Любовь побеждает все - Мари Клармон

— И? — спросила Ева.

— Я не займу место Гамильтона. Хоть он и… Нет, я не могу, ведь я его предал. И тебя тоже. Моему сердцу нельзя доверять: я предаю всех, кто мне дорог.

— Понятно.

О боже, Еве и правда было все понятно. Слова Йена ударили ее как хлыстом. Это было больнее, чем побои Мэтью. Она была готова перенести их еще раз, лишь бы не слышать то, что сейчас говорил ей Йен.

— Спасибо, — тихо сказал он.

И хотя у Евы разрывалось сердце, она прижалась к нему сзади и спрятала лицо в изгибе его плеча. Ей ничего не оставалось, как молиться, чтобы Йен смог когда-нибудь простить себя.

Йен повернулся и обнял ее. Ева любила его и хотела, чтобы он скорее понял, как сильно ошибается, виня во всем себя. Если она подождет, то Йен осознает это сам. И потом он решится впустить в сердце любовь.

Глава 27

— Это полный успех, а? — громогласно осведомился граф Виндхэм.

— Победа, — согласился Йен, потрясенный тем, как быстро Ева покорила светское общество. — Оглушительная победа.

Леди Элизабет превзошла себя в организации бала. Его тетя сделала все возможное, чтобы те люди, которые имели какой-то вес в обществе, на нем появились. Распоряжаясь им и графом Виндхэмом, как настоящий генерал, она превратила зал для приемов в волшебное царство.

Бумажные фонарики в форме звезд свисали с потолка на золотых нитях. Во всех углах стояли вазы с цветами. А Ева правила этим сказочным миром.

Йен восхищенно смотрел на нее. Он так хотел, чтобы Ева завоевала общество и стала свободной, уважаемой женщиной. Но почему-то радость его не была полной. Какое-то неприятное чувство грызло изнутри.

Йен почти не видел Еву в последние дни. И все попытки убедить себя, что причиной тому была его занятость, провалились. На самом деле его раздражала та надежда, с которой Ева смотрела на него. В ее взгляде читалось ожидание, что он скажет те слова, которые ей так хотелось от него услышать. Но Йен не мог этого сделать и потому с головой погрузился в организацию бала.

И все это время он чувствовал себя ужасно потерянным. Одиноким. Йену казалось, что с каждым днем Ева все дальше отдалялась от него.

Но, конечно, это было не так. Ева всегда будет нуждаться в нем. Они никогда не расстанутся.

Йен смотрел на нее, и его сердце замирало от сладкой боли. Ева стояла, окруженная плотным кольцом дам и джентльменов. В ее темные волосы были вплетены золотые ленты и бриллиантовые звезды. Кожа, которая так долго была слишком бледной, сияла фарфоровой белизной — тем цветом, ради которого другие женщины травили себя, накладывая свинцовые белила.

Они с графом Виндхэмом стояли наверху, рядом с перилами балкона, и смотрели, чтобы все шло по плану. Но, похоже, за Еву волноваться не стоило — она вела себя идеально. В какой-то момент Ева вырвалась из волнений и страхов и ушла далеко вперед. Йен же так и остался в ловушке своих переживаний. А она? Из темного кокона появилась бабочка, которая, взмахнув своими яркими крыльями, полетела к небу.

В этот момент Ева повернулась и улыбнулась в ответ на комплимент какого-то светского щеголя. Ее зеленое бархатное платье, плод труда самого дорогого портного Лондона, заколыхалось.

— Ты сам в этом виноват.

— Безусловно, — отозвался Йен, не сводя глаз с Евы и ее поклонника.

Граф Виндхэм откинул голову и исторг из себя фирменный оглушительный смех.

— И теперь нам остается только жалеть себя.

Йен взглянул на друга и заявил:

— Я себя жалеть не намерен.

— Прости меня. Конечно, не намерен. — Граф Виндхэм выпил одним глотком половину бокала шампанского, потом кивнул в сторону Евы и сказал: — Она богиня.

— Знаю.

— Да. — Граф Виндхэм поднял бокал и цокнул языком. — Но она не твоя богиня.

— Будет, — спокойно сказал Йен.

Граф Виндхэм понятия не имел, как много их связывало. И не важно, что ему не хватало сил оставить в прошлом тот день в Индии, когда он окончательно потерял Гамильтона. Ева все равно будет с ним. Даже если он не сможет дать ей той идеальной любви, о которой мечтает каждая женщина.

Ева понимала, что он не мог предать память о друге. Ведь так у него был шанс искупить ошибки и получить прощение за то, что он подвел Гамильтона и его отца.

— Ты уверен? Ею восхищаются все мужчины. Может, она в итоге выберет кого-нибудь повеселее тебя.

Ревность, ослепительно-белое и горячее чувство, зародилась в его сердце.

— Ты тоже восхищаешься ей?

— Конечно, — усмехнулся граф. — Почему бы и нет?

Йен повернулся к нему и схватил за лацкан фрака. Эгоистичные чувства заставляли его вести себя крайне неразумно.

— Может, те молокососы внизу об этом не знают, но Ева — моя.

— Ну, хватит. — Граф Виндхэм махнул на него рукой, словно он был надоедливой мухой. — Не помни мне одежду.

Но Йен проигнорировал его слова. Чувство ревности, которое он никогда раньше не испытывал, заставило его еще крепче взяться за ткань фрака и сурово взглянуть на Виндхэма.

— Прекрати, — заявил граф. А потом, увидев, что дело приобретает серьезный оборот, фыркнул, как жеребец, и сказал: — Ну ладно, я все понял. Ева — твоя дама. — Но все-таки не выдержал и добавил: — Пока что.

— Ты хочешь сохранить то, что делает тебя мужчиной?

— Я тебя не боюсь. Те вещи, о которых ты говоришь, сделаны у меня из железа. Даже ты не сможешь меня их лишить. А теперь перестань вести себя, как больной от любви идиот, и убери руки.

— О, я уверен, твое хозяйство устоит перед любыми ударами стихии, но, как говорится, было бы желание. — Йен принял невозмутимый вид, отпустил графа Виндхэма и взял бокал с шампанским с подноса лакея, который проходил мимо. — И я не больной от любви идиот. Чтобы быть им, надо сначала полюбить.

Граф Виндхэм опять выпучил глаза так, что, казалось, они сейчас выскочат у него из орбит.

— Меня не обманешь. Старик, ты выглядишь, как кобель, который ощетинился на других псов за то, что они посягнули на твою кость.

Образ был отвратительным, но верным. Именно это он сейчас чувствовал. Ева делила с ним постель и принадлежала ему. Она находилась на его территории, под его защитой. Но все же что-то шло не так.

Йен сделал глоток шампанского. Этот сладкий, слегка колючий напиток был на вкус как счастье. За последние годы он испытывал настоящее счастье только в объятиях Евы. Но Йен не мог сказать слова, которые ей так хотелось услышать, и, как он теперь понимал, дело было не только в Гамильтоне.

Йен боялся прыгнуть в омут чувств. Ему казалось, что тогда он потеряет голову, перестанет мыслить четко. А ему был нужен разум, чтобы помогать Еве.