Любовь побеждает все - Мари Клармон

— Я понимаю. Но это не наша с тобой вина, — уверенно проговорила она.

— Нет. — Его глубокий голос, заполнивший темноту комнаты, вибрировал от эмоций. — Я так не думаю.

Ева покачала головой, прижимаясь к теплому плечу Йена. Ей вдруг стало не по себе. У нее возникло ощущение, что Йен хочет сказать нечто очень неприятное. Ева могла остановить его единственным способом — взять вину на себя.

— Йен, Гамильтон пошел на войну по решению отца. Ты знаешь, я просила его остаться. Наверное, мне следовало найти в тот момент более убедительные слова.

Йен рассмеялся. Смех был горьким, полным боли и злости.

— Дорогая, не ты должна была сражаться за жизнь Гамильтона. — Он повернулся к ней спиной и уставился на огонь в камине. — А я.

Ева приподнялась на локте и взглянула на него.

— Я не понимаю.

Его сильные плечи, обычно широко расправленные, поникли. Йен сказал:

— Мне следовало бороться за него изо всех сил. Понимаешь, если бы я спас его, как того хотел лорд Кэри, Гамильтон был бы жив и Томас не упрятал тебя в сумасшедший дом.

Ева сглотнула. Йен никогда раньше не говорил о том, что винил себя в смерти ее мужа. Ей стало до боли жаль его.

— Но ты бы погиб вместо него? — прошептала Ева.

— Да! — чуть ли не крикнул Йен. — Или нет, я не знаю. В Индии мы потеряли самое важное, что у нас было. — Он говорил тяжело, мучительно подбирая каждое слово. — Мы потеряли нашу дружбу, и я позволил Гамильтону умереть. Если бы я тогда упорнее сражался или умер вместо него, твой муж сейчас был бы жив. Твой сын сейчас был бы жив. Ты никогда бы не оказалась в лечебнице.

Ева села, освещенная светом пламени. Слова Йена ударили ее в самое сердце. Значит, последние годы он жил в черном аду, изводя себя чувством вины, но умело прятал это от всех, включая ее саму. Оказалось, что этот сильный мужчина ничем не отличался от нее. Его тоже мучило прошлое.

Как Ева могла помочь ему? Она знала по себе, что никакие слова не могут снять тяжесть с души Йена. Ведь, что бы там ни говорил доктор Дженнер и другие люди, Ева продолжала казнить себя за смерть Адама.

И все же ей хотелось попробовать. Ева медленно легла рядом с ним и обвила руками его напряженные плечи. Слова, которые ей следовало сейчас сказать, были самыми сложными в ее жизни. Но Ева должна была пересилить себя. Постараться вернуть Йена, так же, как он в свое время сделал все возможное, чтобы спасти ее.

— Ты веришь в то, что я могла спасти Адама?

— Ева…

— Нет, я хочу знать.

Йен повернулся к ней лицом и сказал:

— Нет, не верю. Это был… несчастный случай. — Его голос срывался.

Ева заставила себя сохранить спокойствие. Она медленно выдохнула и заставила себя улыбнуться с напускной уверенностью.

— Вот видишь!

— Что именно я должен видеть? — недовольно спросил Йен. — Если ты наконец поняла, что это не твоя вина, то я счастлив.

Она мгновение смотрела на него, а потом опустила голову. На нее навалилась страшная усталость.

— Нет, ты не счастлив. Я не делаю тебя счастливым.

— Это неправда, пойми, ты для меня все, — прошептал Йен.

Ева закусила нижнюю губу, чувствуя важность момента. Две потерянные души могли найти путь друг к другу, разве нет? Или они были обречены бродить, каждая в своем собственном аду, прикованная к нему цепями потерь? Ева подняла голову и сказала:

— Раз ты считаешь, что я не виновата, значит, и в ситуации с Гамильтоном твоей вины тоже нет.

У Йена дернулся мускул на щеке.

— Есть.

Его зеленые глаза превратились в два камня, которые хоть и блестели, но были мертвы. Он нежно взял Еву за руку и провел ее пальцами по шрамам на груди.

— Он сам отвечал за свою жизнь.

— Да, но…

То, что Йен решил возразить в таком вопросе, ее очень удивило.

— Здесь не нет никаких «но». Гамильтон…

— Я был там! — воскликнул Йен. — Он умер у меня на руках. И я ничего не смог сделать.

Ева затаила дыхание, пораженная внезапным взрывом чувств Йена.

— Он истек кровью у моих ног. А я не остановил мужчину, который убил его. На самом деле, это я указал ему, где Гамильтон будет в ту ночь.

— Я не понимаю. — Ева нахмурилась. — Он умер в сражении.

— Это было в докладе. Но на самом деле он погиб не на поле боя, а в переулке. В армии сразу поняли, что дело темное, и не стали разбираться. Гамильтон в последнее время много пил и нажил себе кучу врагов, так что никто не удивлялся этой странной смерти. И никто не желал выяснять правду.

Йен отвел от нее взгляд. Его лицо выражало боль.

— Но он… — продолжил Йен и сразу запнулся. Ева почувствовала, как его рука, которую она держала в своей, начала дрожать. — Это не должно было случиться. Я никогда не думал, что Гамильтон так изменится.

Йен закрыл глаза. Но Ева видела, как его веки дрожали, словно он опять видел перед собой сцену гибели Гамильтона. Ей хотелось сказать ему хоть что-нибудь, чтобы остановить это мучение. Наконец она смогла вымолвить:

— Я знаю тебя и верю, что ты не мог поступить подло.

Йен горько рассмеялся и приложил ее ладони к своим глазам.

Ева никогда не видела, чтобы мужчины плакали. Но ей хотелось, чтобы Йен сейчас дал волю слезам. Может, тогда ему станет немного легче. Но вряд ли такое случится. Мужчины вроде него не могли позволить себе такой роскоши.

— Ты права. — Он открыл глаза, и теперь они не были мертвыми, а полными решимости. — Он сам выбрал свой путь.

С этими словами Йен сел, натянул брюки, а потом посмотрел на огонь.

— Но я тоже сделал свой выбор, — после паузы сказал он. — Я сам решил рассказать тому индусу, где можно найти Гамильтона, а потом стоял и смотрел, как его убивают.

Что же такого натворил ее бедный муж, что заставило Йена решиться на этот страшный шаг? Зная доброе сердце Йена, она не сомневалась, что причина была крайне серьезной.

Его тепло больше не согревало Еву, и прохладный воздух начал пощипывать кожу. Она поежилась. Пеньюар шелковой пеленой лежал вокруг нее, и Ева быстро набросила его на плечи. Ей не хотелось, чтобы это выглядело так, будто она решила защититься одеждой от всего, что Йен еще мог сказать.

— Ты вернулся, — сказала Ева. — Живым.

— Слишком поздно. Из-за того, что я сделал, Адам мертв, а ты…

Ева тихо сидела сзади него, не в силах ничего сказать. То спокойствие, что он ощущал в последние дни, исчезло. Оно уступил место фатальной решимости, которая так ее пугала.

— И? — спросила Ева.

— Я не займу место Гамильтона. Хоть он и… Нет, я не могу, ведь я его предал. И тебя тоже. Моему сердцу нельзя доверять: я предаю всех, кто мне дорог.