Седьмой Совершенный - Самид Агаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хватит, кажется, он не дышит.
— Выбросить его на улицу? — спросили другие.
— Нет. Заверните его во что-нибудь и отнесите подальше отсюда. Иначе, если он умрет здесь, нас обвинят в убийстве.
Лжепророка завернули в тряпье. Несколько человек подняли его на плечи и понесли в сторону городской свалки.
Ахмад Башир проснулся и долго лежал, пытаясь понять, где он находится. Малейшее волнение и он бы сразу все вспомнил, но поскольку на море царил полный штиль, то корабль был неподвижен. Память, так долго не желала возвращаться к нему, что Ахмад Башир был вынужден встать и подойти к окну. Увидев море, он засмеялся, даже похмелье не смогло омрачить радость которую он испытал при виде бескрайней синевы. Широко зевнув, он потянулся, раскинув руки, дернул головой влево, вправо до хруста позвонков. Потом почесывая грудь пошел к двери и, выйдя на палубу, схватился за пояс. Деньги были на месте. Слава Аллаху.
Схватив за рубаху пробегающего матроса, он спросил:
— Друг, где амир?[119]
— Там, — показал матрос, — на корме. Пусти.
— Подожди, ты вчера за вином ходил?
— За каким вином?
— Ясно. Где вино продают?
— Там внизу, на нижней палубе.
Тут Ахмад Башир вспомнив, что в корчаге еще осталось, отпустил матроса и пошел на корму. Капитан стоял, приставив ладонь козырьком ко лбу, и вглядывался вдаль.
Ахмад Башир кашлянул. Капитан оглянулся.
— А, это ты. Выспался?
Ахмад Башир кивнул.
— Что там хорошего? — спросил он.
Капитан вновь стал вглядываться в горизонт.
— Никак не могу понять, двигается то судно или стоит, как мы.
Ахмад Башир тоже стал смотреть, но у него с похмелья быстро заслезились глаза.
— Ну что, Али? — закричал капитан.
— Кажется идут на веслах, — отозвался матрос, висевший на мачте.
— Кажется, — недовольно буркнул капитан. — А, что за корабль?
— Пока не видно.
— Не видно, — разозлился капитан, — сиди там пока не увидишь.
— Искупаться, что ли пока стоим? — вопросительно сказал Ахмад Башир, заглядывая за борт.
— Тебе, что-то надо от меня? — спросил капитан.
— Да нет, — беспечно отозвался Ахмад Башир, — поздороваться пришел, здравствуй амир, спасибо за гостеприимство.
— Здравствуй, здравствуй.
— А что ты так беспокоишься? Ну, плывет себе, купец какой-нибудь.
— Хорошо если купец, — сказал капитан, — штиль нас застал в нехорошем месте. Пираты здесь ходят.
— Так может быть на весла и вперед?
— Да я вот думаю, или ветра подождать. Вон облака собираются.
— Ну ладно, думай, а я все-таки искупаюсь.
— Ну что, Али? — вновь закричал капитан.
— Не видно амир, но идут на веслах это точно.
Капитан хмыкнул с досады и пошел на нижнюю палубу.
Ахмад Башир разделся и бросился в Средиземное море. Полный восторга, он нырял и плавал до полного изнеможения, потом повис на якорной цепи и закрыл глаза, борясь с искушением разжать руку и опуститься на дно. Но руку он конечно не разжал, потому что принадлежал к тем, на ком держится этот мир. Поболтался на якорной цепи, заскучал да и полез на борт.
На палубе он увидел необычайное оживление. Раздавались команды, бегали матросы. Завизжала цепь, вытаскивая якорь. Перекрывая шум, раздался зычный голос капитана:
— Гребцам занять места.
Ахмад Башир пошел на корму за своей одеждой и уже оттуда, одеваясь, крикнул матросу, все еще сидевшему на мачтовой перекладине.
— Эй, друг, что случилось?
— Пираты, господин, — ухмыляясь, ответил матрос.
— А чему же ты радуешься?
— А что плакать, что ли? — ответил жизнерадостный матрос.
— Это ты верно говоришь, — озабоченно сказал Ахмад Башир, затягивая пояс с деньгами и разглядывая нагоняющее их судно.
Это была бариджа, стремительный боевой корабль, излюбленное средство передвижения средиземноморских пиратов.
Весла опустились в воду и «купец» тяжело двинулся вперед.
Ахмад Башир пошел по кораблю, выискивая место, чтобы спрятать деньги. Проходя мимо капитана, он спросил:
— Уйдем?
— Вряд ли, — ответил капитан.
— А оружие есть на корабле?
Капитан криво усмехнулся.
— Для кого, для этих что ли? — он показал на перепуганных купцов, поднявшихся на верхнюю палубу, чтобы воочию, убедиться в приближающейся опасности.
Старый я дурак, — сказал капитан, — ведь, как чувствовал, надо было раньше весла опустить.
— Не расстраивайся, бариджа легче твоей куркуры в несколько раз. Все равно бы догнали.
— Это тоже правильно, — согласился капитан.
— Слушай, а что они с нами сделают?
— Если не будем сопротивляться, ограбят и отпустят.
— Вопросов больше не имею, — сказал Ахмад Башир. Он вернулся в капитанскую каюту, лег на кровать и задумался о своем удивительном невезении.
Халиф Убайдаллах принял Меджкема в саду. Повелитель правоверных сидел на карточках у небольшого водоема и пускал искусно сделанные кораблики. Меджкем почтительно остановился в отделении и стоял так, смиренно опустив глаза долу, украдкой наблюдая, как халиф острием длинного кинжала расталкивает сбившиеся в кучу корабли. После того памятного ареста Абу Абдаллаха, когда обезумевший от ярости полководец, едва не добрался до его горла, Убайдаллах не расставался с оружием.
Меджкем переступил с ноги на ногу. Халиф, всецело увлеченный своим занятием, не обращал на него никакого внимания. Один из парусников столкнулся с кувшинкой, при этом зачерпнул бортом воду и стал тонуть. Халиф попытался подцепить его кинжалом, но не дотянулся.
— Затонул, — огорченно сказал Убайдаллах и поднялся на ноги.
Меджкем изобразил на лице сочувствие, но это ему не помогло.
Внимательно глядя на него, Убайдаллах сказал:
— Всякий раз, когда я на тебя смотрю, я вспоминаю, что должен тебя повесить.
Меджкем съежился внутренне.
— Или, — продолжал халиф, — предпочитаешь, чтобы тебе отрубили голову?
Меджкем опустил голову еще ниже.
— Ну, отвечай, когда тебя спрашивают.
Глядя в сторону, Меджкем сказал:
— Если повелитель предоставляет мне право выбора, то я предпочел бы, чтобы меня посадили на кол.
— Вот как, — удивился халиф, — это почему же?
— Хоть удовольствие получу напоследок, — нагло заявил Меджкем.
Убайдаллах расхохотался.
— Меня успокаивает твоя откровенность, — кончив смеяться, сказал он, это говорит о том, что от тебя нельзя ждать предательства.
— Это была шутка, повелитель, — сказал Меджкем.
— Удивляюсь твоей дерзости Меджкем, — нахмурившись, сказал халиф, — ты осмеливаешься шутить, в то время когда жизнь твоя висит на волоске.
— Одно непонятно, как при таком остроумии ты позволил обвести себя вокруг пальца.
Меджкем тяжело вздохнул и сказал:
— Повелитель, я скоро сам лишу себя жизни из-за этого. Не могу себе этого простить.
— Я тоже.
Меджкем показав на водоем, воскликнул:
— Смотри повелитель, еще один тонет.
Невесть откуда взявшийся лягушонок прыгнул на корму корабля и опрокинул его.
— Я потерял еще один корабль, — озабоченно сказал Убайдаллах, — это мой будущий флот.
— Флот? — спросил Меджкем, радуясь, что ему удалось изменить направление разговора.
— Да, я построю город на море и назову его Махдия. Построю флот и отберу у Венеции Средиземное море.
— Иншаалах, — воздев руки, сказал Меджкем, — Величие замыслов определяет величие человека.
Убайдаллах польщено улыбнулся, и все так же улыбаясь, повернулся к Меджкему и в упор спросил:
— Есть новости о тех двоих?
— В последний раз их видели в порту…
— Это я уже слышал.
— Больше ничего.
Убайдаллах повернулся и пошел к беседке.
Меджкем провожал его взглядом. Халиф взял лежавший на скамье подбитый ватой халат и несмотря на по весеннему теплый день, надел его.
— Что-то знобит меня, — озабоченно сказал Убайдаллах, — не заболеть бы.
— Аллах не позволит этому произойти, не допустит, чтобы заболел его посланник, — произнес Меджкем.
Слишком много развелось у Аллаха посланников, — саркастически произнес халиф, — бедняга, не знает, кого из нас оберегать от хвори.
Меджкем удивленно посмотрел на халифа.
— Или ты не слышал о махди, который недавно объявился в Медине, и тревожит умы разговорами о том, что он Седьмой Совершенный, и что фатимидский халиф самозванец и узурпатор, обманом занявший престол, и что только он истинный Имам времени, наследник Джафара ас-Садика, при этом он потрясает четками, якобы принадлежащими пророку, как доказательство своей миссии.
— Нет, повелитель, я ничего не слышал, — признался Меджкем, — но почему это тебя беспокоит. Все время разные безумцы объявляют себя мессиями. Пусть собаки лают, караван пусть продолжает свой путь.