Бомба в Эшворд-холле - Энн Перри

Миссис Питт протянула ей руку:

– Я знаю, как ты боишься. Положение ужасное. Но не беспокойся из-за того, что Джек не решит этой ирландской проблемы. За триста лет этого еще никому не удалось. И его скорее возненавидят, если ему это удастся.

Эмили чуть было не рассмеялась, но ее смех мог слишком легко перейти в слезы, если бы она потеряла самообладание. Поэтому она просто взяла руку Шарлотты и крепко ее пожала, а потом обняла сестру.

После того как он помог Эмили достать мясо с ледника, Питт передумал и вместо Кезии пошел искать Телмана. Им надо было продолжать расследование.

– Опять начать с убийства Гревилла? – удивился инспектор. – Лично я вернулся бы к Денби, но, полагаю, нам этого не позволят. Ненавижу заговоры!

– А что вы любите? – сухо спросил суперинтендант. – Приятное убийство в домашней обстановке, когда люди знают друг друга целые годы, может, всю жизнь, живут под одной крышей, внешне в любви и согласии, но тайно ненавидят друг друга? Или когда кто-то, кого невыносимо мучили и оскорбляли, решил в конечном счете сквитаться тем единственным способом, который ему представлялся возможным?

Они вышли через конюшенный двор по усыпанной гравием дорожке на большую лужайку. Трава была влажной, но чистой и пахучей, ветер затих, и хотя погода стояла холодная, день нельзя было назвать неприятным.

– А как насчет обыкновенной жадности? – проворчал Телман. – Кто-то кого-то стукнул по голове, ограбил, а затем я сумел найти преступников и с удовольствием предоставил суду возможность их повесить… Ну, не с удовольствием, но с удовлетворением.

– Я был бы чрезвычайно удовлетворен, если б этого мерзавца взяли, – согласился Питт.

– И повесили? – Инспектор искоса посмотрел на начальника. – Это на вас не похоже.

Томас сунул руки в карманы.

– Я, наверное, сделал бы исключение для тех, кто замышляет политический переворот и время от времени прибегает к насилию. Конечно, все это не доставило бы мне радости, но, пожалуй, я покорился бы необходимости.

– Но сначала надо его поймать. – Слегка улыбнувшись, его подчиненный тоже сунул руки в карманы.

– Кто же убил Гревилла? – вздохнул Питт.

– Наверное, Дойл, – ответил Телман. – У него для этого были самые веские основания – и личные, и политические, если в политических основаниях вообще есть хоть какой-то смысл. Для меня-то в них одна только глупость.

Он нахмурился. Ботинки у него промокли от тяжелой осенней росы, но инспектор уже привык, что его ноги постоянно сырые.

– А кроме того, Дойл – человек влиятельный и страстно убежденный в том, во что верит, – добавил он.

– А Мойнихэн глуповат, – сказал Томас, как бы поддакивая тому, что его собеседник сказал о политике несколькими минутами раньше.

Но Телман только пожал плечами.

– Мне кажется, что его сестра – это орешек потверже.

– Согласен, – кивнул Питт. Тихо шагая по мягкой земле, они вошли в тень огромного кедра. – Я не думаю, что это Фергал убил Макгинли. Все это выглядит как случайность, бомба явно была предназначена для мистера Рэдли.

– А О’Дэй? – спросил инспектор.

– Он не убивал Гревилла. И Макгинли, и его камердинер в это самое время видели О’Дэя в его комнате. А он слышал их разговор о рубашках.

– Значит, Дойл, – сказал Телман. – Да, в этом есть смысл. И вот каким образом Макгинли узнал про динамит. Они же на одной стороне! Дойл что-то ему сказал и выдал себя. Или так, или же Макгинли с самого начала участвовал в заговоре, а потом, поразмыслив, передумал.

Томас промолчал. Его коллега был прав: это действительно было похоже на правду, как бы Томас ни сопротивлялся, ради Юдоры, такому предположению.

Они уже прошли мимо кедра, и лучи солнца, прорывавшиеся сквозь облака, зажигали влажную траву радужными огоньками.

– Но это нельзя ни доказать, ни опровергнуть, – раздраженно прибавил Телман, – ведь они все могут врать, чтобы друг друга выгородить. Даже миссис Гревилл может, хотя убитый – ее муж. Если она знала что-нибудь о его похождениях, то вряд ли хоть немного любила его. И она ирландка, да? Католичка… и националистка?

– Не знаю, – резковато ответил Питт. – Может быть, она не меньше Гревилла делала, чтобы наступил мир… – Он вздохнул. – Хотел бы я знать, кого из горничных видела Грейси на лестничной площадке.

– Этого я не выяснил, – устало заявил инспектор. – Я их всех опросил, и все говорят, что там не были.

– Наверное, испугались…

Суперинтендант задумчиво посмотрел на траву. Теперь они подходили к зарослям жимолости, за которыми начинались поля, плавно устремлявшиеся к стене вязов, уже почти облетевших. На западе солнце сверкало серебром на влажных крышах деревенских домов, и на фоне неба темнел шпиль церкви.

– Испугались, так как что-то видели? – уточнил Телман, скептически глядя на шефа. – Тогда ничего не сказали, а сейчас чего-то испугались?

– И это возможно. Скорее всего, они ничего не видели, а просто боятся и не хотят иметь к этому делу никакого отношения. Я не считаю, что этого нельзя выяснить. Видеть что-то важное могло лишь ограниченное число людей. И у нас в запасе есть по крайней мере два дня. Мы найдем разгадку, Телман!

Инспектор улыбнулся, но совсем не весело.

Питт обернулся и посмотрел на величественные и в то же время изящные очертания Эшворд-холла. Особняк был очень красив в свете осеннего дня. С западной стороны фасад был увит пурпурным плющом, и это яркое пятно приятно контрастировало с мягким серым цветом камня. Одно удовольствие было смотреть на этот дом. Томас искоса взглянул на своего спутника и удовлетворенно заметил, как по его лицу скользнуло мягкое выражение, словно и он был невольно тронут этой красотой.

Они пошли обратно, шагая след в след по траве. Ноги у них совершенно промокли и закоченели.

– Грейси, ты должна точно вспомнить, что видела на лестничной площадке в тот вечер, когда убили мистера Гревилла. Вспомни, мне это необходимо, – говорил Питт полчаса спустя, отыскав свою служанку в гладильной комнате.

Девушка была одна и выглядела крайне несчастной. Томасу показалось, что она долго плакала и теперь ей хотелось бы только одного – незаметно улизнуть и остаться в одиночестве. Но этому мешали разные обязательные для горничной дела. Суперинтендант догадывался, что слезы Грейси имеют отношение к нежным чувствам, которые она проявляла к молодому ирландцу-камердинеру Финну Хеннесси. Шарлотта просила мужа быть поделикатнее с этой темой, и ему очень не понравилось, что она считает такое предупреждение необходимым. Томас был очень привязан к Грейси. Ему претила мысль причинить ей, хотя бы ненароком, боль, и он был зол на Хеннесси за то, что тот, очевидно, пусть и ненамеренно, но заставил ее страдать. Питт колебался, нужно ли говорить ей, что он знает о причине ее горя, или будет тактичнее притвориться, будто он ничего не замечает.

Служанка фыркнула и попыталась сосредоточиться.

– Я уже сказала мистеру Телману, что видела. Он вам разве не говорил? Ни на что он не годный камердинер! Наверное, и как полицейский-то не лучше?

– Нет, полицейский он хороший. Хотя сдается мне, что ты лучше справляешься с работой сыщика, чем он – с работой лакея.

– Да нет, на этот раз я не пригодилась. – Грейси уставилась на утюг; тот уже остыл, и она не стала притворяться, что гладит. – На этот раз мы все вам не пригодились. И я очень жалею, что это так, сэр.

– Не волнуйся, Грейси, мы решим это дело, – сказал полицейский с убежденностью, которой на самом деле не ощущал. – Расскажи лучше о горничной с полотенцами, которую ты видела.

Девушка подняла на него удивленный взгляд. Глаза у нее покраснели. Томас не сомневался, что она недавно плакала.

– Вы еще не узнали, кто это? – удивилась служанка. – Вот глупая! Чего ей бояться? Ведь она ничего плохого не делала… только полотенца несла, я уже говорила.

– Но, может быть, она что-то или кого-то увидела, – заметил Питт. – Эта горничная – единственная, которую мы не можем вычислить. Постарайся и все припомни, Грейси. Мы сейчас не располагаем почти никакими данными. Динамит мог подложить в кабинет мистера Рэдли почти любой… за исключением мистера Макгинли… или Хеннесси.

Грейси шмыгнула носом:

– Да, эт точно…

Но затем она несколько просветлела лицом:

– Я не знаю, кто она была, сэр; я бы сказала…

– Но опиши ее так точно, как только можешь.

– Ну, она будет меня повыше. Но, понятное дело, тут все меня выше. Она такая высокая, гордая, голову держала высоко…

– Волосы какого цвета?

Грейси от усилия даже сморщилась.

– Не помню, видела я ее волосы или нет. На ней был кружевной чепчик. Настоящий такой, большой. Не то, как мой, что торчит на макушке. И кружева были не наши. Большенный чепчик, но некоторым такие вот нравятся. А волос совсем не было видно. Любые могли быть волосы.