Древолаз - Евгения Юрьевна Логуновская

в сторону сестры, но Бухарин задержал ее. Он знал, что хочет сделать его бывшая напарница.

– Я думаю, уже сдох, – спокойно ответила Ольга, пиная ногой смятый пластиковый стаканчик.

Ритка отмахнулась от Бухарина и набросилась на Олю. Они повалились на пол, и Ритка быстро оседлала сводную сестру, схватив ее за горло. Пальцы сдавливали сильно, но та, несмотря на боль, пыталась смеяться.

– В загоне, – прохрипела Оля.

Бухарин бросился на выход. Некоторое время озирался, пытаясь понять, где находится загон. Впереди он увидел щит на кривом столбе, похожий на схему конюшен. Денис помчался к щиту, по пути едва не подвернув ногу. Прихрамывая, подбежал к схеме. На территории было четыре загона, четыре стойла, комната снаряжения, помывочная, помещение для хранения сена. В каком из загонов был Дронов? Бухарин кинулся к первому. До его ушей доносились крики Ритки. Он надеялся, что она все-таки не придушит свою сводную сестрицу-убийцу. Но главное сейчас – найти живым Дронова.

В первом загоне его не было. Бухарин выбил ногой шаткую калитку второго и едва не свалился на остатки сгнившего сена. Дронова нигде не было. Бухарин перевел дыхание и резко вздрогнул. Тишину пронзил мужской крик.

Оля. 2003 год

По его лицу стекали густые струи бурой крови. Небольшой гранитный осколок попал прямо в лоб. Оля не верила своим глазам. Ей удалось попасть с такого огромного расстояния! Она всегда была меткой, но сейчас просто рекорд! Она отдала рогатку Лизе, мелкой рыжей девахе десяти лет, и гордо пошаркала своими дырявыми кедами по мокрому асфальту.

– Оль! Подожди!

Десятилетка побежала следом, засовывая подарок своего кумира в сумочку с изображением Микки Мауса. Она оборачивалась на крики, которые издавал раненый мальчишка из параллельного класса. Он постоянно дергал Лизу, дразнил ее и унижал. И тут появилась она – Оля, на три года старше Лизы, вся такая сильная, смелая и дерзкая. Лизе казалось, что она влюбилась. Все вокруг любят Вовку, Петьку или на крайний случай от безысходности Юрку. А Лиза вот постоянно думала об Оле.

Оля шла быстрым подростковым шагом, и Лиза едва поспевала за ней.

– Спасибо, – тихо сказала Лиза, украдкой глядя на невозмутимую старшую подругу.

– Давай чеши домой, – грубовато ответила Оля и свернула в сторону трамвайных путей.

Больше Лиза никогда не увидит свою защитницу, потому что каникулы в самом разгаре и родители ее завтра отвезут в лагерь. А вернувшись, Лиза уже пойдет в другую школу в совершенно другом городе. Однако она пока не знает об этом.

…Оля жила вместе с матерью и отчимом в Черемушках. Но больше всего она любила кататься на скейте на Воробьевых горах. Она всегда дружила с теми, кто старше ее, одногодки казались девочке кем-то вроде дегенератов, воспитывающих Пикачу. Антону было пятнадцать с половиной, и это было то что нужно. Серьга в ухе, длинная толстовка с изображением «Короля и Шута», драные джинсы и поношенные кеды. Он читал журнал «ОМ», слушал рок и казался еще старше.

Оля ненавидела быть дома. Она не переваривала отчима и старалась не пересекаться с ним. Нет, он не был алкоголиком или сидевшим. Он не бил ее и не оскорблял. Он просто ее не замечал. Стол, стул, шкаф, Оля… Для него она была предметом мебели. Мать вышла замуж за этого человека, когда Оле исполнилось пять. С тех пор обмолвились всего парой слов, и то в разговоре с матерью. Наедине они вместе никогда не были, здоровались, не глядя друг на друга и, вполне возможно, даже имен друг друга толком не помнили. Отчеств так точно. Кстати, у Оли его и не было. При рождении мать вписала в свидетельство «Анатольевна», хотя никакого Анатолия в ее жизни никогда не было. В девять лет Оля подслушала разговор матери и соседки тети Светы, в котором последняя очень четко сказала: «Какая она Анатольевна-то? И кем этот Толик был? Летчик, который разбился в Магадане? А будешь ей правду-то говорить?»

Девочка не дослушала разговор, который шел под лепку пельменей – это было любимое блюдо Олиного отчима. Сама Оля ненавидела пельмени и все, что любил отчим. Ей было девять, и обычно в этом возрасте мозг не настроен на анализ информации на экзистенциальном уровне. Но только не у нее. Она четко сознавала: жизнь – отстой, а тот, кто ее родил, слуга дьявола. И это точно ее мать, но не некий Анатолий. Тогда кто?

Сейчас Оле тринадцать. С тех пор как она узнала, что в ее свидетельстве о рождении должен быть прочерк, а не Анатолий, ничего не изменилось. Но изменилась она. Резко и бесповоротно. Она не слушала мать, игнорировала отчима, хотя последнее было с пяти лет, с первого дня, как он переступил порог их квартиры. Однажды воскресным утром она подошла к кухонному столу, пока ее мать и отчим спали у себя в комнате. Кстати, комната была одна: Оля спала в кухне, а уроки делала в чулане. За это она еще больше ненавидела мать, которая даже не думала о том, что ребенку нужна своя комната. Оля увидела любимую кружку отчима и взяла ее в руки. Та была тщательно вымыта, на стенках внутри не было и намека на налет от чая или кофе. В то время как Олина кружка едва не поросла мхом и грибами. Мать никогда не мыла ее, таким образом пытаясь приучить дочь к чистоплотности. Оля держала в руках кружку отчима и в какой-то момент ее взгляд упал на тумбочку, где стояло мусорное ведро. Там мать хранила всякую бытовую утварь. В том числе растворитель. Оля задумалась, ухмыльнулась и поставила кружку на место. Мысль, возникшая у нее в голове, вдруг изменила настроение. Предстоящий день не казался таким уж плохим.

К счастью, у Оли был друг Антон, с которым она проводила много времени. Они забирались на крышу высотки (для Оли двенадцатиэтажка была высоткой по сравнению с ее пятиэтажкой) и смотрели на город. Это был период, когда Москва жила в постоянном страхе взрывов. Ночью люди ложились спать с мыслью о том, что могут не проснуться. Оле было плевать на эти страхи.

– Зря не боишься. – Антон смотрел на заходящее солнце и выплевывал шелуху от семечек. – «Нашествие» отменили в этом году из-за терактов.

Оля разочарованно посмотрела на друга.

– Да-да, – продолжал он, увидев, что ему удалось хоть чем-то расшевелить безразличную подругу.

– Это из-за взрыва на «Крыльях»? Вот дерьмо.

– Ну да. Батя сказал, виртуально будет. Отстой, конечно.

Его отец работал осветителем и в