Древолаз - Евгения Юрьевна Логуновская

Дронов посмотрел на макушки многовековых сосен. Они бесшумно качались на ветру, окрашенные в яркие краски ласкового солнца. Затем бросил взгляд на часы, которые носил на правой руке. Отвечать на вопрос Григория Александровича он не собирался. Это уже не его дело. Тимохин вновь тронул плечо Дронова и так же молча направился к огромному черному джипу, в котором шефа покорно дожидались Лева и Сева.

Дронов проводил уставшим взглядом отъезжающий автомобиль и выдохнул. В лесу тревожно заверещали какие-то птицы. Не было ни ветринки. Но он чувствовал спиной арктический холод, словно само дыхание смерти заставляет волосы на затылке шевелиться.

– Ну здравствуй… дочь, – тихо проговорил Дронов, не оборачиваясь.

– Про тамбовского волка знаешь поговорку? Вот я тебе некто подобный, а не дочь.

Оля дождалась, когда Дронов соизволит повернуться. Его лицо было серым и ничего не выражающим. Казалось, на шее висит огромный валун, а мужчина изо всех сил пытается сохранять прямую крепкую осанку.

– Я понимаю, – начал он, сглотнув слюну и слегка освежив пересохшее горло. – Тебе беседы по душам уже не нужны. Да и мне тоже. Я все свои ошибки сознаю.

Оля громко и неестественно засмеялась. Дронов содрогнулся. Он много раз видел подобные сцены из сериалов про людей-монстров, но никогда не думал, что станет участником подобной.

– Люди – странные существа. Осознаю́т свои ошибки, когда уже от жизни остается одно пепелище. Знаешь, сколько у меня таких клиентов? И все корни, конечно же, в детстве. Только узнать это – полная ерунда. Главное – найти ключ, который бы решил все проблемы. Что толку, что ты, мой папашка, ублюдок? Тут ведь надо понять, как жить с кучей говна, которую вы с мамкой утрамбовали вот тут?!

Оля ткнула себя пальцем в область солнечного сплетения. Дронов больше всего на свете не хотел сейчас проходить никакой сеанс психотерапии. Ему нужно было точно знать, что Оля не убьет Риту, не покалечит ее и не сделает ее жизнь адом. Это было самым главным. Но в подобной ситуации лишь два выхода. Договориться с обезумевшим чудовищем или…

– Ты виски пьешь? – спокойно спросил Дронов.

Оля молча пожала плечами.

– Пошли.

В двухстах метрах от беседки стоял вполне приличный сарай. Он был похож на летнюю кухню, здесь стояла буржуйка и дубовый стол, на котором когда-то кто-то выцарапал неприличные слова. Из всего этого интерьера выбивалась огромная холодильная камера с одной дверью. Дронов открыл ее и вытащил ящик, в котором ровненько стояли, будто оловянные солдатики, бутылки дорогого шотландского виски. Он постепенно наполнял камеру спиртным, словно это был какой-то своеобразный способ оградить себя от ужасной реальности. Никаких бокалов Оля не заметила, а Дронов и не пытался их найти. Он открыл одну бутылку, прямо из горла сделал несколько глотков и протянул ее Оле.

– А с чего ты решил, что я присосусь к этой бутылке после того, как ты туда впустил свои слюни поганые?

Дронов пару секунд продержал бутылку в протянутой руке и затем опустил ее.

– Слушай. Я вижу, не клеится у нас беседа. И не склеится, похоже. Но я могу тебя попросить? Не ради себя. Меня можешь убить хоть сейчас, но сестру свою…

Оля наигранно подняла брови и сделала жалостливое лицо.

– Ты решил, что я тебя убью?

Дронов не знал, что ответить. Конечно же, он не хотел умирать, но если бы был выбор между его жизнью и жизнью Ритки, он не задумываясь выбрал бы жизнь дочери.

– Ладно. Уговорил. Только поройся в камере своей, может, найдешь закуску.

Дронов впервые за эти длинные и мучительные двадцать минут почувствовал надежду на то, что дело может иметь положительный исход. Он положил ружье на стол, повернулся к камере, снова открыл дверь и стал всматриваться внутрь. Там висели крюки для туш и валялась пара пустых выдвижных полок. Дальше, в самой глубине камеры, стоял целый ряд коробок тортов.

– Это что, торты? – услышал он голос Оли, в котором заиграли нотки детского любопытства. В этот момент Дронов понял, что эта маньячка – обычный ребенок, который очень много упустил в своей жизни. Но какой-то внутренний рычаг не позволял ему сорваться и принять ее как этого самого обычного ребенка. Его ребенка.

– Ну так чего тормозим? Или тортика для дочурки жалко?

Дронов вздрогнул.

– Да нет, что ты. Это для детдома, он тут недалеко. Думал завезти, да вот…

Он сделал шаг в камеру и протянул руку к коробкам, чтобы вытащить одну из них.

В этот момент сильный толчок ногой обрушился на его поясницу – шансов устоять не было абсолютно никаких. Дронов рухнул внутрь камеры, снося своим телом крюки и полки, а дверь в морозильник плотно захлопнулась, оставив владельца конюшен в полной темноте и адском холоде.

…Денис вбежал в помещение, напоминающее большую летнюю кухню. Прямо перед ним стояла огромная для такого места холодильная камера. Дверь в нее была заблокирована сломанной ножкой от табуретки. Кто-то (ясно уже кто) поставил уровень заморозки на -18, и шансов, что Дронов жив, оставалось очень мало. Бухарин швырнул ножку в сторону и открыл камеру. Отец Ритки сидел, съежившись, будто большой манекен. Над ним зловеще висели крюки, похрустывала побеспокоенная внезапно ворвавшимся теплым воздухом заморозка. Вытащив Дронова из адского холодильника, бывший следователь попытался нащупать пульс. В этот момент глаза Дронова показались из-за покрытых инеем ресниц.

– Я… как-то на Ямале… голым… в –40… просидел в сугробе… Час…

Дронов попытался засмеяться, но его пробила жуткая дрожь.

LXXVI

Вытащив Дронова на улицу, Бухарин бросился к тому месту, где пьяный мужик пытался прикончить лягушку. Того, естественно, уже не было, но хладнокровная убийца поневоле, не двигаясь, сидела, словно покорно ожидая своей участи.

– Орудие убийства, – сухо прокомментировал Денис, – должно остаться живым. Случай уникальный.

Дронов медленным шагом подошел к Бухарину и скривился в усталой улыбке.

– Дичь полная.

Он сел на подобие пня и прислонился к бревенчатой стене конюшни, укутавшись в чей-то подранный, покрытый мохнатой пылью пиджак. В этот момент Денис увидел выходящую из домика администрации Олю. За ней шла Рита с ружьем в руках.

– Остатки моего потомства.

Дронов смотрел на двух своих дочерей, идущих к конюшне. Одна из них толкала в спину другую дулом ружья. Ольга самодовольно улыбалась и шла уверенной походкой. Ритка была не так воодушевлена. От усталости ее ноги заплетались, а ружье то и дело опускалось в район поясницы конвоируемой.

– Ну пришей уже меня, агент Скалли, – неудачно пошутила Ольга, за что получила толчок