Осуждённые грешники (ЛП) - Сомма Скетчер

брюки и белая рубашка с закатанными до локтей рукавами.

Мой взгляд падает на пространство между рукавами и наручными часами. Формы и надписи словно шевелятся на его предплечьях, когда он сжимает кулаки по бокам. Одно это зрелище вызывает пьянящий трепет во мне.

Сегодня не будет никакого джентльменского притворства.

Он останавливается в нескольких шагах от меня и тычет большим пальцем себе за плечо.

— Садись в машину.

Яд в его тоне выводит меня из себя.

— В твою машину? Ни за что. Я лучше закончу жизнь где-нибудь в канаве.

— Ты разгуливаешь по городу в полночь, Пенелопа. Похоже, ты хочешь оказаться где-нибудь в канаве.

— Не беспокойся обо мне, со мной все будет в порядке.

Он делает шаг вперед, я отступаю на шаг назад.

— Садись в машину.

— Скажи пожалуйста.

Я дрожу, пальцы ног утопают в ботинках, и все же я стою здесь, по словарному определению — девушка, причиняющая вред себе, желая досадить другому.

Голова Рафаэля втягивается в плечи, и он сжимает переносицу. Затем его рука взлетает и хватает меня за горло так быстро, что у меня перехватывает дыхание.

— Пенелопа. Ты ростом всего 152 см и, вероятно, не сможешь нанести удар, чтобы спасти свою жизнь. Садись в мою машину, пока я не перекинул тебя через плечо и не отшлепал по заднице за то, что ты причинила мне неудобство, заставив меня промокнуть, — натянутая, насмешливая улыбка мелькает сквозь пелену дождя. — Пожалуйста.

Он отпускает меня сердитым толчком, затем отходит в сторону, чтобы дать мне пройти.

Ну что ж.

Кровь стучит в ушах, и слегка ошеломленная, я направляюсь к машине. Моя задница едва касается кожи, когда дверь за мной захлопывается. Когда Рафаэль движется размытой тенью по лобовому стеклу, тяжесть неверного решения давит мне на плечи.

Я могу сразу определить его источник. Теплый, мужской аромат, который витает в четырех стенах Гелендвагена. После того как в прошлый понедельник совершила ошибку, распылив его на себя, я провела час в душе, смывая его, и я действительно не хочу снова им опьянеть. Он пахнет опасностью, и мне не нравится жар, который он распространяет в определенных частях меня.

Мое беспокойство только усиливается, когда Рафаэль садится на водительское сиденье. Он молча смотрит прямо перед собой, но гнев, исходящий от его покрытой чернилами кожи, все ещё бушует. Я прижимаюсь к холодному окну в попытке отстраниться от него.

— Пристегнись.

Это все, что он говорит, прежде чем переключить передачу и рвануть с места сквозь дождь.

Знаете, возможно, мне следовало рискнуть и сбежать. Теперь, когда я сижу здесь и чувствую пульсацию его руки на своей шее, мне кажется, что это был бы более безопасный вариант.

Вместо этого я вцепляюсь в книгу, лежащую у меня на коленях, и сосредотачиваюсь на работе дворников.

По радио едва слышно звучит рождественская песня. С моих волос стекают капли на подлокотник ритмичными хлопками. Боковым зрением я вижу, как раздраженный взгляд Рафаэля падает на небольшую лужицу, которую я создала.

— Эти сиденья из кожи Наппа.

— А мой свитер из хлопка.

— Что?

Я дергаю плечом и смотрю на отблеск фар через лобовое стекло.

— Я думала, мы называем ткани, на которые всем наплевать.

Проходит мгновение, затем он мрачно усмехается и качает головой. Проходит еще несколько ударов моего сердца, прежде чем его голос снова касается моей кожи. На этот раз он звучит спокойнее.

— Серьезно, Пенелопа. Не ходи ночью одна по улицам. Хорошеньких девушек не всегда удается увидеть живыми на следующий день.

Я моргаю, полностью игнорируя его предостережение в пользу легкого трепета, пробирающегося у меня под кожей: — Ты только что назвал меня хорошенькой?

Его челюсть подергивается.

— Ты знаешь, что ты хорошенькая.

— Знаю?

Теперь он полностью завладел моим вниманием. Я смотрю на костяшки его пальцев, крепко сжимающие руль, и от того, как от его хватки изгибается Король Бубен на его предплечье, у меня сжимаются легкие.

— Конечно, знаешь. Если бы это было не так, ты бы не щеголяла вокруг в своих трусиках, пытаясь дразнить меня, — с горечью бормочет он.

Несмотря на неудачные обстоятельства, в которых я оказалась, я не могу остановить горячий триумф, лижущий стенки моего сердца.

Я обхватываю пальцами пластиковый край книги и притворяюсь безразличной.

— Ты едва взглянул.

— Потому что я джентльмен, Пенелопа.

Мой взгляд падает на его грудь: рубашка промокла насквозь, и я почти вижу темные тени под дорогой тканью. В его броне, сделанной на заказ, появилась щель, и у меня перехватывает дыхание при одной только мысли о том, что находится под ней.

Машина замедляется. Сбитая с толку, я поднимаю глаза и оказываюсь в ловушке напряженного взгляда Рафаэля.

— А ты бы хотела, чтобы я посмотрел?

— Я… что?

Он облизывает губы, и в его выражении появляется новая волна темноты.

— Ты сказала, что я едва взглянул, — тихо произносит он. — А ты бы хотела, чтобы я посмотрел?

Дрожь пробегает по мне, замедляя мой следующий вдох. Мурашки, поднимающиеся по спине, не имеют ничего общего с тем, что я попала под дождь, а полностью связаны с горячим, тяжелым ожиданием, бурлящим в четырех стенах автомобиля. Оно впитывается в кожу, проникает в легкие, и мне становится все труднее изображать безразличие.

Я решаю сменить тему. Так кажется безопаснее.

— Как ты узнал, где меня найти?

Проходит несколько секунд, прежде чем взгляд Рафаэля перестает обжигать мою щеку, а двигатель автомобиля снова урчит под моей задницей.

— Мой брат сказал мне, что одна из моих девочек разгуливает по ночи.

Моих девочек.

Два слова, которые одновременно радуют и раздражают меня. Не знаю, как бы я себя чувствовала, если бы это было в единственном числе.

Не в силах избавиться от тревожного ощущения приближающейся опасности, я скольжу взглядом между сиденьями, словно ожидая, что из багажника появится его шестерка, одетая в костюм.

— Ты сегодня без приспешников?

Рафаэль ухмыляется и смотрит в зеркало заднего вида.

— Думаешь, я не смогу постоять за себя, Пенелопа? — он смотрит на меня сбоку, глаза опускаются на грудь и снова поднимаются. — Ты думаешь, я не смогу справиться с тобой?

В его вопросах есть какая-то невыразительная грань. Это растекается по моей крови, как масло по воде, скользя вокруг и заставляя меня ерзать. Это неразборчиво, непредсказуемо, и на этот раз я бы хотела, чтобы он просто вежливо поболтал со мной, как он это делает со всеми остальными.

— Ну, пистолет-то у тебя фальшивый, верно?

Он грубо смеется и опускает голову на подголовник.

— Ах, да. Так и есть.

Он поворачивает руль