Невеста Нила - Георг Эберс

Монах еще долго разглагольствовал на эту тему, но Орион отвернулся от него с невольным содроганием. Жаркий, спертый воздух в церкви мешал свободно дышать, клубы кадильного дыма колыхались и уходили под высокий купол. Юноша почувствовал, что у него начинаются странные галлюцинации под влиянием этой обстановки. И вдруг в душе Ориона заговорила юношеская смелость, жажда свободы, любовь к жизни. Какой-то внутренний голос шептал ему: «Прочь рабские цепи; на волю отсюда! Не преклоняйся перед божеством, которое управляет людьми с помощью страха! Ищи Отца Вселенной, обнимающего своей любовью все человечество. Но, свергнув с себя оковы, не будь рабом страстей. Стремись неутомимо к высокой цели. Употребляй на пользу данные тебе блага: молодость и силу, свободный ум и сокровища души».

«Жизнь есть служение, — сказал он сам себе. — Я буду верен добродетели, подобно стоикам, потому что добродетель прекрасна сама по себе и дает чистое наслаждение. Доискиваться истины, опираясь только на собственную силу, делать только то, что находишь честным и справедливым, — вот к чему следует стремиться каждому. К двум заветным желаниям моего сердца: примириться с отцом и получить руку Паулы я прибавлю еще третье: отыскать высшую цель, которая для меня достижима, и приблизиться к ней, насколько это в моих силах. Меня доведет туда добросовестный труд, а моей путеводной звездой станет любовь».

С пылающими щеками и глубоко дыша, Орион осмотрелся вокруг, как будто отыскивая противника, с которым ему предстояло помериться силами. Проповедь была окончена; молящиеся жалобно пели псалом: «Господи, не погуби меня со беззакониями моими!» Эти слова напомнили юноше его грех, ужасное проклятие умирающего отца, и гордая голова склонилась на грудь. Он подумал, что его совесть удручает слишком тяжкая вина. Сын, лишенный благословения, не может надеяться на счастье в жизни… Но тут перед Орионом возник образ Искупителя, взявшего на себя грехи мира, и ему стало ясно, что Христос не отвергнет кающегося. Юноша опустился на колени и смело исповедал перед Сыном Божиим все, что тяготило и смущало его душу.

Паула была также ревностная христианка, но их понятия о существе Иисуса Христа были неодинаковы. Воспитанный родителями-якобитами, Орион с детства привык презирать мелхитское вероучение. Но в чем же, однако, заключалось различие между одним и другим вероисповеданием? Греческая церковь признавала у Христа два естества: божеское и человеческое. И такое понятие было, конечно, ближе к истине. Сияющий любовью и правдой образ Спасителя становился как-то ближе сердцу при мысли о том, что Он, непорочный и совершенный, чувствовал как человек: радовался жизни, испытывал душевную и телесную боль, усталость и томление, которые удручают смертных, что Он жил среди людей, делил их радости, их печали и, добровольно спустившись с небесной высоты, перенес ради любви к жалкому человеческому роду несказанные унижения, муки и смерть, что Он ужасался перед чашей скорби, которую предстояло Ему испить, и все-таки пожертвовал собой. Да, Христос-Богочеловек мог быть Искупителем преступного сына! Из всемогущего грозного владыки Он обратился в любвеобильного наставника, в дорогого сочувствующего брата, которому хотелось отдать свое сердце, который все видел и был готов простить, потому что некогда страдал, как человек. Вот у кого Орион мог искать исцеления своих душевных ран и недугов.

Сегодня юноша-якобит впервые осмелился думать таким образом, и не одна любовь к мелхитке привела его к этому… Звонкие удары в надтреснутый металлический круг вывели сына мукаукаса из задумчивости: началось таинство причащения, чем обыкновенно заканчивалась главная литургия в якобитском храме. Епископ взошел на амвон, налил вина в серебряную чашу и раскрошил туда две просфоры с отпечатанным на них коптским крестом. Сначала он причастился сам, потом стал подавать святые дары присутствующим. Орион приступил к причастию вслед за двумя церковными старостами. Наконец, священник допил остатки, влил в чашу еще вина, ополоснул сосуд и снова выпил, чтобы ни одна крошка не пропала даром. Орион вспомнил, как билось его сердце, когда он, будучи мальчиком, впервые приступал к этому великому таинству. Он понимал его глубокий смысл, испытывал благодатную силу, подходя к чаше спасения вместе с родителями и старшими братьями. Вся семья каждый раз уходила домой обновленная духом, чувствуя еще сильнее дорогие родственные узы, тесно связывавшие всех ее членов между собой.

Причастившись сегодня тела и крови Христовой, Орион как будто запечатлел этим свой новый союз с Искупителем и ему казалось, что милосердный наставник невидимой рукой снял с него тяжесть греха и отцовское проклятие. Глубокое благоговение осенило юношу, который теперь был убежден, что жизнь на пользу человечества приблизит его к Господу, и он будет жить, совершенствуя во славу Бога дары, ниспосланные ему небом.

XXVIII

Орион с содроганием думал о возвращении домой, однако мать только пожаловалась ему дорогой на Сусанну, которая снова оказала ей пренебрежение при встрече в церкви. Через несколько минут Нефорис склонилась головой на плечо сына и задремала. Когда экипаж подъехал к дому, больную с трудом удалось разбудить; юноша отвел ее под руку в спальню, где она заснула, как убитая.

Орион отправился к ювелиру Гамалиилу и купил у него крупный дорогой бриллиант в простой оправе. Брат еврея взялся отвезти его в Константинополь и передать вдове Элиодоре, своей покупательнице. Войдя в кабинет купца, Орион написал письмо своей бывшей возлюбленной. В горячих, убедительных выражениях просил он ее принять бриллиант, а вместо него возвратить обратно смарагд с проворным, надежным гонцом, которого ювелир Симеон снабдит всем необходимым для поездки в Мемфис.

Усталый и голодный вернулся Орион домой и сел за обед в обществе одной гречанки Евдоксии, воспитательницы Марии. Его племянница не выходила еще из своей комнаты, что радовало Евдоксию хоть в одном отношении: обед с глазу на глаз с красавцем Орионом доставлял большое удовольствие старой деве. Как любезно было со стороны этого знатного, богатого юноши распорядиться, чтобы невольники подавали ей каждое блюдо прежде него! Как приветливо выслушивал он ее рассказы о своей молодости, когда она воспитывала детей в домах аристократов. Гречанка готова была пойти в огонь и воду за молодого хозяина, но так как в этом не было надобности, то она ограничивалась только тем, что предлагала юноше лучшие куски и каждый день украшала свежими цветами его комнату.

Евдоксия необыкновенно усердно ухаживала за своей воспитанницей, с тех пор как та заболела, а бабушка перестала заботиться о ней, тогда как Орион выказывал девочке отеческое участие. Сегодня он еще не успел осведомиться о здоровье племянницы, а узнав от воспитательницы, что Мария снова обнаруживает сильное нервное расстройство, серьезно встревожился и, к немалой досаде своей собеседницы, поспешил в комнату больной, не дождавшись десерта.

Поднимаясь по лестнице, сын Георгия думал, что, несмотря на обширные знакомства и всеобщее заискивание, у него, в сущности, не было в Мемфисе ни одного человека, который бы так хорошо понимал его, как эта десятилетняя девочка. Когда юноша постучал в дверь, ему не сразу позволили войти; в комнате послышался какой-то подозрительный шорох и легкие шаги.

Войдя, дядя нашел Марию, согласно предписанию доктора, на диване у открытого окна, защищенного от солнца. Ее постель была окружена цветущими растениями, на столике стояли два больших букета: один несколько увядший, другой свежий, необыкновенно красивый.

Девочка сильно изменилась в последние дни; ее пухлые щечки осунулись, глаза расширились и неестественно блестели. Вчера, когда у нее не было лихорадки, она казалась очень бледной, но сегодня ее лицо пылало, а губы и правое плечо нервно подергивались; этот симптом проявился у Марии со дня смерти деда и сильно тревожил Ориона.

— Навещала ли тебя бабушка? — был первый вопрос молодого человека. Девочка отрицательно покачала головой, посмотрев на дядю печальным взглядом.

Свежие растения были присланы им, так же как и вянущий букет; другой, свежий, явился неизвестно откуда. Орион спросил, от кого этот подарок, и с изумлением заметил, что его любимица смутилась; он не хотел расстраивать ребенка и был готов перевести разговор на другое, как вдруг ему бросился в глаза веер из перьев.

— Это что такое? — удивился юноша.

Мария покраснела больше прежнего, взглянула на дядю умоляющими глазами и приложила палец к губам. Орион кивнул головой в знак согласия и тихо спросил:

— У тебя была Катерина? Садовник Сусанны перевязывает таким образом букеты, и этот веер из перьев… Когда я постучал… Разве она еще здесь?…

Орион угадал. Мария молча показала на дверь соседней комнаты.