Инферно – вперёд! - Роман Кузьма

с первым, впечатлением выступило осознание того, что он, как и все остальные, избрал себе глупое занятие. Лучше бы он стал офицером генштаба или тайным советником – эти господа всегда так заняты, что никогда не оказываются на передовой.

Затем пришло ощущение жара, тронувшего глазницы даже под веками; кожа на лбу раскалилась, словно к ней приблизили мощную лампу; несмотря на любопытство, охватившее его, Норс зажмурился посильнее, так как, по словам Глайниса, единственный взгляд на эпицентр взрыва угрожал слепотой. Когда жар начал стихать, Норс услышал звук, ставший послуживший всему причиной – колоссальное «бум-м-м», от которого он едва не оглох – так, словно над самым ухом у него пальнули из четырёхдюймовой гаубицы.

Наконец, Норс отважился посмотреть на то, что оказалось взрывом новейшей айлестерской бомбы. Его взору должно было предстать зрелище огромного гриба, состоящего из поднятых в небеса многих тонн пыли; тем не менее, Норс увидел лишь мчащиеся в их направлении клубы того, что до недавних пор являлось землёй и толстым настом снега, покрывавшим её. Это напоминало лавину, разогнавшуюся до скорости гоночного автомобиля.

И только теперь бывшему редактору с ужасающей чёткостью стало очевидно: всё пошло не так, как задумали генералы. Как обычно. Генералы по определению – безмозглые тупицы, и на этот раз они опять себе не изменили.

Понимание того, что происходит, отразилось на лицах остальных солдат отделения капрала Глайниса – их глаза удивлённо расширились, а черты исказил страх. Им представилась уникальная возможность наблюдать, как ударная волна поднимает ушедшие далеко вперёд танки, и, словно злой капризный ребёнок, отбрасывающий свои игрушки, несёт эти многотонные махины в обратном направлении.

Норс посмотрел на Глайниса; почему-то ему захотелось перед смертью увидеть выражение лица того, кто в день первой их встречи носил погоны капитана. Нужно сказать, что ему посчастливилось наблюдать зрелище, достойное финала затянувшегося противостояния Норса с армией: Глайнис побелел как мел, потом его кожа приобрела мертвенный серый оттенок, а затем, словно её одолжил Глайнису хамелеон, ещё и покрылась пятнами бордового цвета – причём все эти перемены произошли в течение нескольких секунд.

– Ланнвудский рикошет, – наконец, прохрипел обречённым голосом экс-капитан.

Часть

V

. Мера невежества

Глава

XXXI

Дурные вести о «Гае Огма» распространились со скоростью света. Постигшее армию фиаско стало достоянием гласности и причиной брожений. Известны: «золотая лихорадка», «серебряная», «нефтяная»; жителей Логдиниума охватила совершенно новая её разновидность – «военно-информационная». Процесс этот, предвещавший грозные перемены, начался ещё во время боёв за Алклу. Всяк стал экспертом в стратегии и тактике и, ссылаясь на самые авторитетные источники в министерстве, делился новейшими известиями с фронта.

Эксперты эти, все как один – информаторы УТСН, имели единственную задачу – убедить население, что армия всё ещё существует и королевская власть до сих пор прочна.

Возбуждённые горожане, однако, чувствовали, что это не так. То тут, то там собирались они в кружки, чтобы обсудить, для затравки, новости с фронта. Более благополучные обыватели предавались этому занятию в респектабельных кофейнях, низшие же классы тяготели к пивным пабам и дешёвым питейным заведениям. Там всегда имелся недорогой джин, изготовленный со всеми мыслимыми нарушениями технологии в угоду единственной цели – обеспечить дешевизну алкогольной продукции и доступность её даже для бедняков. Разогретые винными парами мужчины, к которым присоединялись и сторонницы идеи эмансипированного общества, зачастую зарабатывавшие себе на жизнь не самым благочестивым образом, нередко высыпали из прокуренных тесных залов на улицы и площади, чтобы слиться там в толпы.

Их интересовала уже не война, а что станется после её завершения. Конец казался близким, равно как и демократические перемены. Всё же революционные агитаторы далеко не всегда могли дорваться до импровизированных трибун, ведь патриотические настроения, страх перед УТСН и покорность ПЦЭ всё ещё были очень сильны.

Спецслужбы Айлестера призвали на помощь мракобесов всех сортов, дабы те сбили начавший поговаривать о свободе народ с толку. Стихийно возникавшие толпы становились лёгкой добычей разнообразнейших лжепророков, шарлатанов и попросту ловких жуликов, которых подобные сборища, изобилующие наивными простофилями, испокон веков привлекают, как мёд – мух.

Наиболее известный из них, Олан Бейнак, носил звание подполковника и титул официального провидца министерства обороны. Бейнак редко появлялся на публике, предпочитая общаться с народом посредством тщательно подготовленных сеансов радиовещания. Доверие к периодически оглашаемым им пророчествам оставалось, тем не менее, на высоком уровне, порождая обилие разнообразнейших астрологов и магов, владевших, по их словам, древними, забытыми ныне секретами колдовства, передававшимися в их роду из поколения в поколение. Власти, вынужденные мириться с подобным положением вещей, предпринимали всё возможное с тем, чтобы направить течение этого неуправляемого потока суеверий и сектантских, плодящихся, подобно грибам после дождя, верований в выгодном для себя направлении.

Ситус Ллаенох, уже более месяца находившийся на воле, являлся одним из наиболее перспективных «предприятий» подобного рода. Он отъелся и гладко брил щёки каждый день; арестантская роба, права на ношение которой его нередко лишали, сменилась целым одёжным шкафом – каждый раз, выходя в свет, Ллаенох, следуя указаниям и далее контролировавших все его действия контрразведчиков, подбирал костюм, сообразно обстоятельствам. Иногда, если требовалось, он посещал рекомендованный салон, где умелый парикмахер, не задавая лишних вопросов, ловко укладывал его тёмно-русые волосы в модную в тех или иных кругах причёску.

Стиль общения Ллаеноха с народом не отличался сложностью: он не утруждал себя выбором слов и построением фраз – раз уж приходилось говорить, он говорил тоном приказа.

Он приказывал, он требовал, он взывал. И это срабатывало.

Так случилось, что отныне все зависимые от контрразведки лица – лифтёры, коридорные, лакеи, отставные офицеры, школьные и университетские преподаватели, кабатчики, мясники, цветочники и даже некоторые крупные фабриканты – все они, если возникала такая необходимость, подчинялись, ему, Ситусу Ллаеноху. Угроза революции сплотила их.

Кроме того, они использовали магию. Руна Эйваз, новый тайный символ айлестерской тайной полиции, производила доподлинно чудотворное воздействие на мечущиеся умы горожан. Угроза террора, уже прочно ассоциировавшегося с Эйваз, отпугивала болтливых и недовольных.

Ситус владел комбинациями из всех рун футарка, и он стал воистину новоявленным гением в стране невежд. Рунное мышление, привитое ему на подсознательном уровне, обладало жёсткой схематичностью, понимание которой оказывалось недоступным обычным людям, воспитанным в лоне рационализма. Что могли знать эти слепцы о таинственном, влияющем на подкорку, свете и звуке, исходящем от каждой руны? И сила, заключённая в этих доисторических символах, с каждым днём только росла.

Порой Ллаенох ловил себя на том, что воспринимает эмоции и даже отдельные мысли своих собеседников, пусть лица их, как всегда,