Япония по контракту - Ольга Круглова

Дважды в год Кокусаи-центр устраивал распродажу товаров, необходимых приезжим иностранцам для обустройства дома на чужбине. В большом зале расставляли холодильники, телевизоры, велосипеды… Вещи штучные, как в комиссионке, бывшие в употреблении или зележавшиеся. Однажды Наташа привела её на такую ярмарку. Они пришли рано, но в вестибюле уже стояла длинная очередь — первым достанутся самые лучшие вещи. В ожидании открытия ярмарки два молодых американца предлагали публике купить за пятьдесят долларов подержанные обогреватели, очень похожие на те, что она видела на тротуаре в день вывоза крупного мусора. Только отмытые и отремонтированные. Такой у американцев был бизнес. Наташа беседовала со знакомой перуанкой, та хотела купить подешевле мебель. Справиться с этой серьёзной задачей перуанке предстояло одной, поскольку мужу-японцу появляться на распродаже в Кокусаи-центре было неприлично.

В девять утра зал открылся, а к десяти почти опустел. Арабы вынесли футонги, посуду, постельное бельё, поляки выкатили велосипеды, китайцы оформили доставку холодильников. Цены были смешные. Всего за пару тысяч йен она наполнила большую сумку всякими нужными для дома вещами. У выхода её поймал молоденький японский журналист.

— Не могли бы Вы сказать несколько слов благодарности за дешёвые товары?

Она сумела улизнуть, и журналистик вцепился в коменданта Кокусаи-центра, заговорившего охотно, солидно:

— Для иностранцев японские цены слишком высоки. Мы идём им навстречу, участвуем в кампании интернационализации…

Между собой японцы называли иностранцев гаджинами. И чтобы привлечь гаджинов в свою страну, заботились о них, устраивали дешёвые ярмарки, бесплатно лечили, учили японскому языку…

За окнами машины мелькнуло двухэтажное белое здание Шимин-центра, а вскоре такое же, построенное по типовому проекту. В городе было более двадцати таких домов. И в каждом — бесплатные курсы японского.

— А это — общежитие для иностранцев, — указал Хидэо на серую бетонную коробку.

Здесь жили многие из её новых знакомых. Болгарин Тодор сам подошёл к ней в университете, заговорил по-русски, пригласил на семейный обед к себе в общежитие. Общежитие на самом деле оказалось домом с небольшими и очень дешёвыми квартирами, где жильцов бесплатно снабжали мебелью, телевизорами, холодильниками и даже утюгами.

— Я вынужден был бежать от нищеты, — рассказывал Тодор. — В начале девяностых зарплаты старшего научного сотрудника в Болгарии не хватало, чтобы прокормить семью.

Скромного, приветливого болгарина быстро произвели в ассистенты профессора. Тодор отдал детей в английскую школу, чтобы они смогли подготовиться к поступлению в американский университет.

— Это наша давняя мечта — учить детей в Америке, — говорила жена Тодора. — И благодаря Японии мы сможем её осуществить! Ради этого стоит потерпеть.

У себя на родине она была вице-директором крупной фирмы, известным человеком, здесь превратилась в домохозяйку. На люди выходила только раз в год, на приём для иностранцев у президента университета. К этому событию она готовилась заранее, покупала новое платье…

— Остальное время я сижу в четырёх стенах, — жаловалась женщина. — Да не возвращаться же в Софию, в нищету!

От нищеты сюда бежали многие.

— В Японии теперь денег в науке больше, чем где бы то ни было в мире, — говорил другой жилец общежития для иностранцев, профессор физфака МГУ Олег. — Он вынужден был поехать по миру — от его московской зарплаты в двести долларов приходила в отчаяние жена и грустили две дочери — невесты. А японское жалование приглашённого профессора с надбавками тянуло на семь тысяч долларов. — За Японию стоит держаться, — говорил Олег.

И Дима из Свердловска думал так же. Раньше Дима тоже жил в общежитии для иностранцев. Потом у него закончился контракт, и его с женой и двумя детьми из общежития выселили. Но домой в Россию Дима не поехал.

— Что нас там ждёт? Нищета. А здесь у меня есть надежда — сэнсэй обещал выхлопотать новый контракт, — делился Дима.

Он часто навещал Тодора, бывшего соседа, друга. В ожидании контракта сэнсэй предложил Диме поработать бесплатно. И Дима согласился. Деньги, скопленные за первый год, быстро таяли. Из экономии семья сняла дешёвую квартирку на окраине. Домишко был маленький, дощатый, хлипкий. Когда приходил тайфун, дом трясло, а в щепки не разносило только потому, что ветер свободно проходил насквозь через несметное число щелей — так считал Дима. Он и его жена пережидали ураганы на полу, забившись в угол, прижав к себе детей, чтобы их, лёгоньких, не унесло. Единственное, что нравилось Диме в бедном квартале — его обитатели.

— Люди там добрые. Соседка в день рождения дочки пирог испекла, сосед с сыном в мяч играет, японскому учит…

Отчаявшись дождаться, пока сэнсэй исполнит обещание, Дима сам подал свой проект на конкурс, объявленный в университете. И победил — ему дали новый контракт с хорошей зарплатой.

— После первой получки жена повела детей в кондитерский отдел Мицукоши, — рассказывал Дима. — Велела им выбрать булочки, какие они хотят. Намучились они тут, наголодались, бледные стали, худенькие. Вот она и решила их побаловать.

И себя Дима решил побаловать: снял большую красивую квартиру в центре, купил хорошую мебель, холодильник, видео… В отпуск на своей машине всю Японию с семьёй объехал, выписал в гости маму. Она сына поддержала:

— Не жалейте денег, живите хорошо, пока можно, дома у вас будущего нет!

Дима пересказывал мамины слова, печально кивая, словно соглашался с ней. Он вообще ходил невесёлый — его контракт заканчивался.

— Вряд ли мне удастся ещё место найти, — терзался он, — конкуренция больно велика, не только русские в Японию поехали, но и американцы, европейцы…

Соседки Тодора, Лота из Берлина и Франсуаза из Марселя преподавали в японском университете свои родные языки. Найти работу дома им не удалось, да и платили там хуже, чем в Японии. И всё-таки девушек прельщала не столько японская зарплата, сколько японская экзотика. И экскурсии их волновали больше, чем работа. Впрочем, и русские не все ехали в Японию только заработка ради… Молодой доктор наук Алёша из Челябинска у себя дома придумывал всякие маленькие устройства. Но в России Алёшины игрушки никого не интересовали. И для него они были просто так, хобби. Но однажды на международном конгрессе Алёша нарисовал такую штучку скуки ради прямо в зале заседаний и показал сидевшему рядом японцу. Японец оказался сэнсэем Сато, начальником знаменитой лаборатории микромашин. Он глянул на чертёжик, ахнул и пригласил Алёшу в гости. Ненадолго, на месяц, нормальное рабочее место для Алёши было выхлопотать сложно — он был инвалидом, с трудом ходил. И спал Алёша плохо, а в Японии, где утро начинается на четыре часа раньше, чем на Урале, и вовсе спать перестал. И бессонными ночами рисовал чертёжики. А лаборатория сэнсэя Сато быстро-быстро строила по ним маленькие машинки.