Война Роузов - Уоррен Адлер

Но когда никто не ответил и через двадцать минут, она принялась колотить по двери кулаками.

— Пожалуйста, — закричала она. — Речь идет о детях. Пожалуйста!

Голос ее зазвучал пронзительно. В соседних домах ничто не шелохнулось, все оставалось таким же безмолвным и умиротворенным, как обычно. Никто не хотел вмешиваться. Каждый в этом районе был защищен стенами своего большого дома. Кроме того, многие соседи Роузов уехали в летние отпуска, а шум работающих кондиционеров достаточно надежно защищал оставшихся жителей от посторонних звуков снаружи. Каждый жил собственной жизнью, ничего не зная о страданиях своих соседей. Насколько мало на самом деле богатые люди общаются между собой, подумала она. Каждый дом напоминал боевой корабль, команда которого плыла своим собственным курсом.

Она решила не сдаваться. Не отступать. Ладонь онемела от ударов.

— Я знаю, что вы там, внутри! — крикнула она.

Что-то мелькнуло в поле ее бокового зрения, и она быстро вскинула голову. Она увидела его лицо в окне верхнего этажа сквозь раздвинутые занавеси. Прикрыв ладонью глаза от солнца, она сделала шаг назад.

— Оливер! — закричала она, сложив руки рупором. Она увидела, как он отодвинулся в тень.

— Оливер.

Он приблизился к окну. Его лицо испугало девушку. Оно было изможденным, небритым. Глаза — мутными и тусклыми.

— Дети, — снова закричала она. — Вы должны позвонить детям.

Оливер продолжал смотреть вниз на нее, словно не понимая ее слов. Казалось, он сбит с толку. Безразличен.

— Твои дети, — крикнула она. Его лицо оставалось белым, как мел, без всякого выражения.

— Я — Энн, — крикнула она, чувствуя себя глупо.

Он медленно кивнул, и было непонятно, что он хочет этим сказать. Что там у них происходит? В голову ей пришла мысль о привидении в брошенном доме. Крик замер у нее в горле, когда она заметила лицо Барбары в одном из окон третьего этажа. Барбара благостно улыбалась. Внешность ее совершенно переменилась. Волосы растрепались, лицо стало худым и серым.

— Вы должны срочно позвонить детям, — закричала Энн, надеясь, что они оба ее слышат. Она с удивлением заметила, как Барбара кивнула, словно все поняла. Так почему ей приходится просить их об этом? Ева и Джош были их детьми. Их безразличие поразило ее. Оливер продолжал смотреть без всякого выражения. Она увидела, как он поднял бутылку и сделал долгий глоток. Да кто они такие на самом деле, спросила она себя.

— Вы меня понимаете? — позвала она.

Барбара продолжала кивать, словно механическая игрушка. Оливер, бесстрастно глядя на нее, снова запрокинул бутылку. Она почувствовала себя беспомощной, накатила апатия. Вспомнив о том, что творилось внутри дома, она нервно вздрогнула.

Внешняя сторона дома, казалось, насмехается над ней. Счастливый дом. Ей захотелось, чтобы он тут же рухнул, как стены Иерихона.[56]. Он был отвратителен, грязен, скрывал ужасные тайны. Она чувствовала омерзение, глядя на этот белый фасад, на весь высокомерный, аристократический облик здания. Наконец, она повернулась, совершенно подавленная, и пошла прочь. Бросив прощальный взгляд на дом, она уже никого не увидела. Что ж, сказала она себе, по крайней мере свой долг она выполнила. Никогда в жизни ей не захочется увидеть ни обоих Роузов, ни этого дома.

Она долго шла пешком, пытаясь осмыслить увиденное. Человек, который стоял у окна, страшным образом изменился. Вспомнив его тусклые глаза, она тем не менее отвергла мысль о том, что он находился в состоянии пьяного ступора. То, что она увидела, выходило за рамки любого опьянения. И Барбара. Смотрелась такой невероятно довольной. Казалось, она находится под действием какого-то наркотика, не осознает реальности.

Она прошла по Двадцать второй улице, пересекла Вашингтон-серкл, добралась до памятника Линкольну,[57] затем вышла на мост и двинулась вдоль велосипедных дорожек мимо здания Пентагона. Частная собственность — что в ней такого? Лучше не иметь ничего. Собственность довела их до саморазрушения. По сравнению с общечеловеческими ценностями собственность — никчемная ерунда. То, что у нее самой ровным счетом ничего не было, давало ей ощущение собственной неиспорченности, незапятнанности. Она никогда не станет ничем владеть, решила Энн. А что касается любви, то, пожалуй, Барбара в конце концов оказалась права. Любовь лжет, говорила она. Но кому?

Она так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как село солнце. Наступавшая темнота всколыхнула ее память. Она же обещала позвонить Еве, и Энн принялась искать телефонную будку. Кто-то подсказал, что в конце этого переулка есть телефон, но переулок оказался длиннее, чем она ожидала, и когда она добралась до него, уже совсем стемнело. К тому же у нее не нашлось подходящей мелочи, и ей пришлось пересекать широкую автостраду, чтобы добраться до мотеля «Мариотт». Человек за конторкой разменял ей доллар.

Разыскав телефон, она нетерпеливо ждала, пока позовут Еву. Затем в трубке раздался незнакомый голос.

— Ева уехала, — прошептал голос.

— Уехала?

— Да, вместе с Джошем, — голос поколебался. — Это Энн?

— Да.

— Меня зовут Кэти, я подруга Евы. Еще никто не заметил, что ее нет. Она сказала, что позвонит вам, как только доберется домой.

— Что? — у Энн перехватило дыхание.

— Она очень волнуется из-за своих родителей. Она забрала Джоша домой. Они пошли на автобус, который ушел в час дня.

— Когда он приезжает в Вашингтон?

— Где-то около восьми.

— Почему она не дождалась моего звонка?!

— Она не могла больше этого вынести. Она должна была увидеть все сама. Она каждую ночь плакала перед сном.

— Идиоты! — закричала Энн в трубку. Кэти осеклась. — Это я не вам, — заверила ее Энн, поблагодарила и повесила трубку. Она посмотрела на часы. Была уже почти половина девятого.

Подбежав к центральному вестибюлю мотеля, она замахала рукой такси.

— Постарайтесь ехать как можно быстрее, — попросила она водителя. — Пожалуйста.

ГЛАВА 31

Опустившись на руки и колени, Оливер шарил по лесу пустых бутылок. Все его свечи сгорели. Спички кончились. Порой ему попадалась бутылка с несколькими оставшимися каплями вина, но он никак не мог сделать хороший глоток.

Многократное разочарование разбудило в нем ярость, и время от времени он хватал очередную бутылку и разбивал ее о стену. Несколько раз осколки битого стекла вонзались в его тело, но даже физическая боль стала ему уже безразлична. Наконец он нашел полную бутылку, откупорил ее и отпил. Вино показалось безвкусным. Но теперь ему было все равно.