Прах и Тьма - Кортни Гулд

и уставился в небо, позволяя густым каплям дождя покрывать его лицо.

– Эй, – позвал Брэндон. – Эй, я сожалею об этом. Они не должны были… Ну, я не знаю, что они сказали. Но мне очень жаль.

Алехо повернулся и приложил ладонь ко лбу, моргая от дождя. Он был именно таким, каким его помнил Брэндон. Он прочистил горло и сказал:

– Я ценю это.

Брэндон протянул слегка влажную руку.

– Брэндон Вудли.

– Из лодочного магазина. – Алехо пожал ему руку. Он улыбнулся так, как улыбаются люди, ожидающие объяснения получше. – Я всегда хотел купить там лодку. Похоже, сейчас здесь многое изменилось.

– Я не знаю. – Брэндон отвернулся от склада и посмотрел в сторону города. – Мне кажется, мало что меняется.

– Ах, – вздохнул Алехо. – Может быть, я изменился.

– О чем он говорил? – спросил Брэндон, указывая назад, на склад.

– Ты не слышал? – Алехо задумался. – Снейкбайт никогда раньше не видел гея. Когда я вернусь, в мотеле наверняка будет толпа.

Глаза Брэндона расширились. До отъезда в колледж Алехо Ортис был золотым ребенком Снейкбайта. У него было все: идеальные оценки, идеальная девушка, идеальная жизнь. У него был смех, который освещал комнату. Когда люди говорили, он действительно слушал. Алехо был воплощением всего, чем должен быть Снейкбайт. Он был из тех людей, с которыми Брэндон хотел бы быть рядом. Таким человеком Брэндон хотел бы стать.

Теперь Алехо выглядел по-другому. Его лицо стало более мрачным, как будто он всегда был в шаге от того, чтобы нахмуриться. Но его глаза были прежними. От его смеха у Брэндона свело живот.

– Что ж, – сказал Брэндон, – я думаю, ты действительно храбрый. Вот и все.

– Круто. – Выражение лица Алехо помрачнело. – Ты выбежал сюда только для того, чтобы сказать мне это?

– Я…

Дождь продолжал лить вокруг, заливая стоянку черным блеском. Брэндон не знал, зачем пришел сюда. Он мог бы просто позволить Алехо уйти. Ему не нужно было стоять здесь, промокшим насквозь, с бешено колотящимся сердцем. Он всегда знал, что он другой, он всегда знал, что он гей, но впервые он был не один. Был еще кто-то, похожий на него. Кто-то, кто вышел в мир и вернулся живым.

– Почему ты вернулся? – спросил Брэндон.

Алехо настороженно посмотрел на него.

– Я не могу понять, ты любопытный или пытаешься сказать мне, что у нас, эм… есть что-то общее.

Брэндон глубоко вздохнул. Он собирался быть храбрым. Хотя бы раз в жизни он не хотел плыть по течению. Он собирался добраться до берега.

– Я просто хочу поговорить с тобой. Пожалуй, я уже делал это давно.

– Мы сейчас разговариваем.

– Тебе не нужно было возвращаться сюда. Ты мог бы остаться в Сиэтле. Почему ты вернулся?

– Ты много знаешь о моей жизни, приятель. – Алехо покачал головой, но постепенно выражение его лица сменилось веселой улыбкой. – Там было намного легче. Я не знаю, почему я думал, что все здесь оставят это без внимания. Наверное, потому что это я.

– А Тэмми знает?

Алехо рассмеялся.

– Видимо, теперь да. Мы расстались два года назад. Она, наверное, думает, что именно поэтому.

– А как насчет Фрэнка?

Алехо махнул рукой.

– Фрэнк есть Фрэнк. Ему все равно. Он, наверное, единственный друг, который у меня здесь остался.

– Ты собираешься уехать?

Алехо скрестил руки на груди.

– Я должен? Похоже, ты застрял здесь.

Брэндон обдумал этот вопрос; обычно люди не задавали ему вопросов о нем самом.

– Я не могу уехать. Я… это мой дом. Я не знаю, как это объяснить. Здесь есть что-то, чего я просто не могу…

– … оставить? – спросил Алехо. Он прислонился к своей машине, и его темные глаза сияли в свете проплывающих грозовых облаков. – Есть вещи, которые я чувствую в Снейкбайте и которых я не чувствую больше нигде. Я мог бы остаться в Сиэтле, но мне казалось, что я убегаю. Как будто мне еще нужно кое-что сделать.

– Да, – вздохнул Брэндон. – Да.

– Значит, ты не хочешь уезжать, – сказал Алехо. – Я тоже.

– А это значит, что мы просто застряли.

– Весело, – сказал Алехо. Он рассмеялся, и это было так же тихо и легко, как помнил Брэндон. – Я полагаю, ты рассказываешь мне все это не просто так?

– Я… – Брэндон потер затылок. Говорить было трудно, а выразить словами годы неосознанного внутреннего смятения было еще труднее. Чего он хотел? Была причина, по которой он преследовал Алехо здесь, но теперь, когда он стоял перед ним под дождем, он не мог вспомнить. Темное одиночество, которое всегда таилось в земле под ним, было тихим вокруг Алехо.

– Я помню тебя еще до всего этого. Ты был… Я не знаю. Все всегда были счастливы рядом с тобой. Ты обращал на себя внимание. Мне всегда казалось, что тебе действительно не все равно.

Алехо рассмеялся.

– В одну секунду подвергся дискриминации, а в следующую со мной флиртуют. Снейкбайт действительно полон сюрпризов.

Брэндон покраснел.

– О нет, я не…

– Я был бы не против, – сказал Алехо. Его темные глаза потеплели, совсем чуть-чуть. – Если меня не убьют возле моего номера в мотеле, давай как-нибудь выпьем.

– Я бы… – Брэндон собрался с духом. – Я бы с радостью.

А потом это было так же легко, как дышать.

Раньше Брэндону это никогда не казалось легким. На самом деле влюбиться казалось самой невозможной вещью в мире. Он построил свою крепость на концепции уединения; одиночество было его кровью, его костями, его сердцебиением. Без этого он даже не был уверен, является ли он Брэндоном Вудли.

Но Алехо не возражал. В их первый вечер он сказал Брэндону, что мечтает о семье и доме с верандой и садом, где он мог бы вырастить «один хороший помидор». На их втором свидании он взял Брэндона за руку и спросил, не думает ли он, что в Снейкбайте есть что-то, что они могли бы построить для себя. Брэндон не знал ответа на этот вопрос. После их третьего свидания Алехо проводил его до двери, сунул руку в задний карман и поцеловал прямо в губы. Поцеловал его так, как будто он это имел в виду. Как будто он этого и хотел.

Может быть, это был сон. Что бы это ни было, оно не принадлежало миру Брэндона. Ничто из этого не было правильным. Брэндон был Брэндоном – он был камнем, непрерывно стучащим по дну озера. Он не ожидал, что Алехо протянет руку и вытащит его из воды как ни в чем не бывало. Он не ожидал, что почувствует солнце. Алехо вытащил его на свободу,