Еще вчера. Часть первая. Я – инженер - Николай Мельниченко

Всякого рот дере ложка суха.

Хто ж є на світі, щоб був без гріха?

Со временем мы перенесли репетиции в заводской клуб, где некоторые роли отдали энтузиастам из завода: мать Наталки стала играть Зося, старшая сестра Славки, появился поющий Петро.

«Наталку Полтавку» ставили в заводском клубе при сверханшлаге: мальчишки, не обремененные наличностью, пролезали под ногами и через немыслимые щели. Они, кстати, были самыми отзывчивыми, смешливыми и благодарными зрителями. Такой штрих: позже мы поставили пьесу украинского драматурга Карпенко-Карого. Я играл там какую-то не очень большую роль. Все до одного реплики мой герой начинал словами: «Покійний землемір Харитон Харитонович Кацавейченко говорив…» Я роль эту помню только потому, что пацаны еще год бегали за мной и орали эту сакраментальную фразу, так она запала им в душу…

Успех «Наталки» был оглушительный. В финале, когда хитрый интриган Возный отступается от Наталки и она воссоединяется со своим Петром, весь зал стоя орал вместе с артистами:

Де згода в сімействі, де мир і тишина —

Щасливі там люди, блаженна сторона.

Їм Бог допомагає, добро їм посилає,

І з ними вік живе, і з ними вік живе!

На спектакле присутствовали, кроме всего бомонда Деребчина, также все учителя нашей школы. Учителя приняли решение самим ставить «Наталку». Возможно, им захотелось исправить наши недоработки, а может ими двигала черная зависть к нашему успеху, – не знаю. Я был приглашен суфлером, поскольку знал наизусть не только длиннющие монологи Возного, – их я помню даже сейчас, – но и всю пьесу. У педагогов Петра играл невысокий, кругленький как колобок, преподаватель украинской литературы Иван Иванович. Голова у Ивана Ивановича была такой формы, как у гоголевского Ивана Никифоровича, то есть как редька хвостом вверх. Все знали, что он неравнодушен к большеглазой учительнице младших классов Анне, такой же кругленькой, как он. Репетиции происходили в пустом классе после уроков. Эти двое появлялись первыми.

– От що, Мельниченко (ко всем ученикам Иван Иванович обращался только по фамилии). Поки не надійшли учасники, прорепетуємо останню дію.

В этом последнем действии у действующих лиц было всего по одному слову: Петро вскрикивал “Наталка!”, а Наталка вскрикивала “Петро!”. Я важно открывал пьесу на нужной странице и начинал суфлировать, для приличия серьезно изучая текст. После моих подсказок герои произносили свои слова и бросались в объятия. Через пару минут молчаливого блаженства Петро с видимым усилием отрывался от Наталки и произносил:

– Ет, щось не те. Будь ласка, спочатку, Мельниченко…

Эту сценку они могли репетировать бесконечно, пока приход остальных участников не переводил стрелку на другие сцены.

Учительский спектакль, кажется, не состоялся, во всяком случае, на нем я не суфлировал. Зато бледная и худая Вера, жена Ивана Ивановича, вскоре забеременела и благополучно родила сына. Все знали, что эти двое стариков (им было уже по 30–35 лет!) давно хотели иметь детей, но у них не получалось. Счастливый отец мог запросто забыть о всяких репетициях. Его Вера поправилась и расцвела неброской счастливой красотой.

На праздники мы «давали» спектакли для малышей из младших классов прямо в школе. Сцена условно выделялась в том же углу большого класса, где мы со Славкой Яковлевым наслаждались винегретом. Дети плотной массой располагались прямо на полу и напряженно внимали разворачивающемуся действу. Однажды меня, – то ли полицая переодетого партизаном, то ли наоборот, – угощала жена лесника, которую играла смешливая Люда Окремая. Самоотверженная девушка притащила из дома кастрюльку с завидным харчем – голубцами – и открыла это великолепие перед сотней голодных глаз. Я неаккуратно потянул голубец, и он распеленался. Люда зашлась смехом, я тоже откровенно заржал. Сосредоточенно и молча за нами наблюдали десятки глаз, в полной уверенности, что так и надо. Затолкав капусту в рот, к авторскому тексту пришлось добавить: «Ну и бешеные у тебя голубцы, хозяйка!» Действо продолжалось.

Однажды мы чуть не погорели очень крупно. Прошла послевоенная денежная реформа, когда имеющуюся наличность меняли 10 к одному. Новых денег ни у кого не было, и мы решили их заработать. Собрались у Славки Яковлева и решили ставить пьесу «Шельменко-денщик» Григория Квитки-Основьяненко. Полистали пьесу, распределили роли, и уже через день в субботу решили ставить в заводском клубе. Заготовили красочную афишу. Намеченная еще одна репетиция сорвалась, так как все были заняты поисками реквизита для себя. Текста никто совершенно не знал, полагались только на импровизацию, суфлера не было: он был бесполезен. Зоя Полуэктова играла хозяйку (я даже не помню, как ее звали), роли простодушных селян исполняли Славка и Боря Стрелец. Я играл заглавного героя – хитрого солдата. Из реквизита мне удалось добыть ярко зеленую румынскую шинель. Для придания ей видимости военной формы старых времен, наскоро пришили непонятные петлички из красной ленты. К арендованной малокалиберной винтовке прикрепили деревянный штык за пять минут до начала спектакля.

Поскольку мы уже обладали репутацией, зал заполнил весь бомонд, и, как обычно, набилось полно пацанов.

Началось «действо». Мы носились по сцене и безбожно врали, не допуская пауз. Если бы в зале присутствовали Станиславский и Немирович-Данченко, – два инфаркта Деребчину были бы обеспечены; мне до сих пор стыдно за ту халтуру. Зато мы «заработали» по 35 рублей новых денег, это было неслыханное богатство!

Неприятности начались на следующий день. Оказывается, в зале присутствовал начальник Днепропетровского управления МГБ, приехавший в гости к кому-то из заводских. Ему чрезвычайно не понравились слова: «проклятый москаль», «упрямый хохол» и еще какие-то. Незадолго до этого, оказывается, компетентными органами был «доведен для исполнения» огромный список запрещенных пьес и книг. Директору школы и нам, лицедеям, грозило «политическое» дело. Тогда такие дела назывались еще не «антисоветскими», а попросту: «контрреволюционными». Специальный гонец был послан в райцентр, чтобы привезти этот огромный список запрещенной «бяки». Важные люди водили пальцами по списку, отыскивая нашего Шельменка. Но пройдоха-солдат и здесь проскользнул! Его в черных списках не оказалось!