолжал между тем знакомить Тюрлюпэна с присутствующими:

— Господин де ла Рош-Пишемэр, господин де Гюнольде, господин де Сент-Эньян. Имя господина де Сент-Эньяна вам, вероятно, знакомо. Он сочинил, по правилам Академии, трагедию в стихах, «Дидону», которая была поставлена в Лувре, в прошлом году, в день рождения королевы.

— Ваш покорный слуга, сударь! — сказал Тюрлюпэн с величавой учтивостью, которая вошла у него в привычку при его профессии. Мадемуазель, я весь к вашим услугам. Сударь, я предан вам, как никому.

Он оглянулся и только в этот миг заметил господина де ла Рош-Пишемэра, сидевшего поодаль, перед камином. Этому дворянину он также засвидетельствовал свое почтение:

— Я весьма рад познакомиться с вами, — заверил он его, — мне крайне приятно сказать вам…

Он растерялся и принялся медленно пятиться к двери, потому что узнал в господине де ла Рош-Пишемэре того дворянина, чья лошадь на Красном мосту поразила насмерть калеку-нищего.

— Мне также крайне приятно, — сказал со скучающим видом господин де ла Рош-Пишемэр, не отводя взгляда от пламени в камине.

Это прозвучало успокоительно для Тюрлюпэна. Он легко вздохнул, потому что уже боялся, как бы этот знатный господин не узнал в нем парикмахерского подмастерья, стоявшего на Красном мосту с бритвами и кочаном капусты, в заплатанных башмаках и старом плаще.

— Подсядьте к нам, сударь! — крикнул ему господин де Гюнольде. Окажите нам эту честь. Тут есть вино, айвы и персики в сахаре. Отведайте-ка этого миндального торта.

К Тюрлюпэну вернулось прежнее самообладание, когда он увидел, что господин де ла Рош-Пишемэр не обращает на него внимания, а остальные так любезно принимают его. Писец оказался в самом деле прав: в этом парике и при шпаге Тюрлюпэн совершенно преобразился.

Он поднял свой стакан и осушил его, стоя, за здоровье мадемуазель де Лаван. Только после этого уселся он за стол.

— Клеониса, — сказал герцог с низким поклоном, — я должен просить вас отпустить меня теперь. Вы знаете, обязанности, лежащие на мне в этом доме, лишают меня возможности продлить удовольствие беседы с вами. Господа, я в любое время ваш преданный и покорный слуга.

— Это вино, — объявил Тюрлюпэн, — лучшее, какое я пил в своей жизни.

— Сразу видно знатока, — сказал господин де Гюнольде.

— Клянусь всеми турками и маврами, оно в самом деле превосходно, уверял Тюрлюпэн.

— О, — воскликнула мадемуазель де Лаван. — Пощадите же своих друзей, господин де Жослэн. Оставьте в покое турков и мавров, такими неразумными и грубыми существами не клянутся. Клянутся приятными предметами родственной нам природы: синевою неба, нежным шепотом зефира, плясками ореад, мягко зыблемыми нивами… Продолжайте, Тирсис!

— Желанием, которое будят во мне ваши уста, Клеониса, — заговорил господин де Сент-Эньян, — всеми стонами, которые я посвятил своей любви, океаном, завидующим синеве ваших глаз, пылом страсти, которою я полн…

— Довольно! Молчите, Тирсис! — приказала девушка, с весьма немилостивым выражением лица. — Это было нехорошо. Фи, страсть — это нечто очень некрасивое.

— Это верно, — подтвердил Тюрлюпэн, — от возбуждения делаются прыщи.

— Это для меня новость, — заметил господин де Гюнольде.

— Я прочитал об этом в книге, которая называется «Печатью мудрости», доверчиво сообщил Тюрлюпэн. — В ней указываются очень полезные вещи. Между прочим, в ней говорится, что из телячьих ножек получается самая лучшая помада.

— Из телячьих ножек! Это надо бы рассказать Его Величеству королю, сказал господин де Гюнольде, — он часами занимается приготовлением всевозможных помад.

Тюрлюпэн поднес рюмку к губам, но так был озадачен этими словами, что не осушил ее.

— Приготовлением помад? — воскликнул он. — Король собственноручно растирает помады? А его мошенники-слуги стоят при этом сложа руки?

— Наш великий король Людовик мастер на все руки, — объяснил ему молодой дворянин. — Он изготовляет веревки, сети и седла, варит варенье, а весною растит зеленый горошек. Он также отлично бреет. Всем своим дворовым офицерам он сбрил бороды.

— Бреет… Нет, это невозможно! — воскликнул Тюрлюпэн в ошеломлении и выпучил глаза на господина де Гюнольде. — Я никогда не видел над воротами Лувра парикмахерской вывески.

— Его Величество находит в этом удовольствие. Тюрлюпэн поставил рюмку на стол.

— Этого я не понимаю, — сказал он, покачивая головою. — Я нахожу, что это весьма раздражающее занятие. И к тому же это чрезвычайно несправедливо. Как же цирюльникам достигнуть благосостояния, если люди будут ходить бриться к королю? И это ему доставляет удовольствие? Ну, знаете ли, я прямо слов не нахожу…

— Тирсис! — воскликнула мадемуазель де Лаван. — Вы сидите, предаваясь благородной меланхолии. Я позволяю вам выразить свои чувства в красивых стихах.

— Никогда бы не поверил, — бормотал Тюрлюпэн, который все еще не мог прийти в себя.

— Ваше слово для меня закон, Клеониса, — сказал господин де Сент-Эньян.

Он опустился на табурет у ног молодой девушки, мечтательно поднял глаза на обшитый деревом потолок и запел очень приятным голосом, аккомпанируя на лютне стихам собственного сочинения:

Когда на небе, пламенея,Светила нам любви звезда,От синих глаз твоих пьянея…

— А парики он тоже делает? — спросил Тюрлюпэн.

…Ах, как я счастлив был тогда,Какие нежные названьяДарили мне уста твои!Нетленны все воспоминанья…

— Скоблит людям подбородки! Король! Я ошеломлен! — говорил Тюрлюпэн.