Бомба в Эшворд-холле - Энн Перри

Горничная порылась в кармане, достала газетные вырезки и протянула ему, не выпуская их из рук:

– Смотри сам. Ты читать умеешь?

– Конечно, умею.

Хеннесси пристально вгляделся в вырезки, не притрагиваясь к ним.

– Мы все знаем об этом давно. Каждый знает! – воскликнул он нервно.

– То, что вы все знаете, еще не значит, что ваши истории – правда. Вы все знаете со слов других. Те, кто об этом рассказывает, – они же там не были, так?

– Нет, не были, и не будь дурочкой, – сказал ирландец, пренебрежительно оскаливаясь. – Это просто глупо – так говорить.

– Тогда откуда вы все знаете? – спросила девушка с неумолимой логикой. – Все ваши все знают так, как им рассказали братья Дойлы. И Дристан О’Дэй знал, что это братья убили, иначе зачем же он на них напал, а?

– Потому что он был протестантом, – язвительно ответил Финн, у которого была своя логика. – На кого же ему еще нападать, если не на католиков?

– Нет, он не стал бы этого делать, если б думал напасть на Чиннери. Он бы тогда его разорвал. Будь честным, ладно?

– Но я не протестант! – Ирландец вскинул голову, и в его глазах вспыхнула ненависть, уходящая корнями в глубину веков.

– Да все равно, какая разница! – воскликнула Грейси с выстраданной убежденностью. – Между вами никакой разницы нет: одинаково врете, ненавидите и убиваете друг друга.

Хеннесси мгновенно взорвался.

– Как раз есть между нами огромная разница, глупая ты девчонка! – крикнул он грубо. – Ты ничего не поняла из того, что тебе я рассказывал? Да, ты… ты слишком англичанка! И совсем не понимаешь Ирландию. – Он опять шагнул вперед, тыча в нее пальцем. – Ты самая обыкновенная, спесивая англичанка; ты думаешь, что Ирландия вся одинаковая, которую вы можете грабить и терзать, а потом повернуться спиной, и пусть ее народ голодает и умирает, и ненависть передается от одного поколения к другому, из века в век! Меня тошнит от тебя. Неудивительно, что мы вас так ненавидим.

Грейси внезапно ощутила, как трагически абсурдна вся эта сцена, и ее гнев исчез. Теперь девушку захлестнула печаль.

– Я не говорю, что мы всегда правильно себя ведем, – ответила она спокойно и ровно, совершенно овладев собой. – Я говорю только, что Александр Чиннери не убивал Ниссу Дойл и вы сами себе врете долгие годы, потому что ложь вам больше подходит, чем правда. Потому что вы не себя хотите ругать, а других, и лучше всего англичан. – Грейси покачала головой. – Вы хотите жить не на земле, а в мечтах. И никогда вы между собою не помиритесь – вы хотите жить в ненависти, потому что так вам удобнее себя жалеть и считать, что во всем другие виноваты, что это они вас мучают.

Финн хотел было крикнуть что-то в ответ, но Грейси вдохнула побольше воздуха в грудь и снова закричала, еще громче, чем прежде:

– И я не понимаю, почему вы все хотите быть жертвами и мучениками! Если вы сами не виноваты, то почему же не можете бороться? Ведь не можете? Вот уж не хотела бы я страдать по чьей-то вине! Я не безвольная щепка, чтобы меня швыряли туда-сюда. Это же беспомощность! Да, я делаю не то, что надо, но сама отвечаю за все, и правды не боюсь, и стараюсь все исправить. Или мне всю жизнь придется делать не то и не так.

Служанка развернулась на каблуках и, задыхаясь, выбежала из комнаты. Горло у нее болело от закипающих слез, и она не видела, куда мчится, но по-прежнему изо всех сил сжимала газетные вырезки в руке.

Она бежала по коридору к лестнице для женщин и наткнулась на Телмана. Тот подхватил девушку, чтобы та не упала.

– Что случилось? – выпалил он.

– Ничего! – закричала Грейси и разрыдалась. Вот уж этого человека она хотела видеть меньше всех! – Ничего. Все в порядке, дайте пройти.

Но инспектор не отпускал ее, пристально вглядываясь ей в лицо:

– Ты плачешь! Что-то случилось. Что? Кто-нибудь тебя обидел?

Голос его звучал встревоженно.

Грейси хотела вырваться, но он крепко держал ее одной рукой за платье и не давал ей вывернуться. Хотя, как это ни удивительно, несмотря на свою силу, он держал ее совсем не грубо, даже как будто бы ласково.

– Грейси?..

– Никто меня не обижал! – воскликнула она в отчаянии; слезы бежали по ее щекам, и она едва видела инспектора. Ее так и разрывало чувство ярости, горя и одиночества из-за Финна и из-за всего их идиотского разговора. Горничная не хотела, чтобы Телман видел ее страдающей, да и в принципе способной страдать. Никчемный он человек, сам все время на что-то злится и всем недоволен…

– И ничего это вас не касается. Это не полицейское дело, если вы так думаете, – отчеканила Грейси.

– Конечно, не полицейское, – сказал инспектор неловко. – Но ты чего-то боишься?

– Нет, не боюсь.

Грейси удалось наконец вырвать у него руку. Она шумно шмыгнула носом и глубоко вздохнула.

Полицейский вытащил носовой платок, очень приличный, совершенно чистый и белый, и подал ей. Девушка вынуждена была взять его и сунула вырезки в карман. Ей действительно надо было как следует высморкаться и вытереть слезы.

– Спасибо, – поблагодарила Грейси ворчливым тоном. Она ни за что не позволит Телману – именно ему! – подумать, что не умеет вести себя прилично.

– Ты что-то знаешь? – настаивал инспектор, снова схватив ее за руку. – Если так, то ты обязана мне все рассказать!

Девушка зло посмотрела на него и высморкалась еще раз. Нет, это невыносимо! Почему она не может унять слезы? Противно, что он видит, как она слаба!

– Ты должна! – сказал инспектор еще громче, словно хотел напугать самого себя. – Не глупи!

– Я не глуплю! – крикнула Грейси и выдернула руку. – Ты смотри, кого обзываешь! Как ты смеешь?..

– А как я смогу защитить тебя, если ты мне не говоришь, что тебе угрожает? – ответил Телман сердито, и Грейси вдруг поняла, что он действительно боится за нее. Это было видно и по его лицу, и по тому, как он весь напрягся, чтобы удержать ее помимо ее воли. – Ведь они и тебя взорвут, или столкнут с лестницы, или просто-напросто свернут тебе шею, если решат, что ты знаешь достаточно, чтобы их повесили!

Горничная резко остановилась и уставилась на него.

Телман слегка покраснел.

– Но я ничего такого не знаю, клянусь, – очень искренно ответила Грейси. – А если б знала, то рассказала бы мистеру Питту. Неужто непонятно? Так кто из нас глупый? – Она снова высморкалась и взглянула на носовой платок. – Я его постираю и отдам.

– Да нет в том никакой необходимости, – сказал полицейский великодушно и покраснел еще гуще.

Грейси прерывисто вздохнула:

– Надо мне идти работать. Кажись, у меня теперь делов прибавилось, раз камердинер хозяйский не очень-то старается.

С этими словами она сунула носовой платок в карман и пошла прочь, а Телман, остолбенев, глядел ей вслед.

Глава 10

Эмили понимала, что после взрыва вела себя несправедливо по отношению к Шарлотте и Томасу. Она осознала это уже тогда, когда кричала и колотила Питта кулаками, но в тот момент Эмили была в таком ужасе и так зла, а чуть позже – так потрясена, когда бремя ужаса внезапно упало с ее души, что ей не удалось совладать со своими эмоциями. Теперь же, на следующий день после взрыва, она чувствовала, что должна извиниться.

Сначала миссис Рэдли отправилась на поиски суперинтенданта. С ним в некотором отношении поладить будет проще, поэтому в первую очередь Эмили настроилась мириться с ним. С Шарлоттой будет хуже – она не склонна так легко прощать, особенно из-за своего мужа, ведь он сейчас особенно раним, потому что пока ему не удается решить загадку убийства! Хозяйка Эшворд-холла шла по коридору по направлению к кладовой и прачечной, где, по словам Дилкса, Питт пребывал в настоящее время, когда ее отозвала в сторону кухонная девушка с пустой корзиной:

– Я туда не пойду, миледи. Хоть мы все голодом будем мориться всю неделю. Не пойду, и всё, хоть мы все помрем, и это факт!

Она стояла, расставив ноги, подбоченившись и сжав кулаки, словно кто-то собирался куда-то тащить ее насильно.

– Куда ты не пойдешь, Мэй? – спокойно спросила Эмили.

Она уже привыкла к тому, что в голове у служанок гнездятся порой очень туманные и сумбурные мысли. Но если проявить немного логики и большую твердость, в их мыслительный оборот можно внести ясность.

– За мясом, в ледник, – решительно ответила Мэй, – я ни за что туда не пойду. – И она уставилась на миссис Рэдли твердым немигающим взглядом, что было дурным знаком.

Слуги так не возражают хозяевам, если дорожат своим местом.

– Но это твоя обязанность, – заметила Эмили, – если посылает кухарка. Это она тебя послала за мясом?

– Мне без разницы, пусть бы послал сам Господь Бог, я все равно туда ни ногой! – Мэй твердо стояла на своем и не отводила взгляд.

Для того чтобы увольнять кухонную девушку, время было совсем не подходящим, к тому же она всегда хорошо справлялась со своим делом. До сих пор. И что это ей втемяшилось в голову? Пожалуй, надо пустить в ход немного логики и здравый смысл, решила миссис Рэдли.