Железный Сокол Гардарики - Владимир Свержин

– Все стойте на местах! – громогласно провозгласил Лис. – Не приближайтесь! Мирское оружие здесь бессильно! Это наша работа! – Он швырнул в дымный пламень отыгравший свое муляж руки и с криком: «Изыдите, силы бесовские! Хай вам грець!» – ринулся сквозь стену колдовского дыма, а я – вслед за ним.

Если бы сгрудившимся у ворот зевакам удалось рассмотреть, чем занимается наша троица, вряд ли они смогли бы связать воедино хоть пару слов, поскольку с отвалившимися челюстями разговаривать крайне неудобно.

– Быстрее, быстрее, – командовал Лис, помогая натянуть Катарине поверх ее скромного платья весьма живописные лохмотья. – Горб держится?

– Держится, – ответила возбужденная Ягеллонка.

– Личину давай.

Это сооружение было предметом особой гордости моего друга. Лично я, хранивший ее с начала «священнодействия» в специально приспособленной сумке, изображающей пивное чрево под сутаной, без содрогания на эту маску глядеть не мог. Особенно нервировали мясо с червями, торчавшее из-под ошметков кожи, и окровавленные козьи рога.

– Порядок. – Лис удовлетворенно оглядел перевоплотившуюся герцогиню. – Жаль, Байда не видит… Все, выходим!

Мы шли по городской улице, ведя декоративно связанную пленницу под радостное кликушество Лиса.

– На колени, – кричал он. – Всем молиться. Вы не боитесь геенны огненной? Вы забыли о божьей каре?!

Если ревельцы до этого и умудрились позабыть об ужасах адского пламени, то сейчас, несомненно, вспомнили. По всему маршруту движения к городским воротам коленопреклоненные бюргеры с ужасом и облегчением следили за нашей процессией.

В казачьем войске царило оживление. Все было готово к паническому отступлению. Все ждали сигнала. И дождались.

Лис стоял перед жерлами пушек на кромке вала, держа перед собой плененную Рогану, и вещал заученный ночью текст.

– Расточитесь в дым, аки моавитяне пред грозными полками Навина. Обрушьте гордыню вашу, как Господь обрушил стены иерихонские. Бегите прочь, устрашитесь гнева Божьего!

Столько заумных фраз кряду было для напарника явным перебором, поэтому дальше он импровизировал напропалую:

– А то щас всем будет худо. Подобно Самсону, вломившему филистимлянам отломатой у осла челюстью, я щас выкорчую эти зубья, и тут все начнется! – Он указал на жуткую маску.

Зубы были позаимствованы у крупного волка и вполне годились для рукопашной схватки.

Запланированный ужас объял казачье войско, и они, не забывая в панике орудий и обозов, бросились прочь от городских стен.

Идею бегства войска агрессоров от слуг Божьих подсказал мне как-то Лис, впрочем, сам того не ведая. Во время одной из институтских посиделок он поведал о судьбе ордынского хана Тохтамыша. Этот потомок Чингисхана не пользовался особым почетом в Орде, хотя и был ее законным правителем. А мятежный темник (что-то вроде генерал-лейтенанта кавалерии) Мамай так и вовсе гонял его по степи, как борзая зайца. В конце концов Тохтамыш сбежал под крыло железного хромца Тамерлана.

Тамерлан вновь посадил Тохтамыша властвовать в Сарае. Тогда Мамай решил не связываться с центральной властью, а основать себе царство к западу от Орды. Овладев землями от Астрахани до Крыма, он направил войска на Русь. Верный Тохтамышу вассал, великий князь Дмитрий Московский, перехватил Мамаевы полчища у Дона и в тяжелой битве разгромил его. И радоваться бы по этому поводу хану, но довольно скоро он сообразил, что разбивший ордынских мятежников великий князь легко может возомнить себя сильнее верховного правителя. Ведь его самого, Тохтамыша, Мамай бивал неоднократно.

Тогда он самолично повел Орду на Русь и выжег Москву почти до основания. Стоит ли говорить, что прочим городам, попавшимся на пути его войска, досталось не меньше. Окрыленный успехом хан решил повернуть оружие против своего благодетеля Тамерлана. Такой наглости могущественный хозяин Востока стерпеть не мог. Армия зарвавшегося чингизида растаяла, как халва во рту. А разогнавшийся Тамерлан по расчищенной дороге домчал аж до Ельца. Город, едва зализавший раны после недавнего татарского набега, безропотно открыл ворота и предложил непобедимому полководцу взять все, что он считает нужным. Считать пришлось недолго – брать в Ельце было нечего, да и за Ельцом тоже.

Между тем к Руси на мягких лапах подкрадывалась осень. Дороги грозили превратиться в болота, да и светлая мысль кормить войско свежим ветром не радовала Тамерлана. Тем более что богатой добычи за Ельцом не предвиделось. Не задерживаясь, он повернул назад. И надо ж было такому статься, что именно в те дни в Москву доставили некую икону, слывшую чудотворной. Естественно, бегство Тимура приписали Божьему покровительству, а почитаемый образ стал признанным защитником Руси от угрозы с Востока.

Кто знает, не причислят ли ревельцы теперь к подобным хранителям и нас с Лисом?..

– В грехе живешь, – печально покачал головой Сергей, глядя на Юхана, провожавшего нас у трапа корабля. – Нехорошо это, не по-божески. Вот вызнаем доподлинно, куда эта вражина лютая настоящую Ягеллонку упрятала, и вернем ее тебе. А ежели уж что, то не обессудь. Участь ее нам доподлинно неведома, может, и сгинула… Тебе же без жены нельзя, наследник трона нужен. Нечего бастардов плодить. Да вот хоть на полюбовнице своей женись, и то Богу угодней.

– Я женюсь, – искренне радуясь участию в любительском спектакле, пообещал Юхан. – Завтра же… Сегодня же женюсь!

Корабль отчалил от берега и вышел в открытое море, но стоило ему скрыться в туманной дымке, как на горизонте показались паруса боевого пинаса. На грот-мачте, извиваясь, плескал по ветру вымпел с объятой пламенем саламандрой.

Через день мы уже сидели в таверне «Голуби под звездами» и радостно обмывали успешное окончание нашей авантюры.

– Послушай, Гюнтер, – подозвал я к себе хозяина постоялого двора, – скажи, есть ли у тебя знакомая настоятельница какого-нибудь женского монастыря?

– Блондинка, брюнетка, средних лет или молоденькая? – переходя на шепот, заговорил Мунк.

– Мне для дела! – возмутился я. – Найди мне толковую аббатиссу и скажи, что один из твоих клиентов желает сделать крупное пожертвование ее монастырю за ерундовую услугу.

Глава 26

Те, кто любит бороться за правое дело, правдой, как правило, не злоупотребляют.

Зеленый мелколистный вьюнок раскачивался на ветру, то открывая, то вновь пряча каменный лик Мадонны, стоящей в глубокой нише у ворот. Со стороны могло показаться, что молоденькая Божья Матерь играет с кем-то в прятки. Однако же так лишь казалось. Как показывала практика, ей попросту не было дела ни до нужд окрестных бедняков, пришедших к монастырю за ежевечерней милостыней, ни до всадников, мчащихся сюда во весь опор.

– С дороги! С дороги!

Наездник, мчавший на крупном караковом жеребце, твердою рукой направил коня к воротам. Оборванцы, усевшиеся было отужинать с миской дармовой похлебки в руках, бросились в стороны, чтобы не угодить под копыта и нагайку яростного незнакомца. Если бы они могли узнать в нем князя Дмитрия Вишневецкого, чьи войска нынче подступили к Феллинскому замку, они бы и вовсе припустили отсюда со всех ног.

– С дороги! – крутя над головой плеть, продолжал кричать он. – Отворяй ворота!

Мы с Лисом и сердючная[45] сотня едва поспевали за воеводой Большого полка русской армии. Калитка в воротах смиренной обители приотворилась, и пред взорами казаков-запорожцев явилась женщина средних лет с лицом строгой классной дамы. Белые одежды настоятельницы монастыря были ей весьма к лицу, о чем госпожа Матильда (именно так звали аббатиссу), несомненно, знала. И при случае старательно подчеркивала.

– Кто вы? – на чистом польском произнесла она. – И что нужно вам здесь, в доме невест Христовых?

Глаза благочинной Матильды смотрели на гетмана с таким искренним укором, что Лис, не сдержавшись, продемонстрировал мне свой большой палец.

– Я ищу женщину, – не смущаясь ни в малой степени, крикнул Вишневецкий, останавливая коня в полуярде от настоятельницы.

– Для этого вам не следовало приезжать сюда, – в холодном спокойствии возразила она. – Их вы найдете во множестве вне этих стен. Здесь обитают голубицы Божьи.

Обескураженный военачальник осадил танцующего под ним горячего жеребца. Он ожидал другого приема. Но мы-то с Лисом, имевшие уже немалое удовольствие пообщаться и поторговаться с матерью-настоятельницей, знали, что характер у нее – гремучая смесь расчетливости бременских купцов и стойкости рыцарей-крестоносцев.

– Послушай-ка, хозяйка голубятни, – с трудом сдерживая волну шляхетного гнева, нахмурился Вишневецкий. – Я ищу женщину. Ее зовут Катарина. Катарина Ягеллон. И я точно знаю, что она находится в этих стенах. Если ты скажешь, что ее здесь нет, я велю разнести по камешку этот птичник и лично общипаю всех твоих голубок!