Мир приключений, 1989 - Сергей Абрамов

В лицо пахнуло свежим ветром, и перед Сандрой широко распахнулась высота, по которой она так соскучилась. Ах, крылья бы ей с антигравиком! Если бы кто-нибудь здесь знал, как она любила летать!..

На зеленоватом чистом небе — редкие белоснежные облачка, розовеющие снизу от вечерней зари. Направо, на горизонте, четко различимы шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости. Да что там шпили! Впереди, за газовым заводом, видны даже здания Галерного острова, а еще дальше в голубой дымке проступает силуэт кронштадтского собора.

Сандра подумала о своем доме, о своем времени, столь далеком для окружающих ее людей.

Разве не фантастично для ее современников из двадцать второго века то, что она видит сейчас? На крыше — мальчишки, девчонки. Они весело перекликаются с теми, кто стоит на крышах соседних домов. А ведь им, вооруженным лишь лопатами и щипцами, сейчас предстоит вступить в противоборство с бомбардировщиками экскадрильи «Фельдмаршал Гиденбург», имевшими чудовищный приказ сжечь сегодня Ленинград!..

18.49. «А вдруг не прилетят?» — мелькнула несуразная мысль.

18.50. Пронзительно завыли паровозы, заводы. Воздушная тревога! Увы, ход истории неотвратим.

Все замерли, напряженно всматриваясь в небо.

— Вот они!

В стороне, у труб Кировского завода, светлое небо покрылось черными крапинками. Они быстро вытягиваются в черточки. И вот уже видны двухмоторные самолеты. Их много, очень много! Они наплывают, держа равнение, как на параде. Черные косяки их движутся сравнительно низко. «Хейнкели-111»? Не похоже. У «хейнкелей» острый застекленный нос и остроконечные моторы. А эти — ширококрылые, тупоносые, с тупоносыми бочонкообразными моторами… Сомненья нет: «Юнкерсы-88», бомбовая нагрузка каждого — две тонны… Сандра оглянулась. Побледнев, мальчишки стояли неподвижно, крепко сжимая лопаты — единственное свое оружие. Они могли бы еще сбежать вниз, в бомбоубежище. Но ни один не пошевелился.

Низкий утробный гул авиационных моторов нарастал, усиливался, давил. Уо-уо-уо — тяжело, с надрывом выли они.

— Ребята, держись! Маму не звать! — с отчаянной лихостью крикнул кто-то.

И сразу от грохота заложило уши: частыми залпами начали бить зенитки.

Около самолетов гроздьями — четыре, четыре, четыре! — вспухали белые клубки разрывов зенитных снарядов. Оставляя за собой черный шлейф дыма, один из «юнкерсов» заскользил вниз. Но остальные бомбардировщики, невредимые, все так же сохраняя строй, продолжали полет. Они были почти совсем над головой!

Кто-то дернул Сандру за куртку. Сережа. Он что-то кричал, указывая на разрывы. Что — в грохоте стрельбы, в завывании моторов было не расслышать. Тогда он с силой потянул ее за собой к трубе. Едва прижались к ней — крышу будто обдало шквальным ливнем. Снарядные осколки!

Сандра опомнилась. То, что сообразил мальчик, должна была предусмотреть она!

Опять защелкало. Сквозь грохот зениток прорвался противный нарастающий свист: фьююю! В разных концах ослепительно брызнуло голубое пламя. Ребята рванулись к нему. Фьююю! Что-то тяжелое ударило у самой трубы, проскрежетав по железу, и на самом краю крыши, шипя, вскинулся фонтан нестерпимо яркого пламени!

— Наша! — заорал Сережа и, опередив Сандру, с лопатой наперевес бросился к зацепившейся за водосточный желоб зажигалке. Ловко поддел — и она, густо рассыпая искры, полетела во двор. Сандра даже испугаться за Сережу не успела — по крыше ударило снова и снова. Слева вспыхнуло, справа, еще и еще! Грохот пальбы, барабанная дробь осколков!

Когда Сандра, сбросив с крыши очередную зажигалку, смогла посмотреть вниз, она поразилась: железная дорога вся светилась голубым сиянием! На ее путях одновременно горели десятки зажигательных бомб!

Невдалеке вспыхнул какой-то склад. Дымное облако затянуло крышу. Стало трудно дышать, защипало глаза. Упади еще зажигалки — не увидишь.

К счастью, волна бомбардировщиков прошла. И осколки больше не падали. Ветер разорвал пелену дыма, окутывающего дом. Кругом, куда ни посмотри, пожары.

— Завод Карпова горит! — закричал Сережа.

Со стороны Лиговки в небо рвались огромные тучи черно-желтого дыма, подсвеченные снизу багровым пламенем. Казалось, там разверзлась земля и образовался огнедышащий вулкан, взметая ввысь все новые и новые струи огня.

— Нет, то не завод, — тихо сказала Сандра. — Горят Бадаевские склады.

Ребячье воинство — усталое, в прожженных куртках — стояло, опершись на лопаты, и молча, насупившись, смотрело на зрелище бушевавших вокруг пожаров. Мальчишки и девчонки были как солдаты, вышедшие из боя. Отдавали ли они себе отчет, что совершили нечто героическое? Нет Им надо было отстоять от огня дом. Они это сделали. Только и всего.

5

Бесстрастный голос электронного информатора сообщил:

— Пятница, 19 сентября сорок первого года. Общая ориентировка. Весь день свирепые бомбежки Воздушные тревоги — шесть раз, общей продолжительностью 7 часов 34 минуты. Фашистские самолеты сбросят на жилые кварталы города 528 фугасных и 2870 зажигательных авиабомб.

Попирая общепринятые нормы человеческой морали, 19 сентября фашистская авиация намеренно атакует больницы и госпитали Ленинграда. В 16.25 на госпиталь на Советском проспекте, 50 (Сандра вздрогнула: недавно в него с Обводного перевели медсестру Таню!) будут сброшены три фугасные бомбы весом от 250 до 500 килограммов. Через три минуты в обрушенные этажи упадут еще десятки зажигательных бомб, на своих койках погибнут раненые…

У Сандры сжалось сердце. Она выключила информатор, заметалась по комнате… Какая страшная трагедия — и теперь еще Таня! «Неужели я не смогу предотвратить гибель госпиталя? Должна же я чем-нибудь существенным помочь ленинградцам!.. Неужели и эта трагедия — основополагающий фактор в ходе исторического процесса и потому мое вмешательство заранее обречено на неудачу? А если нет? Тогда что я могу? Сандра взглянула на брошь. — Я ведь располагаю энергией для возврата в свой век и для функционирования маяка… Истрачу ее — и путь в свой двадцать второй будет отрезан, а без маяка десантники-спасатели не отыщут меня, не вызволят отсюда… Я никогда больше не увижу своих современников, родных, Андрюшу… Никогда! В мире, наверное, нет более страшного и безнадежного слова, чем короткое „никогда“… Но выбора нет-раненые, Таня…»

В подъезд здания, расположенного невдалеке от госпиталя, она вбежала вместе с толпой с улицы, как только объявили воздушную тревогу. Но повернула не вниз, в бомбоубежище, а на чердак.