С графом Мирбахом в Москве - Карл Ботмер

Мы потом пошли вместе обедать. За столом сидел весь штаб главнокомандующего восточным фронтом в числе почти 100 человек. Этот обед представлял одну из самых курьезных картин, которую можно себе представить. Председательствует принц Леопольд Баварский. Рядом с принцем сидит председатель русской делегации, еврей по имени Иоффе, недавно лишь освобожденный из Сибири, далее сидели генералы и прочие делегаты. Кроме упомянутого Иоффе, наиболее выдающимся членом делегации является Каменев, зять русского министра иностранных дел Троцкого, который тоже был освобожден из тюрьмы революцией и играет теперь выдающуюся роль. Третьим членом делегации является г-жа Биценко, женщина с очень богатым прошлым. Ее муж мелкий чиновник, а она сама рано примкнула к революционному движению. Двенадцать лет тому назад она убила генерала Сахарова, губернатора какого-то русского города, которого за проявленную им решительность социалисты приговорили к смерти. Она явилась к генералу с прошением, пряча револьвер под передником. Когда генерал стал читать прошение, она выстрелила в него четыре раза и убила его наповал. Она была сослана в Сибирь, где провела 12 лет, частью в одиночном заключении. Ей тоже только революция возвратила свободу. Эта интересная женщина, которая в Сибири настолько научилась французскому и немецкому языкам, что она в состоянии читать, но не говорить на них, так как она не знает, как произносятся слова, - типичная представительница образованного русского пролетариата. Она необыкновенно тиха и замкнута, склад ее губ свидетельствует о большой решительности, глаза часто страстно вспыхивают. То, что происходит кругом нее, ей, кажется, в сущности безразлично. Только тогда, когда речь заходит о принципах международной революции, она внезапно просыпается, все выражение ее лица меняется и она напоминает хищного зверя, который внезапно увидел свою добычу перед собой и готов кинуться на нее.

После обеда у меня был первый длинный разговор с г-ном Иоффе. Вся его теория основана на том, чтобы ввести право народа на самоопределение во всем мире на самых широких началах и затем побудить эти освобожденные народы навсегда полюбить друг друга. Г-н Иоффе не отрицает, что такой процесс вызовет прежде всего гражданскую войну во всем мире, но полагает, что такая война, которая осуществит идеалы человечества, справедлива и оправдывается целью, которую она преследует. Я ограничился заявлением г-ну Иоффе, что он должен доказать в России, что большевизм является началом счастливой эпохи в истории. Если это ему удастся, он (большевизм) завоюет мир своими идеями. Пока же на практике не сделана проверка, г-ну Ленину вряд ли удастся втиснуть мир в рамки своих идей. Мы готовы заключить мир без аннексий и контрибуций и вполне согласны предоставить затем русским событиям развиваться так, как этого желает русское правительство. Мы также охотно готовы научиться чему-нибудь у России и, если его революция будет успешна, он заставит Европу принять его идеи, все равно - желаем ли мы этого или нет. Пока же необходимо проявлять величайший скептицизм, и я обращаю его внимание на то, что мы не намерены подражать русским событиям и категорически протестуем против всякого вмешательства в наши внутренние дела. Если же он намеревается и дальше стоять на этой утопической точке зрения и хочет навязать и нам свои идеи, тогда лучше, если он уедет ближайшим поездом, так как о мире тогда нечего говорить. Г-н Иоффе посмотрел на меня с изумлением своими кроткими глазами, некоторое время промолчал и затем ответил мне в дружеском, я даже сказал бы, в умоляющем тоне, которого я никогда не забуду: "Я все же надеюсь, что нам удастся вызвать революцию также и у вас". "Я того же мнения, и думаю, что это сделают сами народы, без благосклонного участия Иоффе, если Антанта будет стоять на своем и не пойдет на соглашение". Странные люди эти большевики. Они говорят о свободе и примирении народов, о мире и единодушии, но в то же время о них говорят, что это самые жестокие тираны, которых когда-либо знала история, - они просто истребляют буржуазию, и аргументы их - пулеметы и виселицы. Сегодняшняя беседа с Иоффе мне показала, что эти люди не честны и в своей двуличности далеко оставляют за собой то, в чем упрекают профессиональную дипломатию, ибо ложь - подавлять таким образом буржуазию и говорить в то же время о свободе, которая должна осчастливить мир.

На следующий день, 21 декабря, Чернин пишет, что в частном разговоре с Кюльманом он повторил свое предположение, что русские делегаты внесут предложение о заключении всеобщего мира и что представители Центральных империй должны это предложение принять.

Кюльман cо мной наполовину согласен... Если Антанта это предложение примет, то конец этих ужасных страданий близок. К сожалению, это невероятно.

23 декабря он пишет:

Сегодня рано утром мы с Кюльманом вырабатывали наш ответ на декларацию Иоффе (шесть пунктов) о принципах, которые должны лечь в основу мирного договора. Это было нелегко. Кюльман лично хочет всеобщего мира, но боится протестов со стороны военных, которые желают заключить мир только тогда, когда они держат окончательную победу. В конце концов мы с ним сговорились. Затем возникли новые трудности со стороны турок. Турецкие делегаты заявили, что они требуют, чтобы немедленно по заключении мира русские войска очистили Закавказье. Германцы против этого возражали, потому что в таком случае и они должны были бы очистить также Польшу, Курляндию и Литву, чего от них никак нельзя будет добиться. После долгой борьбы и многих усилий удалось убедить турок отказаться от их требований. Турки выдвинули еще и другое возражение, указывая, что (в нашем ответе) недостаточно категорично отклонена возможность вмешательства России во внутренние дела чужих государств. Однако в конце концов турецкий министр иностранных дел заявил, что Австро-Венгрия в отношении своих внутренних дел подвергается еще большей опасности, чем Турция, и что если я не возражаю против этого, то и он готов отказаться от своих возражений. Болгары - во главе их делегации находится министр юстиции Попов, - из которых одна часть не понимает немецкого языка, а другая еле понимает по-французски, - лишь очень поздно начали разбираться в нашем ответе и отложили свое решение до следующего дня. [...]

25-го декабря 1917 г. Сегодня состоялось пленарное заседание. Я председательствовал и прочитал русским ответ на их мирное предложение. Таким образом, предложение о всеобщем мире будет сделано, и мы будем ждать ответа. Чтобы не терять времени, мы будем пока продолжать переговоры, касающиеся России. Мы, таким образом, сделали большой шаг вперед и, может быть, самое трудное уже позади нас. Как знать, не является ли вчерашний день решительным поворотным пунктом в истории мира.

26 декабря. Вечером, перед ужином, Гофман сообщил русским делегатам германские планы относительно окраинных областей. Положение таково: пока война продолжается на Западе, германцы не могут очистить Курляндию и Литву, ибо, независимо от того, что они хотят сохранить их в виде налога при переговорах о всеобщем мире, эти территории являются частью их военных ресурсов. Железнодорожный материал, фабрики и, в первую очередь, хлеб эти областей - необходимы, пока продолжается война. Естественно, что германцы не могут их сейчас очистить. Когда мир будет заключен, судьба оккупированных областей должна быть решена на основании принципа самоопределения народов. Вся трудность заключается в том, как применить этот принцип. Русские, конечно, не хотят, чтобы голосование состоялось, пока страна под властью германских штыков. Германцы, же, со своей стороны, говорят, что беспримерный большевистский террор приведет к фальсификации результатов выборов, так как, по представлению большевиков, буржуа - не человек. Я выдвинул было предложение поручить наблюдение за голосованием какой-нибудь нейтральной стране, но это предложение было почти всеми отклонено. В течение войны никакое нейтральное государство не возьмет на себя этой задачи, а до всеобщего мира германские оккупационные войска не должны оставаться. В действительности, каждая сторона боится террора другой, но каждая хочет его применять в своих целях.

Здесь не торопятся. То турки не готовы, то опять болгары, затем канителят русские, и в результате заседание снова откладывается или закрывается тотчас после начала. Я читаю сейчас мемуары из эпохи французской революции. Это очень своевременно ввиду того, что происходит в России и что, по всей вероятности, будет во всей Европе. Большевиков тогда еще не было, но в Париже тогда, как теперь в Петербурге, были люди, которые тиранически обращались с миром, прикрываясь лозунгом свободы. Шарлотта Корде сказала: "Я убила не человека, а дикого зверя". Эти большевики исчезнут, и кто знает, не найдется ли своя Корде и для Троцкого. [...]