Вурдалак - Майкл Слэйд

— Не держите меня в неведении, — улыбнулся он. — Доскажите.

Дебора покраснела — редкость по нынешним временам.

— Я крикнула: «Какая же ты тряпка! Настоящий мужик не побоялся бы заговорить!»

— И он повесил трубку?

— Нет. Он долго молчал, а потом прошептал: «Детка, в одной руке у меня трубка. Угадай, что в другой?»

— И что вы ответили? — спросил Цинк, улыбаясь все шире.

— Если это умещается в одной руке, меня это не интересует.

Чандлер расхохотался.

— Потом я повесила трубку, и он пока не звонил.

На мгновение воцарилось молчание. Вдруг Дебора тоже улыбнулась.

— Если вы пришли не по поводу телефонных звонков, тогда о чем вы хотели поговорить?

— О вашей сводной сестре, Рике Хайд.

Англия, Лондон

18: 03

Хорошим полицейским можно стать.

Великим полицейским нужно родиться.

У всякой тайны, как у тайфуна, есть свой центр. Ибо тайна подобна колесу, которое и формой, и способностью к движению обязано ступице. Проблема в том, что, когда колесо катится — к вам ли, от вас, — видны лишь обод или колея. Ступицу разглядеть невозможно.

Хилари Ренд сидела у себя в кабинете одна и тупо смотрела на записку, присланную вместе с изображением цветка. Под вырезанной из книги фотографией стояла подпись: «Гортензия». Именно гортензии Элейн Тиз распорядилась отослать в Ярд в ночь взрыва в «Римских парных банях». По данным полиции, в списках лиц, постоянно проживающих в Великобритании, Элейн Тиз не значилась. В записке, которую Хилари держала в руке, говорилось:

В чем дело, Хилари? Тебе не знаком язык цветов? Джек

Внезапно в памяти Ренд всплыла сценка из давно минувших времен: она, совсем маленькая, идет с теткой по лугу, пестреющему весенними цветами. И где-то высоко над ее головой раздается теткин голос: «А ты знаешь, Хилари, каждый цветок что-нибудь да значит. Когда твоей бабушке было столько лет, сколько тебе сейчас, букеты подбирали так, чтобы тем самым выразить свои чувства. Влюбленные и друзья обменивались ими вместо записок. По-моему, чудесно говорить на языке цветов, верно?»

«А что если… — подумалось Ренд. — Дело достаточно безумное».

Она протянула руку к телефону, но в этот миг раздался звонок.

— Слушаю, — сказала Хилари.

— Это Макаллестер.

Двадцать пять минут назад асы из Особой службы приняли вызов категории 999: трагедия в клинике, занимающейся проблемой СПИДа. Ренд отправила Макаллестера на место происшествия, а сама задержалась — ей хотелось взглянуть на содержимое только что присланного Джеком конверта, с которым пока работали дактилоскописты.

— Что там, Скотт?

— Сперва взорвали трубу, чтоб напустить в здание воды и пара. Потом, с помощью дистанционного управления, пустили ток, отвели от подземного кабеля. Приборчик у нас. Двенадцать человек сгорели заживо.

— Цветов случайно не нашли?

— Под обе двери забиты деревянные клинья, смазанные эпоксидкой, чтоб никто не мог выбраться. К одному приколота вырезанная из книги картинка. На ней нарисован цветок. Пижма.

— Держите меня в курсе.

— Есть! — И Макаллестер дал отбой.

Ренд набрала загородный номер. После третьего сигнала на другом конце провода, в деревушке Мит, подняли трубку.

— Алло, — произнес дрожащий старческий голос.

— Тетечка, здравствуй. Это Хилари.

— Голубушка, какой приятный сюрприз. Где ты?

— В Лондоне, тетечка. Мне нужна твоя помощь. Прости пожалуйста, что не могу поговорить с тобой подольше. — Она мысленно увидела свою восьмидесятилетнюю тетку: коричневые старческие пятна, редкие седые волосы, сотни веселых морщинок у глаз и губ. Живые блестящие глаза.

— Я слушаю, — сказала тетка.

— Ты помнишь язык цветов? Старуха тоненько, сипло рассмеялась.

— Нет. Но у меня сохранилась книга.

— Тетечка, сходи за ней, пожалуйста. Это очень важно.

В трубке надолго воцарилось молчание, потом вновь послышался теткин голос:

— Прости, голубушка, искала очки.

— Что означает клевер? — спросила Хилари. Это растение Элейн Тиз велела отослать в «Римские парные бани».

Через минуту старуха ответила:

— Месть.

— А пижма?

Вновь долгое молчание, шелест страниц.

— Пижма… «Я объявляю вам войну».

— И еще гортензия, — сказала Хилари. Этот цветок Элейн Тиз пыталась послать ей в вечер взрыва в банях. Его изображение она получила сегодня.

Наконец тетка ответила:

— Гортензия — это бессердечие.

«Бессердечие — нет сердца», — подумала детектив. И в тот же миг некое шестое чувство, чутье, нюх ищейки — называйте как хотите — подсказало ей, что Джек-Взрывник и Убийца-Вампир — одно лицо.

Вот почему в вечер взрыва в «Римских парных» Джек прислал букет мне. Мы ошибались, это не было его первое преступление. Я тогда уже занималась его делом, только он выступал как Убийца-Вампир.

И тогда она увидела ступицу.

18: 04

Далеко от Нового Скотланд-Ярда, в ист-эндской квартирке сидел за кухонным столом человек. Он изучал в зеркале свое лицо. Осколки маски для подводного плавания, разбитой во время неудачной охоты в «Туннеле любви», изрезали ему лоб, щеки, нос и подбородок. Он чудом не лишился глаз и приобрел глубокие шрамы, которые останутся на всю жизнь.

«К врачу нельзя, слишком рискованно, — подумал он, поднимаясь со стула. — - Ярд может выследить меня».

Он вышел из кухни и прошел по коридору в спальню. Одна стена здесь была заклеена газетными вырезками, освещавшими дело Убийцы-Вампира, другая отдана Убийце из канализации, третья воспевала подвиги Джека-Взрывника.

Человек долгим взглядом посмотрел на пустую четвертую стену за изголовьем кровати.

Окинул взглядом разложенные на полу вырезки, посвященные его фиаско в «Туннеле любви».

Вновь посмотрел на пустую стену. Вздохнул. Покачал головой.

И уселся рассматривать картинки в «Книге чудовищ».

Провиденс. Род-Айленд

13: 04

— Расскажите мне о Рике, — попросил Чандлер.

— Я не любила ее, — ответила Дебора.

— Это я понял. Вы очень спокойно приняли весть о ее смерти.

— Они вели себя очень жестоко по отношению ко мне. Оба, инспектор. Я христианка, поэтому стараюсь забыть и простить. Но, поверьте мне, с близнецами это нелегко.

На улице сияло солнце, день выдался прекрасный. Они стояли на крыльце частной школы для девочек, где преподавала Дебора. Слякоть, нанесенная проезжающими по Энд-желл-стрит машинами, начинала подмерзать. Дебора повернулась к Цинку и спросила: