Осколки безумия - Ульяна Соболева

Она достала из-за корсажа пакетик с красным порошком и помахала им у его носа.

— Хочешь кристаллики счастья, мой одинокий король?

Через несколько минут, он откинулся на спинку кресла, чувствуя облегчение и эйфорию, боль затихала, отходила на второй план.

— Зачем ты нашла меня, Ирина? И что мне помешает сейчас тебя похоронить? Прямо здесь за наглость?

В ее глазах на секунду блеснул страх:

— Ничто не помешает, кроме того, что я сейчас тебе нужна. Я всегда буду выполнять все твои желания. Я ведь любила тебя. Это ты меня убил. А я подарила тебе новую жизнь. Смотри, кем ты стал. У тебя есть все. Но ты можешь это потерять, если не доверишься мне.

Ирина облизала его запястье и снова вскрыла вену, засыпая кристаллики порошка.

— Еще немножко анастезии и ты почувствуешь себя намного лучше, доверься мне.

Ник закрыл глаза, и застонал от наслаждения, чувствуя эйфорию от разливающегося по венам наркотика.

— Вот так, мой хороший. Она предала тебя, но есть я. Всегда есть я.

Ее руки гладили его по волосам нежно, успокаивая.

— Скоро ты все забудешь, поверь. Все. Мне нужно немного времени, и ты начнешь новую жизнь.

Ник приоткрыл глаза, с трудом размыкая тяжелые веки.

— У тебя много дури?

— Достаточно и я знаю, где взять еще.

— Дурь запрещена законом, — пробормотал он, а она тихо засмеялась:

— Закон это ты, мой король.

— Верно. Закон — это я. Оставь пакетик и уходи. Я найду тебя, если ты мне понадобишься. Давай, поди прочь. Ты меня раздражаешь.

На секунду зеленые глаза женщины вспыхнули яростью и тут же погасли, она обхватила лицо Ника руками.

— Посмотри на меня, посмотри, да вот так. Ты найдешь меня очень скоро, потому что я нужна тебе. Найдешь, запомни это. Ты меня найдешь сам.

Она ушла, оставив его одного, полумертвого от смеси алкоголя и красного порошка. Она не слышала, как он пробормотал:

— Сука…на хер ты мне нужна…но я найду тебя ты права, последнее время я делаю это слишком часто и не знаю почему. Черт…а все равно больно. Анастезия не действует. Марианна…как же ты болишь внутри меня, когда же ты умрешь в моем сердце…сколько еще, мать твою, ждать а? Я нахрен с ума схожу.

И захохотал громко, раскатисто, потянулся за сотовым:

— Серафим, ты узнал где она? Отчет мне на стол…как всегда, подробный. Подпиши это сам…я б***ь не в силах руку поднять. Пусть твои парни увезут меня отсюда.

21 ГЛАВА

Думаю, это то, к чему мы пришли.

И если ты не хочешь,

То можешь мне не верить.

Но меня не будет рядом,

Когда тебе будет плохо,

Поэтому знай,

Ты одна теперь, поверь мне.

Когда тихо умирает надежда, рассыпается на осколки и растворяется любая возможность вернуть что-то обратно, только тогда становится по-настоящему больно. Физические страдания не сравнятся с медленной агонией сердца. Я надеялась даже тогда когда он бросил меня, я надеялась даже тогда, когда Фэй сказала, что я не верну его и не должна пытаться, я надеялась и даже тогда, когда он равнодушно отключал мои звонки. Мне казалось, что пройдет время и он меня простит. Остынет, забудет. Да, возможно так было бы с любым другим, но не с Ником. С кем угодно, чьи действия и мысли несли в себе определённую логику. У Мокану нет логики. Он принял решение и этого изменит никто. Я поняла это когда мне вручили бумаги о разводе, но тогда я все еще не помнила кто такой Николас Мокану. В моем представлении это все же был человек. Подсознание не воспринимало другой реальности, более жестокой, страшной — я люблю не человека, я люблю монстра. Не воспринимала, пока Сэми не вернул мне мое прошлое, которое я так мечтала вернуть. «Бойтесь ваших желаний — они могут исполниться». Я наивно предполагала, что я страдаю — о, это были не страдания, это лишь прелюдия, отголоски, далекое эхо приближающегося апокалипсиса, агонии моей души. Насколько меняется восприятие. Все та же бумажка о разводе. Клочок нашего прошлого с подписью о вынесенном приговоре будущему. Я перечитывала эту бумагу день за днем, минута за минутой, я часами смотрела на нее и искала между колючими шаблонными словами некий смысл и не находила. Ничего. Только неожиданное дикое одиночество. Я говорила с ним, я видела его и это больше не тот Ник, которого я знала — это равнодушный, бесчувственный монстр. Ничего человеческого. Ни грамма. Исчезло все — даже те жалкие крохи, которые были в нем в момент зарождении нашей любви, от нее остался лишь пепел с тлеющими углями.

Возможно, так себя чувствует бабочка, когда у нее сгорают крылья или раненная птица, летящая камнем вниз с огромной высоты, подстреленная тем, кому всецело доверяла. Я летела в пропасть. Час за часом все ниже и ниже. Иллюзии, мечты, эфимерное счастье, жалкие надежды, унизительные желания. Все это не имело больше никакого значения — он отказался от меня. Я не значу в его жизни ровным счетом ничего. А значила ли?

А как же его слова «Я никогда тебя не отпущу», «Я не позволю тебе уйти» и жестокие ответы на вопросы — он не просто позволил, он вытолкал тебя из своей жизни, вышвырнул за борт. Тебя больше нет. Я как раненный зверь кружила вокруг этой бумаги, в которой был заключен весь смысл последних лет моей жизни, которую я так надеялась вспомнить и вернуть. Я не решалась взять ручку и поставить подпись рядом с его инициалами. Когда он расписался там, что он чувствовал? Ему было хоть немного жаль того что мы потеряли? Хоть чуть-чуть, ему было больно? Он страдал? Или подписал это между делом, вперемешку с многочисленными контрактами, которые его секретарь клал к нему на стол?

Он мучился, как я? Как быстро он принял это решение? Неужели только потому что я стала другой? Но тогда это не любовь…все его чувства суррогаты любви. Он не простил. Только почему то мне казалось, что дело не в прощении. Как говорит сам Николас — ненависть это чувства и пусть тебя лучше ненавидят, чем презирают или остаются равнодушными. Он прав. Его ненависть я бы пережила легче. Ненависть, ревность, безумие, но не ледяное равнодушие. С каким изощренным, садистским удовольствием он смотрел как я страдаю. Лучше бы бил как тогда, после плена Берита. Лучше бы насиловал, рвал тело в клочья, но не душу. Боже, я истекаю кровью. Каждая клеточка моего тела содрогается в предсмертной пытке. Любовь умирает долго и мучительно, годами. Я не выдержу…я слишком слабая.