Воровка - Александра Лисина

карнавальные маски, и каждое полнолуние превращающаяся в кошмарную бледную упыриху. Осталось только зубами обзавестись, как у Ширры, когти заново отрастить, и все – можно смело причислять себя к нечисти.

На этой мысли я машинально сжала в руках тоненькую цепочку из червленого серебра и слабо улыбнулась, чувствуя, как та потеплела в ответ.

Ширра…

Вот уж не думала, что он мне ее когда-нибудь отдаст. А он и возражать не стал, когда я предложила поискать в городе мастера, чтобы попробовать ее починить. Сколько можно, в самом деле, в зубах-то таскать? Ни охоты нормальной, ни отдыха, ни перекуса. Может, я его хоть так отблагодарю за спасение на реке?

Надо признать, то, что я все еще в Ладогах, – исключительно его заслуга. Да-да, не удивляйтесь: поняв, что мое дальнейшее присутствие нежелательно для каравана, я твердо решила исчезнуть из города до того, как кто-нибудь вспомнит о том, что я вообще существую. Нет, я не спорю: Лех – славный парень, умный, внимательный, серьезный. И при других обстоятельствах я бы непременно нашла время, чтобы все ему объяснить и остаться с ним хорошими знакомыми. Но у меня больше нет права на ошибку. Поэтому для всех будет лучше, если я тихо уйду, будто меня никогда и не было.

Собственно, я поначалу даже записки решила никакой не оставлять. Да и вообще задерживаться до утра не собиралась. Однако повторяю: Ширра не позволил – загородил дорогу, оскалил зубы. А потом подошел, потерся носом, успокаивающе заурчал и… понятия не имею, как уж он меня убаюкал, как заставил улечься обратно в постель и на время позабыть о тревогах. Но как-то все-таки умудрился, колдун мохнатый, а когда я все-таки уснула, ушел так же незаметно, как и появился.

В итоге я проспала почти до рассвета, а наутро проснулась в собственной постели, хорошо отдохнувшая и полностью успокоившаяся. А на подушке лежала та самая цепочка, которую я сейчас держала в руках.

Надо сказать, утро меня приятно порадовало: со своими делами я управилась на удивление быстро. А вот с цепью неожиданно возникла проблема. Я обошла с десяток кузнечных мастерских, но все встреченные мною мастера в голос заявили, что тут слишком тонкая работа, да и сплав необычный – серебро с какими-то странными примесями. Плюс крохотные звенья были как-то мудрено закручены, поэтому повторить этот шедевр без редких инструментов, к сожалению, было нельзя.

– К гномам тебе надо, – кусая усы, сообщил один из кузнецов. – Кроме них за такую работу никто не возьмется.

Надо ли говорить, что я из принципа обошла весь город. Полдня потратила, истоптала все ноги, оголодала и устала, рыская по задворкам в поисках нужного специалиста. Но везде услышала одно и то же. Пришлось признать свое поражение и скрепя сердце покинуть Ладогу, чтобы сообщить четвероногому приятелю, что ничего не вышло.

Единственное, о чем я пожалела, это о том, что не успела попрощаться с Лукой, который искренне ко мне привязался. Прости, мальчик… но так будет лучше. А остальные наверняка поймут.

С этой обнадеживающей мыслью я миновала городские ворота. Бодрым шагом двинулась на восток и спустя каких-то полчаса скрылась из виду под сенью величественного и почти нетронутого леса.

А еще через час меня нагнал Ширра.

Теперь спешить стало некуда: я больше не зависела ни от дороги, ни от повозок, ни от соседей, ни от погоды. Мне больше не нужно было следить, чтобы лошадь случайно не сбила копыта. Не надо прятать лицо, когда на небе появлялась луна. Не нужно было на кого-то оглядываться, когда приходило желание перекусить или передохнуть – иди куда хочешь, делай что пожелаешь. Бегом или шагом, ползком или вприпрыжку, по пыльной обочине или по живописному берегу… полнейшая, просто абсолютная свобода, от которой душа летит вперед, словно на крыльях.

Ширра не стеснял меня ни в чем. Он не нудел по пустякам и не раздражал своей неуместной болтовней. Не пытался меня подгонять или определять время нашего совместного отдыха. Не суетился, не раздражался и не злился, если я вдруг задерживалась или, наоборот, ни с того ни с сего вдруг резко ускоряла шаг. Он просто держался поблизости, спокойно поднимался, когда приходило время, так же спокойно пережидал, пока я отдышусь. Благоразумно молчал и не старался приближаться, навязывая свое общество, кроме тех случаев, когда я сама его о чем-то просила.

Думаю, тогда мы просто присматривались друг к другу.

Кстати, Лех оказался прав: громадный зверь не настаивал на возращении к людям, не порывался разыскивать попутчиков и не стремился никуда, кроме той стороны, куда поворачивала я. Кажется, ему вполне хватало моего общества. Но я до сих пор не могла взять в толк, что он во мне нашел? Для чего шел туда, куда ни одно разумное существо старается без веской причины не соваться?

Когда я его об этом спросила, он только задумчиво посмотрел в мою сторону, словно и сам не до конца понимал, чего именно хочет. И ничего не ответил. Против нового имени тоже ничего против не имел – отзывался сразу, без возражений, из чего я сделала вывод, что оно или довольно близко к настоящему, или же ему было все равно.

По утрам Ширра обычно будил меня урчанием и осторожным толчком в плечо. Потом целый день держался поодаль. И только под вечер, когда в лесу быстро темнело, а я начинала искать место для ночлега, ненавязчиво предлагал свою помощь. Я не отказывалась, потому что уже убедилась, что в лесных дебрях он ориентируется гораздо лучше. И на найденных им полянкам можно не опасаться ни нашествия плотоядных муравьев, ни змей, ни пауков. Там всегда было сухо, неизменно находилось укрытие от ветра и дождя, поблизости обязательно имелся ручеек, подземный ключ или какая-нибудь речушка. А когда я разводила костер, оборотень частенько прокрадывался поближе, укладывался так, чтобы нас разделяло алое пламя, и словно чего-то ждал, по-кошачьи жмуря глаза и внимательно изучая меня сквозь полуприкрытые веки.

– Что? – не выдержав, спросила я на третий день. – Ты смотришь так, будто у меня третий глаз на лбу появился или крылья за спиной растут!

Оборотень хмыкнул, и я готова была поклясться, что в черных глазах промелькнуло самое настоящее лукавство. Но отвечать, по