Долгий, долгий сон - Шихан Анна

Отто посмотрел на меня своими желтыми глазами. Потом выдавил улыбку и открыл передо мной дверь общежития. Я глубоко вздохнула и переступила порог. Послышалось короткое жужжание — это система безопасности зарегистрировала наше присутствие.

* * *

СОВПАДЕНИЕ СЕТЧАТКИ ПОДТВЕРЖДЕНО. РОЗАЛИНДА САМАНТА ФИТЦРОЙ. МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ ИЗВЕСТНО.

Он еще не успел вернуться на свою станцию, когда Сеть передала ему эту информацию. Он ввел новое местонахождение в систему управления яхтой, и та медленно развернулась в сторону Юнишколы.

* * *

Отто провел меня в гостиную для посетителей. Это была светлая и безликая комната, сразу напомнившая мне родительский стиль оформления помещений. Когда мы вошли, мне стало совсем неловко.

— Я не знаю, что говорить.

Отто покачал головой, давая понять, что мне не надо об этом беспокоиться. Потом протянул мне руку.

— Нет, — быстро сказала я, отстраняясь. Потом закрыла ладонью лоб, пряча глаза. — Отто, ты не хочешь этого знать!

Воцарилась долгая тишина, потом мой ноутскрин снова звякнул. Я подняла глаза. Отто пересек комнату и сел на стул, отвернувшись от меня. Сглотнув, я посмотрела на экран.

«Как ты себя чувствуешь?»

Немного успокоившись, я тоже села.

«Хорошо», — написала я.

«Выглядишь ты совсем не хорошо».

«Я просто не спала, — объяснила я. — Прошлой ночью я в третий раз убежала от убийцы, которого невозможно уничтожить, выбралась с Юникорновых островов при помощи своего альбома для рисования, выяснила, что мои родители намеренно оставили меня в стазисе почти на тридцать лет, а напоследок узнала, что влюбилась во внука своего старого парня».

Я отложила ноутскрин и посмотрела на Отто.

— Жутко старого парня, могу добавить, — вслух сказала я и со вздохом уронила голову на руки.

Вскоре я услышала, как Отто зашевелился, а потом мой экран снова звякнул. Я убрала руки от глаз. Отто обернулся ко мне, но смотрел не на меня, а в свой экран.

«Вот это и мучает тебя по-настоящему, правда ведь? — написал он. — Твой Ксавьер».

— Типа того, — признала я.

«Из-за этого ты и сбежала».

— Слушай, Брэн тебе все рассказал, разве нет?

«Он понял, что мой страх не был случайным».

Я покачала головой, радуясь тому, что он может это увидеть.

— Почему? — спросила я. — Что ты во мне увидел?

Отто поднял голову от ноутскрина и несколько мгновений смотрел мне в глаза.

«Я могу попробовать показать тебе, если хочешь, — написал он, снова утыкаясь в экран. — Мне еще не приходилось подбирать слова для таких вещей. Это слишком сложно, чтобы я мог выразить такое бойкими, ничего не значащими словами». Он помедлил, а потом добавил: «Или даже сердечными, серьезными словами».

Я не знала, что сказать на это. Отто был прав. Есть вещи, которые не так-то просто выразить словами. Наверное, я могла бы написать картину, обладающую такой же силой воздействия, но даже это было бы не то. Пока я размышляла, Отто снова начал строчить в своем ноутскрине.

«Почему ты разговариваешь со мной? Может быть, ответ в этом?»

Я снова покачала головой.

— Не знаю. Ты интересный и ни на кого не похож, на моем месте любому было бы любопытно поговорить с тобой.

«Если бы тобой двигало только любопытство, ты воспользовалась бы моим предложением и просмотрела мою медицинскую карту, — мгновенно отреагировал Отто. Он писал гораздо быстрее, чем я, очевидно, сказывалась долгая практика. — Так поступает большинство людей. Большая часть моей жизни находится в открытом доступе, все подробности есть в научных журналах, которые легко найти в Сети. Не говоря уже о документах ЮниКорп, к которым ты легко можешь получить доступ. Но тебе интересен я сам, а не сведения обо мне».

— Это правда, — прошептала я. — Знаешь, я чувствую… Помнишь, я сказала, что хочу быть членом твоей семьи? Это правда. И я чувствую, словно мы уже стали одной семьей.

«Просто у тебя нет другой семьи».

— У меня была семья. Родители меня любили.

Отто поднял глаза от экрана, не написав ни единого слова. Но я все прочла в его глазах. Желтых. Нечеловеческих. Даже его ДНК была порвана и заново сшита, чтобы получить мутанта, инопланетное чудовище, лишенное родины, семьи, родных. Они любили тебя? — спрашивали его глаза. Действительно, по-настоящему? Или они любили тебя так, как ЮниКорп любит меня?

— Почему ты решил участвовать в конкурсе на стипендию? — спросила я, проигнорировав этот невысказанный вопрос.

Он растерянно сощурил глаза. Надо же, мне всегда казалось, что Отто и растерянность — это две несовместимые категории.

«Чтобы добиться свободы, — ответил он и спросил после недолгого колебания: — А что?»

— Однажды я тоже выиграла стипендию, — сказала я. — В Академии искусств Хироко. Шестьдесят два года тому назад.

«Почему же ты не поехала туда?»

— Вместо этого я погрузилась в стазис.

«Ты этого хотела?»

Это был вопрос, который я избегала задавать себе с того дня, как вышла из стазиса. Ответ на него убивал меня.

— Да, — прошептала я.

«Почему?»

Я встала, уронив свой ноутскрин.

— Почему ты все время спрашиваешь «почему»? — крикнула я.

Отто гневно посмотрел на меня и изобразил руками какой-то жест, которого я не поняла.

— Что?

Он издал раздраженный дельфиний звук и схватил свой ноутскрин. Потом сунул его мне в руки.

«Потому что мне не все равно!» — было написано на экране.

Я опустила голову.

— Почему?

Он снова замахал руками. Я не понимала этого языка, но он был красивый. Отто снова повторил последовательную серию жестов. Сначала он протянул ко мне открытую ладонь, потом соединил вместе кончики двух указательных пальцев, похлопал себя по левой руке и прижал ладонь к своему сердцу. И я поняла все, без слов: «Твоя боль касается моей боли».

Неправда, у нас все было по-разному! Отто причинили боль без его ведома. Свою боль я выбрала сама.

— Я порвала с Ксавьером, ясно? Я разбила ему сердце! Вот почему я хотела уйти в стазис, вот почему меня забыли! Вот почему я не заслужила пробуждения, я должна была умереть, навсегда!

Отто прижал ладонь к сердцу и протянул мне другую руку. В глазах его я прочла просьбу: «Пожалуйста».

Я заколебалась, но все-таки прошептала:

— Прости.

Его лицо погасло. Теперь, когда я ближе познакомилась с Отто, его лицо перестало казаться мне невыразительным. Но он неправильно меня понял. Я просила прощения за ту боль, которую причинит ему мое сознание. За густые колючие заросли моей вины.

Я взяла его за руку.