Ловушка для вора - Михаил Серегин

— Ты из какого отряда? — подозрительно сощурился вдруг человек в милицейской форме.

Больше ничего не говоря, Николай рывком развернулся и огнетушителем врезал собеседнику в переносицу.

Коротко что-то вякнув, тот повалился навзничь, еще и приложившись затылком к противоположной стене тамбура.

Отвернувшись от поверженного, Щукин снова размахнулся и изо всех сил ударил огнетушителем в стекло. Треснув, оно со звоном разлетелось на куски.

— Свобода! — радостно выдохнул Щукин.

Но на этом происшествия не закончились — дверь, через которую вошел человек, сейчас неподвижно лежащий у стены, снова открылась, и в тамбуре появилась девушка, понурившая голову. Щукин заметил на руках у нее наручники, а когда она подняла голову, он с величайшим изумлением узнал в ней Лилю.

— Ты откуда? — только и смог спросить Щукин.

Она не успела ответить, инстинктивно оглядываясь.

Николай понял все без слов.

«Два вертухая, — мелькнуло у него в голове, — они ее в сортир вели. Один впереди, другой сзади. Одного я грохнул, а второй… Но как Лиля оказалась в этом поезде? Зачем ее везут в Москву?»

— Что здесь случилось? — строго проговорил, глядя на Лилю, второй конвойный, ступая в тесный тамбур. — Почему шум?

Взгляд его наткнулся на тело товарища — конвойный раскрыл рот и потянулся к кобуре у себя на боку. Струя свежего воздуха из разбитого окна ударила ему в лицо. Он повернулся и в короткий отрезок времени успел заметить красный корпус огнетушителя, летящий ему в глаза.

— Мама… — тихо проговорил конвойный.

Больше ничего сказать и сделать он не успел — рухнул ничком на тело своего коллеги.

— Как ты здесь оказался? — задала Лиля Николаю тот самый вопрос, который он только что задал ей.

Но Щукин понимал, что сейчас не время для игры в вопросы и ответы. Схватив ее за цепь наручников, он подтолкнул девушку к окну.

— Давай! — прошипел он.

— Ты что? — воскликнула она. — Я же разобьюсь!

— Ну и черт с тобой, — злобно откликнулся Щукин. — Хочешь в тюряге сидеть всю оставшуюся жизнь?

— Ме… меня не посадят… — растерянно проговорила Лиля, оглядываясь на бесчувственные тела своих конвоиров. — Я же помогаю органам, они…

— Тогда какого хрена ты тут в наручниках?

Лиля не нашлась, что ответить.

— Я запуталась… — только и проговорила она тихо.

Николай с поразительной ясностью ощутил, что медлить больше нельзя ни секунды. Хорошо бы, конечно, забрать отсюда Лилю, но если она сама не протиснется в это разбитое окошко, то толкать ее туда насильно — слишком долгий и тяжелый труд.

А если она, чего доброго, заорет?

— Короче, пойдешь со мной или нет? — коротко и зло спросил Щукин.

Поколебавшись еще секунду, она шагнула к окошку — и через полминуты ее испуганный крик взвился и затих, заглушенный стуком колес.

«Хоть бы она себе ничего не сломала, — мелькнула еще у Щукина мысль, — тащить ее тогда на себе…»

И он втиснулся в окошко, сразу же захлебнувшись от хлестнувшего его по лицу холодного ветра.

А через две секунды никакого Щукина в этом поезде не было.

Лиля сломала ногу при падении с поезда — то есть случилось то, чего Щукин и опасался. Впрочем, он был счастлив от того, что сам отделался лишь несколькими синяками, но зато был свободен.

Щукин, задыхаясь и обливаясь потом, тащил на себе Лилю, пока не наступило утро.

Николай опустил плачущую от боли, страха и полной безнадежности Лилю на землю и присел рядом с ней.

Она все еще была в наручниках.

— Так почему же ты все-таки оказалась в этом поезде? — спросил он.

Она ничего не ответила, заливаясь слезами.

Терпеливо подождав несколько минут, Щукин повторил свой вопрос.

— Они, — всхлипывая, проговорила Лиля, — они просто воспользовались моментом и решили перебросить меня в Москву — там папке труднее будет меня вытащить… Если он все еще желает спасти меня…

— Спасти? — хмыкнул Щукин. — После того, что ты ему сделала?

— А ты откуда знаешь? — вскинула на него глаза Лиля, но Щукин только снова усмехнулся.

Она замолчала.

Слезы катились у нее по лицу, но Николаю не было ее жалко. Вообще ему казалось, что он из-за крайней усталости — физического и душевного истощения — уже не способен ни на какие чувства.

Впрочем, он знал, что это пройдет. Нужно только немного отдохнуть, выправить себе новые документы и раздобыть денег. А для этого…

— А для этого нужна мне только ты… — улыбаясь, пропел Щукин.

— Ты чего? — сквозь слезы спросила Лиля.

— Ничего, — ответил Щукин, а следующие слова вырвались у него как-то сами собой. — Предательство, — серьезно сказал он, — самый страшный грех… Ты ведь не только отца потеряла, ты потеряла саму себя.

Лиля вряд ли поняла сейчас смысл слов Николая. Ее волновало другое.

— Зачем я тебе? — спросила она. — Брось меня…

— Ну нет, моя дорогая, — рассмеялся Щукин. — Как я могу тебя бросить? Ты ведь — мой билет в будущее. Без тебя мне трудно придется… Сейчас за мной, пока у меня ни документов нет, ни денег, все менты страны гоняются. А мне нужно только найти телефон, чтобы все это закончилось…

— Зачем? — испуганно спросила Лиля.

Она, кажется, понимала — зачем.

— А затем, чтобы позвонить твоему папашке, — охотно объяснил Щукин. — Не знаю, рад он будет тебя видеть или нет, но людей своих за тобой вышлет — это точно. Того же Петю и Филина. Они, наверное, уже поправились… Ведь Седому нужно вытащить тебя от ментов хотя бы для того, чтобы не опасаться больше за свою независимость. Он упрячет тебя подальше, и все. Останется тот самый железный вор — Седой. До которого ментам ни в жизнь не добраться. Не будет уже у него слабых мест. А я поживу немного у Седого… деньжишками обзаведусь да ксивой новой… А потом посмотрим…

Лиля снова заплакала.

А Щукин подумал, что неплохо бы сейчас закурить. Жалко, нет сигареты… И опять вдруг пришли ему на ум тягучие слова старинной русской песни:

— Разлу-ука, ты, разлука…

Эпилог

Немолодой, но крепкий еще мужчина с серебряной головой сидел напротив Щукина в полутемном кабинете.

— Еще по одной? — предложил мужчина.

Щукин кивнул.

Тишина, нарушенная этими словами, продолжалась еще долго. Потом Седой невесело усмехнулся и проговорил:

— Одного я не понимаю, как тебя Петя Злой и Филин не хлопнули по дороге? Я уж думал, хлопнут — за все хорошее, что ты им сделал.

Это было шутка, но Николай ответил серьезно:

— Я ведь, прежде чем им позвонить, звонил тебе. А ты уж все объяснил им — дал полный расклад. Они как раз были на полпути сюда. В Питере-то им оставаться никакого резона не было. Капитона взяли — еще бы чуть-чуть, и до них добрались бы…

— Не хотели они возвращаться, — кивнул Седой. — Только-только вырвались из всего этого мусорского кошмара, как опять надо ехать, тебя забирать. Так вы что — те двое суток, пока они ехали к вам, так в лесу и сидели?

— Ага, — сказал Щукин. — А чего — весна все-таки, тепло… Я на станцию, откуда тебе звонил, еще один раз ходил — пошукал немного по карманам тамошней публики, потом в магазин… А Лильку наручниками к дереву пристегнул. И рот ей пришлось кляпом забить — кто ее знает, что у нее в башке. Орать бы начала — и снова все насмарку. Два раза она с мусорами пыталась контакт наладить, а что получалось? Если не дурь в вену, так наручники и вертухаи…

Он помолчал немного и добавил:

— А все-таки жутковато в лесу было — раза два или три вертолеты над нами кружили. Я специально шалаш сделал — под листьями-то нас не видно было. Да мусора в лесу-то не искали как следует — так, для проформы. Они же считали, что мы где-нибудь поближе к цивилизации находиться будем, а мы…

И Щукин снова замолчал. Воспоминания о тех днях напряженного ожидания и волчьей жизни в лесу теснились в его голове. Чтобы отделаться от них, он крепко зажмурился и заставил себя думать о чем-нибудь приятном. Например, о той сумке, которая лежала у его ног — смирно, будто послушная собака. В сумке, тесно прижавшись друг к другу, покоились новенькие купюры — это Седой взялся возместить Щукину ущерб от изъятого у него чемоданчика с ментовскими бабками… Правда, на этот раз денег у Щукина оказалось немного меньше… Но какая разница? Кто будет думать о таких мелочах, когда есть более важные проблемы.

— И куда ты теперь? — спросил Седой.

Щукин пожал плечами. Он и правда не знал направления и цели своей предстоящей поездки.

— Я бы на твоем месте за границу свалил, — проговорил Седой, внимательно глядя на Щукина, — хоть и ксива у тебя новая. Менты — это такое говно, от которого, если вляпался, не так-то легко отмыться. Они тебя еще долго искать будут по всей стране.

Николай снова пожал плечами.