Держись от меня подальше - Рида Сукре

— Я бы тоже не отказалась, — огрызнулась Леся, которая уже почти вернула вазу на законное место, но в последний момент передумала — всё же хамство она могла простить только одному единственному человеку на всём белом свете, и это был явно не Шеридан, — всё очень прозаично, ведь своя рубашка всегда ближе к телу, так что в этом безумном мире можно полагаться только на себя.

— Вот, молодец, девочка, — потёр ладони Артём, встал с дивана, — отличная мотивация. Так что давай дуй на кухню, бегом. Марш!

Пока Леська соображала и осмысливала приказ этого нахала, он успел заказать зелёный чай, запросить к нему «чё-нить похавать», по-дружески присоветовать протереть пыль с мебели, а то «здоровье прежде всего!» и отправился на экскурсию по квартире.

— Хамло неотёсанное! — заверещала она и выронила вазу, когда Охренчик покинул залу, закрывшись в ванной комнате.

— Я всё слышу! — раздался его голос сквозь звуки льющейся воды. — И осколки все собери-убери! И протри!

Шер гадко заржал, предвкушая намечающуюся вечеринку. Хотя у него сегодня не было особого желания устраивать подобное, всё же сила характера и врождённая вредность, записанная на скрижалях ДНК, сделали своё чёрное дело.

Он ополоснул лицо холодной водой, смывая усталость и накопленный за весь день негатив, присел на краешек ванны. В голову пришла замечательная идея принять ванну, пока его друзья доберутся до этого района, он как раз закончит спа-процедуры.

«Блондинистая горилла», как надрывно верещала за дверью Леся, активно запихивая осколки под диван, поставил набираться воду и стал рыться среди всевозможных бутыльков и скляночек со всем необходимым для любой современной девушки. Он уже совсем отчаялся найти среди горы косметических средств пену для ванны, но она словно сама прыгнула ему в руку, гордо величая себя этикеткой «Кофейное удовольствие». Не заморачиваясь, он ополовинил баночку и довольный собой прислушался к отборной ругани бунтарской подружки его любимой девушки.

Последняя, с какой стороны на неё не посмотри, представлялась ему идеальной не в плане того, что она идеальная девушка, а именно что идеальная для него. Будто её специально создали на небе и отправили Артёму, как самый лучший подарок всех времён и народов. А он его совсем не заслужил. И всё же Лена для него теперь как персональный «плюс» на его вечный «минус».

— Открой дверь! — громко постучала Леся.

— Зачем? Я, может, тут голый сижу, медитирую, душ принимаю? И ещё — я женат и верен, так что твои гнусные домогания к мужчине в стиле ню, принимающему водные процедуры, — вопиющее безобразие!

— Ах, ты! — она пнула дверь, ойкнула. — Надеюсь, Ленка скоро станет вдовой, — ядовито пожелала Радуга, мысленно нарисовав его портрет в чёрной рамочке с соответствующей ленточкой.

— Ой-ой-ой! — издевательски возопил Артём. — Так ты что, с ножом пришла? Хочешь вызволить меня из удачного укрытия и осуществить свои коварные злодейские намерения?

— Слушай, я уже поняла — ты жутко сообразительный и с фантазией у тебя всё тип-топ, но там, на пороге, стоит какая-то куча непонятного вида людей и очень желает ворваться внутрь. Прогони их!

— Позвони Егорчику. Или же твой принц занят?

— Он трубку не снимает. У него телефон разряжен, — сквозь зубы пояснила Леся.

— А, ну, как обычно…

— Дверь открой!

— Не хочу.

— Что значит — не хочу?

— То и значит.

— Я тебя с каждой секундой ненавижу всё больше.

— Аналогично, — не остался в долгу Шер. — Ты бесячая. И почему Лена с тобой дружит?

Вопрос был риторическим, но Леся с такими выражениями знакома не была:

— Потому что она с головой не дружит! То есть… Она со мной дружит, вместо головы. А с головой не дружит, потому что с тобой связалась. Вот! Надо же было так быстро сойти с ума, чтобы выйти за тебя! Лучше самоубийство.

— Какая ты готичненькая, — хохотнул Охренчик.

— А ты просто козёл. Выходи!

— В отличие от тебя, я вовсе лишён ампирности.

— Чего лишён?

— Не суть. Но мы с тобой резонируем на разных частотах. Ты — на суицидальной, я — на позитивной. Прости, но я свою смерть вижу иначе: чуть покрытая инеем седины голова величественно покоится на шёлковой пуховой подушке; уже старое, но все ещё спортивное тело, укрыто тёплым одеялом; в руках — завещание. А около моего, находящегося в шаге от врат Рая, тела толпятся наследники, а также мои маны. Знаешь, им ведь не положено уходить на тот свет раньше меня. Я буду первым. Не хочу никого терять. И вот… Кто-то плачет, кто-то нервно поглядывает на часы… Но скорбь стоит в их помутневших от надвигающегося горя зрачках, и всех объяла заунывная тяжёлая атмосфера, в слоях которой над нами зависло облако смерти…

— Фу! Твоя идиотская поэтическая натура не вяжется теперь у меня с остальным обликом. Гад. Ты попортил моё восприятие тебя.

— Пофиг.

— Ты невыносим.

— Это как мусор, складирующийся у тебя на кухне?

Олеся мысленно выстрелила ему в голову из дробовика. Два раза. Глубоко вдохнула, выдохнула. Досчитала до десяти.

Один маленький мешок с мусором, будучи оставленным в квартире, уже за неделю оброс тремя огромными собратьями, поселившись рядом с ним на кухне. Выбросить их руки Леськи так и не дошли.

— На самом деле… — пробормотала Леся, коря себя, но быстро опомнилась. — Выходи! Почему не выходишь?

— Я тебя опасаюсь, — продолжал он паясничать. — А вдруг ты мне специально зубы заговариваешь? А потом возьмёшь и — хрясь! Нету больше этого замечательнейшего человека — любимого сына, верного брата и мужа, души компании и героя танцпола. Лишь некролог на две страницы да чарующий носы наркоманов аромат типографской краски бонусом за счёт редакции.

— Зачем мне тебя убивать? — спросила с расстановкой слов Радуга, а про себя добавила «когда на пороге куча свидетелей?» — Эй, я тебя не трону!

— Именно так безобидно, даже дружелюбно, и начинаются все самые страшные злодеяния века. «Эй, тебе нечего меня бояться, пошли, поиграем в песочнице!» — сказал сорокалетний дядечка в смешных очочках первоклашке, несущейся с портфелем наперевес домой после уроков. А потом её косточки и нашли. Закопанные в песочнице. Ха-ха. И таких историй — миллион и маленькая тачанка.

— Ты невыносим!

— Ты говорила.

— Точно, ты невыносим, как мусор. Мусор! Я буду называть тебя мусором! — радостно просияла девушка, хваля себя за находчивость.

Но Шеру палец в рот не клади, а уж обзывать его и вовсе гиблая идея:

— А я буду называть тебя коровьей лепёшкой-говёшкой, — безапелляционно заявил он, скрестив руки на груди.

— Почему это? — разъярилась Леся.

— Потому что тебе это не нравится. А мне доставляет удовольствие. Так что,