Грозовой фронт - Вячеслав Шалыгин

— Конь, — подсказал Копейкин.

— Ну, конь, максимум!

— Педальный.

— Засохни.

— Я слышал твою историю, — Павел кивнул. — Среди чистильщиков ходит много баек о твоих похождениях, Леший. Ты почти легенда.

— О! А мы? — вновь оживился Копейкин. — А о нас что говорят?

— О тебе хорошо или ничего, — поддел товарища Найдёнов. — Хватит встревать.

— Это правда, что у тебя два главных импланта? — спросил Сухов, глядя на Лешего теперь уже без неприязни, хотя и по-прежнему мрачно.

А как ещё он мог смотреть на человека, который трое суток фактически играл Суховым, как виртуальным аватаром в компьютерной игре или, проще говоря, — марионеткой? Да, режиссером выступал Механик, а продюсировал всю эту игровую постановку Узел, но за ниточки-то дергал Леший. И все боевые сцены ставил он, и трюки проделывал, и стрелял… гораздо точнее, чем стрелял Сухов в реальности. С одной стороны, спасибо товарищу Лешему за счастливый финал, без него лейтенант Сухов провалил бы и все три предварительных этапа, и уж тем более главную операцию. Но с другой стороны… обидно! До боли душевной, до спазмов в горле обидно, что не доверили ему главную роль, что использовали как виртуальную модель, как марионетку, как балаганного петрушку!

— Был такой момент, — Леший кивнул. — Два импланта полезное дело, но утомительное до жути. Ты не представляешь, каково это — осваивать горы премудростей, имея пять классов образования и тонкий, как бумага, слой серого вещества в мозгах. Но ничего, за год всё освоил, вещество наросло, заматерел… и вдруг — нате вам в нюх! — незадача вышла. Попал в переплёт под Магнитным мостом в Академзоне. Да ещё в какой!.. А-а, ты же не знаешь, ты в это время у Механика в регенерационном саркофаге чуркой бесчувственной лежал. Короче, покромсали меня биомехи на ремешки. Так разделали, что не приведи господь. Механику даже левых биоников пришлось к делу привлекать. Но ничего, обошлось, восстановили меня общими усилиями. Вот только второй имплант им пришлось убрать. Закоротило его наглухо. Обидно, конечно, да делать нечего. Пришлось заново учиться жить. Теперь снова с одним главным компом в организме существую. А ещё пришлось отрабатывать. Не хуже тебя. А как иначе? Механик, он ещё тот фрукт. Добрый-то добрый, но не забесплатно. Такой у него метод. Подбирает безнадёжных, чинит, лечит, а потом эксплуатирует почём зря, пользуясь человеческой благодарностью.

— Человеческой? — Сухов взглянул на Лешего исподлобья.

— Ну, терминаторской, называй, как хочешь, — Леший усмехнулся. — Хотя мне больше нравится считать себя человеком. Ведь человек — это жизнь, разум, а главное — душа. В отличие, допустим, от сталтеха. Или от зомби-морбота. А из чего этот человек сделан, из кальция, белка и воды или из нанокерамики, пластика и металла… вопрос шестнадцатый. Если душе осталось, где пригреться, то и неважно, наполовину железный ты человек или целиком белковый. Так что не дуйся, Сухов, мы с тобой в одной лодке. В жестяной.

— Я не дуюсь, — Сухов перевёл взгляд на Леру.

И остановил на ней взгляд надолго. Слишком надолго. Сухова снова посетило ставшее привычным за время пребывания в Узле ощущение, что он уже видел её. Этакое дежа вю посетило. Павел понимал, что это может быть связано с эпизодом из событий, которые происходили в воображаемый третий день его пребывания в «петле», то есть в Узле. Ведь она руководила троицей виртуальных спасателей, которые между тем вполне натурально затащили Сухова в тамбур и вернули в реальность. Но всё равно его не покидало чувство, что он видел Леру ещё раньше. Или она кого-то сильно напоминала.

В лазарете повисла тишина. Ведь кроме Сухова никто не знал, отчего лейтенант так откровенно разглядывает девушку.

— «Я не дуюсь, я пялюсь», — с нотками сарказма, негромко пробормотал Копейкин. — В теле у нашего киборг-лейтенанта явно осталось, где душе пригреться, прав Леший. Где-то в районе нижнего штуцера.

— Да заткнешься ты сегодня?! — Найдёнов тут же отвесил напарнику подзатыльник.

От звонкого щелчка затрещины все разом встрепенулись. Сильнее всех встрепенулась Лера.

— Давайте все вместе к чистильщикам в часть пойдем, к подполковнику Бойкову в гости, — предложила она чересчур бодро, стараясь замять неловкость, возникшую во время паузы. — Он приглашал. По пути в спецотряд заглянем, Жору прихватим. Действительно, есть что отметить.

— С вояками отметишь, как же! — прокомментировал неугомонный Копейкин. — Спиртягой и тушенкой? Вот уж праздничные разносолы! Пир будет на весь мир, просто царский!

— Нормальная раскладка, — сказал Найдёнов, поднимаясь. — Я иду. А столичные мажоры могут выёживаться дальше. Ждать, когда им виски с колой подадут и авокадо на закусь.

— Все пойдём, — решил Леший. — Бойкову отказывать не резон. Нам ещё дела с ним иметь. Сухов, ты как?

— Меня не звали, — Павел ответил не слишком уверенно.

Перемену в его настроении мгновенно уловила Лера.

— Всех звали, — Лера вдруг взяла Павла под руку. — Вас в первую очередь. Подполковник уже поляну накрыл. Там обо всём договорим. У вас ведь ещё много вопросов осталось, верно? Не упрямьтесь, Павел, я прошу.

«Я прошу…» Когда женщины произносят эти слова, да ещё таким тоном, отказать невозможно. Вернее, возможно, но тогда эта женщина будет потеряна для тебя навсегда. Ведь многозначительное «я прошу», сказанное с придыханием, низким грудным голосом, это, по сути, их крупный калибр. А если при этом женщина ещё и берет тебя за руку, это вообще бронебойно-зажигательный выстрел. То есть, если ты не поддашься, у искусительницы опустеет магазин, и она разумно отступит с поля боя. Или взбесится, что более вероятно, и перейдёт к самым грязным, мерзким и изощренным методам партизанско-пропагандистской войны. В общем, выбора у Сухова не осталось. Лера выстрелила тандемным кумулятивным, и Павлу пришлось сделать вид, что броня пробита и он сдался. Хотя почему «сделать вид»? Он действительно сдался. Это оказалось даже приятно, сдаться женщине такого класса…

«Нет, чёрт, не класса! Что за бездушное определение?! Еще сказал бы — с такими ТТХ! Приятно сдаться женщине такого… уровня? Дьявол! Снова не то! Просто — такой женщине! Красивой, умной и… сексапильной? В рот компот, задолбали эти стерильные американские словечки! Волнующей! Вот! Более-менее. И не бездушно, как всё у янки, и в то же время без соплей, соответствует действительности».

Да, Лера именно волновала лейтенанта. Тёплые волны её обаяния омывали и разум, и душу, и… тело. Но главное, Сухову снова почудилось, что он знает Леру по каким-то давно забытым эпизодам из прошлой жизни. Очень уж она знакомо сжимала ему руку. И тепло от неё исходило какое-то знакомое. Может, это вовсе не отзвук воспоминания, а какой-то знак свыше? Или всё же воспоминание?

Попытка вспомнить (либо осознать) отняла у Сухова последние душевные силы, а заодно совершенно заблокировала извилины. И в душе, и в голове у Павла окончательно воцарилась пустота. Ему вдруг стало по большому барабану, что будет дальше. Всё, о чем теперь мог думать лейтенант, так это о тепле сжавшей его плечо руки и о тонком свежем запахе, который исходил от юной спутницы. Или не юной, а молодой спутницы. Пожалуй, даже на годик-другой постарше самого лейтенанта. Но такие детали не имели сейчас для Сухова значения.

«Для своих лет ты выглядишь отлично…» — почему-то вдруг вспомнилась Сухову глупая фраза из финального эпизода второго дня в «узловой петле». Почему-то? Ан, нет, не «почему-то»! (Мозг снова включился, но сразу же честно предупредил: «на полминуты — максимум!») Рядом с Ольгой Сухов чувствовал нечто похожее. Лера, конечно, выигрывала по всем статьям, но зато виртуальная подруга лейтенанта имела свою странную, неповторимую и очень притягательную «изюминку». Встань они рядом, выбор был бы ох как непрост!

«Гормоны играют? — Сухов устало усмехнулся. — Возможно. Не старик всё-таки. Да какой там! Салабон, три года после академии! Но почему-то внутренне я ощущаю себя затёртым до дыр, покрытым плесенью и совершенно разбитым деревянным корытом. Тем самым, из сказки Пушкина. Хотя, если точнее — деревянной марионеткой. Замшелой, потемневшей от времени и прикосновений Карабаса-Барабаса куклой на ниточках».

Сухову вдруг живо представилось, как бородатый директор кукольного театра то укладывает замызганного Буратино в сундук, то достаёт его, чтобы сыграть очередное представление для почтеннейшей публики. Сейчас он просто не стал укладывать Буратино-Сухова в сундук, а передал во временное пользование Лешему и компании. И они, не дав отдохнуть, вынудили Сухова идти играть спектакль «Солдатский пир по случаю победы». С обильной выпивкой, жирной закуской и тупыми шутками.

«Что ж, под ручку с Мальвиной можно. Не убудет. Леший-Арлекино может поколотить, конечно, но это мелочи. Разберёмся. Не вопрос».