Драмы. Стихотворения - Генрик Ибсен

Фру Алвинг. Да, действительно.

Пастор Мандерс. Видите, как осторожно приходится судить ближнего. Но зато и отрадно же убеждаться в своей ошибке. Что вы скажете?

Фру Алвинг. Я скажу: вы были и останетесь большим ребенком, Мандерс.

Пастор Мандерс. Я?

Фру Алвинг (положив ему обе руки на плечи), И еще скажу: мне от души хотелось бы обнять вас.

Пастор Мандерс (пятясь быстро назад). Нет, нет, господь с вами… такие желания…

Фру Алвинг (улыбаясь), Ну-ну, не бойтесь.

Пастор Мандерс (у стола). У вас иногда такая преувеличенная манера выражаться. Ну, теперь я прежде всего соберу и уложу все бумаги в сумку. (Укладывает бумаги.) Вот так. И до свидания. Глядите в оба, когда Освальд вернется. Я еще зайду к вам потом. (Берет шляпу и уходит в переднюю.)

Фру Алвинг (вздыхает, выглядывает в окно, прибирает кое-что в комнате, затем отворяет дверь в столовую, собираясь войти туда, но останавливается на пороге с подавленным криком). Освальд, ты все еще за столом?

Освальд (из столовой). Я докуривал сигару.

Фру Алвинг. Я думала, ты давно ушел гулять. Освальд. В такую-то погоду?

Слышен звон стакана. Фру Алвинг, оставив дверь открытой, садится с работой на диванчик у окна.

(Из столовой.) Это пастор Мандерс сейчас вышел?

Фру Алвинг. Да, в приют пошел.

Освальд. Гм…

Опять слышно, как звякает графин о стакан.

Фру Алвинг (бросив в ту сторону озабоченный взгляд). Милый Освальд, тебе следует остерегаться этого ликера. Он такой крепкий.

Освальд. В сырую погоду это хорошо.

Фру Алвинг. Не придешь ли лучше сюда, ко мне? Освальд. Там ведь нельзя курить.

Фру Алвинг. Сигару, ты знаешь, можно. Освальд. Ну-ну, так приду. Только еще глоток… Ну вот. (Выходит из столовой с сигарой и затворяет за собой дверь.)

Короткая пауза.

А пастор где?

Фру Алвинг. Говорю же тебе, в приют ушел.

Освальд. Ах да!

Фру Алвинг. Тебе бы не следовало так засиживаться за столом, Освальд.

Освальд (держа сигару за спиной). А если мне сидится, мама? (Ласкает и гладит ее.) Подумай, что это значит для меня — вернуться домой и сидеть за собственным мамочкиным столом, в мамочкиной комнате и смаковать чудесные мамочкины кушанья!

Фру Алвинг. Милый, милый мой мальчик!

Освальд (расхаживая по комнате с некоторым раздражением и покуривая). Да и чем же мне тут заняться? Работать нельзя…

Фру Алвинг. Разве нельзя?

Освальд. В такую-то серую погоду? Солнце ни разу не проглянет за весь день. (Ходя взад и вперед.) Ах, это ужасно — сидеть без дела.

Фру Алвинг. Пожалуй, ты поторопился с решением вернуться домой.

Освальд. Нет, мама, так надо было.

Фру Алвинг. В десять раз лучше было бы отказаться от счастья видеть тебя здесь, нежели смотреть, как ты…

Освальд (останавливаясь перед ней). А скажи мне, мама, в самом ли деле для тебя такое большое счастье видеть меня здесь?

Фру Алвинг. Счастье ли это для меня!

Освальд (комкая газету). Мне кажется, тебе должно быть почти что безразлично, есть ли я, нет ли меня на свете.

Фру Алвинг. И у тебя хватает духу сказать это матери, Освальд?

Освальд. Но жила же ты отлично без меня прежде.

Фру Алвинг. Да, жила, это правда.

Молчание. Сумерки медленно сгущаются. Освальд ходит по комнате. Сигару он положил.

Освальд (останавливаясь перед матерью). Мама, можно мне присесть к тебе на диванчик?

Фру Алвинг (давая ему место возле себя). Присаживайся, присаживайся, мой милый мальчик.

Освальд (садясь). Мне надо сказать тебе кое-что, мама.

Фру Алвинг (напряженно). Ну? Ну?

Освальд (вперив взор в пространство). Не под силу мне дольше выносить эту тяжесть.

Фру Алвинг. Да что же? Что с тобой?

Освальд (по-прежнему). Я никак не мог решиться написать тебе об этом, а когда вернулся…

Фру Алвинг (хватая его за руку). Освальд, в чем дело?

Освальд. И вчера и сегодня я всячески старался отогнать от себя эти мысли, махнуть на все рукой. Нет, не тут-то было.

Фру Алвинг (вставая). Теперь ты должен высказаться, Освальд!

Освальд (снова привлекает ее к себе на диван). Нет, сиди, сиди, и я попытаюсь сказать тебе… Я все жаловался на усталость с дороги…

Фру Алвинг. Ну да. Так что же?

Освальд. Но это не то. Не простая усталость.

Фру Алвинг (готова вскочить). Не болен же ты, Освальд!

Освальд (опять привлекая ее к себе). Сиди, мама, — и отнесись к этому спокойно. Я не болен — по-настоящему. Не в том смысле, как это вообще понимают. (Заламывая руки над головой.) Мама, я надломлен, разбит духовно… Мне больше не работать, мама, никогда! (Закрыв лицо руками, порывисто опускает голову на колени матери и рыдает.)

Фру Алвинг (бледная, дрожащая). Освальд! Взгляни на меня. Нет, нет, это неправда.

Освальд (глядит на нее в полном отчаянии). Никогда не быть в состоянии работать! Никогда… никогда… Быть живым мертвецом! Мама, можешь ты себе представить такой ужас?

Фру Алвинг. Несчастный мой мальчик! Откуда же этот ужас?

Освальд (снова садится, выпрямляясь). Вот это-то и непостижимо. Я никогда не предавался никаким излишествам. Ни в каком смысле. Ты не думай, мама. Никогда этого я не делал.

Фру Алвинг. Я и не думаю, Освальд.

Освальд. И все-таки надо мной разразилось такое ужасное несчастье.

Фру Алвинг. Но это пройдет, мой дорогой, милый мальчик. Это простое переутомление и ничего больше. Поверь мне.

Освальд (удрученно). И я так думал вначале. Но это не то.

Фру Алвинг. Расскажи же мне все по порядку, все, все.

Освальд. Я и хочу.

Фру Алвинг. Когда ты начал это замечать?

Освальд. После того, как я последний раз побывал дома и опять вернулся в Париж. Началось с ужаснейших головных болей, особенно в затылке. Мне как будто надевали на голову узкий железный обруч и завинчивали его на затылке.

Фру Алвинг. А затем?

Освальд. Сначала я думал, что это обыкновенные головные боли, которыми я так мучился в переходном возрасте.

Фру Алвинг. Да, да…

Освальд. Но скоро заметил, что это не то. Я больше не мог работать. Я собирался начать новую большую картину, но все мои способности как будто изменили мне, все силы иссякли, я не мог сосредоточить своих мыслей… все у меня путалось, в голове… мешалось. О, это было ужасное состояние! Наконец я послал за доктором — и от него узнал, в чем дело.

Фру Алвинг. То есть?

Освальд. Это был один из лучших тамошних докторов. Мне пришлось подробно рассказать ему, что я чувствовал и ощущал, а он затем задал мне целый ряд вопросов, которые сначала показались мне совершенно не идущими к делу. Я не понимал, куда он гнет…

Фру Алвинг. Ну?

Освальд. Наконец он изрек: вы уже родились с червоточиной в сердцевине. Он именно так и выразился: «vermoulu»[23].

Фру Алвинг (напряженно). Что же он хотел сказать этим?

Освальд. Я тоже не понял и попросил высказаться яснее. И тогда этот старый циник сказал… (Сжимая кулаки.) О!..

Фру Алвинг. Что он сказал?

Освальд. Он сказал: грехи отцов падают на детей.

Фру Алвинг (медленно встает). Грехи отцов…

Освальд. Я чуть не ударил его по лицу.

Фру Алвинг (отходит в сторону). Грехи отцов…

Освальд (с усталой улыбкой). Да, как тебе нравится! Разумеется, я стал уверять его, что ни о чем подобном здесь не может быть и речи. Но ты думаешь, он сдался? Нет, стоял на своем, и только когда я показал ему твои письма и перевел все те места, где говорилось об отце…

Фру Алвинг. Ну?..

Освальд.… Тогда ему, конечно, пришлось согласиться, что он ошибся, и я узнал истинную правду, непостижимую правду. Мне не следовало предаваться этой веселой, беззаботной жизни наравне со своими товарищами. Я был физически слишком слаб для этого. Итак, сам виноват!