Железный Сокол Гардарики - Владимир Свержин

– Послушай-ка, хозяйка голубятни, – с трудом сдерживая волну шляхетного гнева, нахмурился Вишневецкий. – Я ищу женщину. Ее зовут Катарина. Катарина Ягеллон. И я точно знаю, что она находится в этих стенах. Если ты скажешь, что ее здесь нет, я велю разнести по камешку этот птичник и лично общипаю всех твоих голубок!

– Не мне грозишь, но Господу, – грустно и строго покачала головой аббатисса. – Касательно же поисков твоих – так скажу. Есть здесь девица, именующая себя Катариной Ягеллон. Уже, почитай, три года, как белые сестры отыскали ее, сирую, убогую и бесчувственную, неподалеку от здешней мельницы. Долгое время казалось, что она не выживет, но искренняя молитва и лекарское искусство одержали верх над хворью…

Матушка Матильда картинно запнулась:

– …и колдовскими чарами. Когда же сознание вернулось к ней, несчастная стала утверждать, что она сестра короля Речи Посполитой. Мы сочли это сущей нелепицей, ибо всем было достоверно известно, что вельможная панна незадолго до того вышла замуж за герцога Эстляндского. Однако же в остальном, что не касается ее титула и имени, бедняжка проявляет признаки весьма здравого и весьма развитого рассудка. Она не принимала постриг и живет послушницей в стенах обители, находясь под моей неустанной и заботливой опекой…

– Почтенная госпожа, – резко меняя тон, ворвался в ее плавную речь нетерпеливый гетман. – Я знаю – это она! Велите привести эту даму. Клянусь, я никогда не забуду того, что вы сделали – для нее, для меня, для нас. Покуда я жив, ваш монастырь не будет нуждаться ни в чем. Вот, – он сдернул с шеи массивную золотую цепь, – держите. – Князь начал стаскивать с пальцев драгоценные перстни. – И это только начало!

– Ваша щедрость делает вам честь, – с удовлетворенной, но величественной улыбкой кивнула аббатисса. – А глубина раскаяния показывает человеком благородным. Я позову ее, чтобы она глянула сквозь окошко в воротах, и если…

Ах это великое «если»! Как много подчас скрывается за таким коротеньким словцом… Я не стану описывать встречу двух влюбленных – встречу, к которой они стремились все последние годы. Скажу лишь, что если это именуется «взглядом из-за зарешеченного оконца», то при открытых воротах сие могло бы значиться под рубрикой «Детям до 16-ти вход запрещен».

– Возвращаемся! – подсаживая Ягеллонку в седло, скомандовал гетман.

По сути, эта команда означала полное окончание второй Ливонской войны.

«Пошли девки, да покупаться», – ревел хор песельников, веселя сердца вельможной четы. Мы возвращались в Феллин, и вся округа сбегалась послушать залихватское пение, а заодно собрать монеты, щедро разбрасываемые Вишневецким и атаманами его свиты.

– Отчего, мил-друг, невесел? – толкнул меня ехавший рядом Лис.

– Муки совести. – Я скривился, пытаясь хмурым выражением лица пресечь дальнейшие расспросы.

– Занятно, – ухмыльнулся напарник. – И шо это она у тебя мучается? Угрызла чего-нибудь не того?

– Перестань, – отмахнулся я.

– Да ну что ты в самом деле? Мы – победили, враг – бежит!

– Послушай, за эти дни мы обвели вокруг пальцы тысячи, десятки тысяч людей. Но ведь Господа не обманешь. Перед ликом его Катарина – по-прежнему жена Юхана…

– Капитан, не надо путать «Орбит» и орбитальные станции. Во-первых, не перед Богом, а перед церковью, но о ней можно не переживать, она своего не упустит, чужой кусок мимо рта не пронесет. А с Богом как раз – все зашибись как хорошо! Бог есть любовь, правильно?

– Правильно.

– Стало быть – любовь есть Бог! Любовь всегда стремится к счастью. У Юхана с Катюхой это счастье было? Не было. Стало быть, дело это не божеское. А значит, мы, как обычно, способствовали торжеству справедливости и буквально воплощали Божий промысел в действие… – Он осекся. – Слушай, там, впереди, – это, часом, не Гонта?

Острое зрение не знавшего промаха стрелка и на этот раз не обмануло Лиса. Перед нами действительно был старый товарищ по московскому сидению. Прослышав о «стратегическом успехе» обожаемого гетмана, он спешил навстречу, чтобы вместе с казаками своего куреня приветствовать счастливую пару. Округа наполнилась грохотом выстрелов и пороховым дымом. Если в феллинской цитадели, по-прежнему державшей осаду, слышали эту беспорядочную пальбу, то, наверное, предположили, что в округе идет кровопролитный бой.

В конце концов, оставив в покое сильно изрешеченный воздух, запорожцы выстроились по обе стороны дороги, салютуя обнаженными клинками любимому вождю.

– Гонта, – замахал рукой Сергей, когда гетманские сердюки проследовали под сводом блестящих на солнце сабель. – Ты здесь откудова взялся?

– Известно откуда, – радуясь старому знакомцу, подкрутил ус атаман, – из-под Дерпта.

– Не врубаюсь, – мотнул головой Лис. – Ты ж за Штаденом должен был приглядывать.

– А то, – усмехнулся сечевик. – С ним же и примчал. Он попервах тихо утечь хотел. Ну да от меня ж не укроешься! Он сюда – и я сюда. А тут, сказывают, Дмитрий Иванович…

– Штаден уже здесь? – переспросил я.

Казак поглядел на меня с сочувствием, как будто сожалея о моей глухоте.

– Так я же сказываю все, теперича, здеся. И он, и я, и хлопцы мои. А хотел тихой сапой улизнуть, шельмец. Ныне вон у дружка своего в кружале отъедается.

– У Мунка, – повернувшись к Лису, бросил я.

– Понятно дело, – хмыкнул напарник. – Ты с ним кого-нибудь оставил? – вновь обратился он к Гонте.

– Чапеля там, ногу сбил, так я ему наказал присматривать.

– Этот присмотрит, – скривился Сергей, пришпоривая коня. – Ладно, догоняй.

Постоялый двор «Голуби под звездами» был заполнен народом. Казаки, стрельцы, дворяне поместной конницы ели, пили и украшали столы хитроумными пирамидами из обглоданных костей.

Завидев нас, Гюнтер приветливо замахал рукой из-за стойки, но тут же отвлекся, выслушивая новый заказ.

– Генрих приехал, – радостно сообщил он, ожидая, когда уляжется пена на глиняной кружке. – Вас спрашивал.

– И что ты сказал?

– Как есть, – не отвлекаясь от процесса, бросил хозяин корчмы. – Сказал, что бы с князем в монастырь Трех Марий поехали.

Я оглядел помещение, надеясь увидеть в каком-либо углу опричника, коротающего время за кружкой пива, ко сколько ни силился отыскать его лицо в толпе – все напрасно.

– А сейчас он где?

– Отдыхает, должно быть, с дороги, – быстро подсчитывая очередные медяки, ответил кабатчик. – Я ему от вашей комнаты ключ дал.

– Понятно. – Я сделал знак Лису, и мы, расталкивая гуляющее воинство, бросились вверх по лестнице.

Дверь была заперта изнутри на засов. Стук, который мог сойти за дробь полкового барабана, разбудил бы и мертвого. Но из комнаты не доносилось ни звука.

– Проклятье! – выругался я. – Ну что, попробуем выбить?

– Ты че, капитан? Это ж тебе не Голливуд. – Лис постучал пальцем по лбу. – Здесь на века строят. Дверь дубовая – без тарана не обойтись. Лучше уж через окно попробовать…

– Через окно – хорошо бы, только все лестницы в округе князь под замковые стены приказал отправить. Так что придется играть в человека-паука.

В этот миг массивный дверной косяк стал неуловимо изменяться, точно по нему побежали волны, и из глубин древесины глянула уже знакомая рожица домового.

– Сыграем? – почти умоляюще спросил он.

– А есть на шо?

– Ага, – радостно закивал малютка.

– Заметано, – согласился Лис. – Но не здесь же играть будем! Дверь открой.

Покуда Лис, верный обещанию, выигрывал у хранителя здешнего очага скопленные за время постоя армии монеты, я, ругаясь, наводил порядок. Штадена в комнате не было. Судя по всему, не было довольно давно. Из распахнутого окна свисала импровизированная спусковая система из двух связанных простыней и некоторых деталей наших костюмов. На высоте поднятой руки «лестница» заканчивалась. Судя по нехватке пары штанов, кто-то уже успел воспользоваться этим нежданным подарком судьбы.

– Ну шо, – в очередной раз демонстрируя карты домовичку, спросил Лис. – Шо попятил этот сучий вылупок?

– Если не считать пропавших штанов, исчез ларец с письмами Гернеля. И, кажется, все.

– Вот же ж коллекционер хренов. Интересно, шо он там вычитать собрался?

– Он сам, наверное, не знает… На всякий случай прихватил – может, что сыщется.

Я застегнул дорожную сумку и накинул ее на плечо.

– Выкладывай, капитан, какие еще открытия чудные подсказывает тебе неуемный дух твоего просвещения? – Напарник собрал колоду и вновь начал тасовать ее.

– Подсказывает. Идти надо. Заканчивай играть, а то, пока суд да дело, очевидцев не сыщется.

– У меня есть еще монеты, – встрял домовой.

– Не грусти, малый. Как-нибудь другим разом игранем. А это, – он вздохнул, помолчал и сделал широкий жест, указывая на выигрыш, – так и быть, оставь себе. О, черт!

Сергей выронил карты и в недоумении уставился на ладонь: