Штрафной батальон - Евгений Погребов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но когда до танка осталось метров семьдесят и Павел уже отдал команду «Гранаты к бою!», справа, из лощинки, вдруг выскочили наши «тридцатьчетверки» и устремились в лобовую на фашистов. «Три, пять, восемь, двенадцать…» — машинально отсчитывает Павел, переполняясь рвущимся наружу восторгом. И еще он краем глаза успевает заметить, как вскидывается на бруствер Шведов и, потрясая автоматом, кричит в порыве рвущегося наружу торжества:
— Ура! Наши красавицы! Дави фрицев, братва-а-а…
— А-а-а-а! — взвывает ответно траншея, и с этим воем, перевалив через бруствер, штрафники бросаются вслед за «тридцатьчетверками» в слепую, яростную контратаку.
Несколько мгновений Павел борется сам с собой, понимая, что надо убедиться, не затаился ли кто в опустевших окопах, но затем решительно вымахивает на бровку и, сильно пригибаясь, с автоматом в левой руке, бежит вдогон за скрывшимися в дыму солдатами своего взвода.
Пыль, гарь, едкая пороховая вонь сбивают дыхание, разъедают глаза, выжимая слезы. На бегу совершенно невозможно определить, кто в кого стреляет, кто кого бьет и кто от кого бежит. И Павел, пробежав несколько десятков метров, останавливается и настороженно прислушивается, пытаясь сориентироваться на слух.
«Тридцатьчетверки», ведя беспрерывный пушечнопулеметный огонь, похоже, протаранили вражеский порядок. Орудийный гром и железный лязг удалялись в сторону немецких позиций. Неподалеку, завалившись одним боком в воронку, чадно коптила прошитая снарядом немецкая «тройка», а впереди, в густом дыму, ярким факелом полыхали две столкнувшиеся лоб в лоб машины — вражеская и советская. Горела пропитанная горючим земля. Языки пламени бежали по траве далеко в стороны.
Глянув вбок, Павел увидел, как в волнах дыма метрах в двадцати выскочили несколько солдат и побежали в обход объятых пламенем танков. Не раздумывая, он бросился за ними.
От горящих машин даже на расстоянии несло нестерпимым жаром, насыщенным бензиновыми парами и запахом горелой краски. Прикрываясь ладонью, Павел забежал за противоположную сторону, но никого из штрафников не увидел. Оглядываясь и соображая, куда они могли деться, заметил фигуры двух бойцов, которые тащили под руки обмякшее тело раненого товарища. По черным шлемам и дымящимся комбинезонам определил, что это танкисты с одной из подбитых «тридцатьчетверок».
Скорее догадавшись по выражению лица, нежели расслышав, о чем спрашивает Павел, один из танкистов ткнул оттопыренным большим пальцем себе за спину: «Там, за бронетранспортером!»
Обегая уже остывающий разбитый немецкий бронетранспортер, Павел грудь в грудь столкнулся с дюжим автоматчиком, намеревающимся шастнуть в низинку. Фашист с ходу смел его с пути, коротко и сильно долбанув в челюсть. Ошалев от удара, Павел все же успел сгруппироваться на земле и принять на ноги кинувшегося на него сверху гитлеровца.
Потом, побросав в горячке автоматы, они долго катались, сцепившись, по земле и, выбиваясь из сил, надрывно хрипя и задыхаясь, старались задушить один другого. Павел не мог поручиться за исход поединка: немец был тоже крепким и тренированным парнем. Но счастье было на стороне Павла, и он понемногу брал верх.
Пока они, ослепленные дикой яростью, рвали и ломали друг друга, из той самой низинки, куда стремился фашист, выскочили еще трое гитлеровцев — двое солдат и офицер. Но до бронетранспортера добежать не успели. Следом, хлеща по ним из автоматов, вывалилась шестерка преследователей — Махтуров, Гайко, Жуков, Богданов и Фиксатый с Химиком. Гитлеровцев скосило огнем.
Увидев склонившиеся над ним взволнованные лица товарищей, Павел с трудом приподнялся, плохо соображая и почти ничего не слыша, кроме бухающих ударов сердца и шума в голове. Его подняли, ощупали, сунули в руку подобранный автомат. Кажется, торопили. А он не мог сдвинуться с места, тупо уставясь на Химика, который, воровато оглядываясь, обшаривал труп убитого немецкого офицера. Почему-то именно Химик с Фиксатым никак не вмещались в его сознание.
Приноравливаясь к обстановке на слух, подались на звуки удаляющегося танкового боя. Скатились в глубокий овраг и, выскочив по крутому склону на противоположную сторону, устремились к видневшемуся в полукилометре разбитому селу, где, видимо, скапливались штрафники.
Подступы к поселку изрезаны гусеницами наших «тридцатьчетверок» и буквально устланы трупами гитлеровских солдат. Танковый бой уже перевалил через село, и слитный гул моторов вперемешку с резкими орудийными хлопками слышался далеко впереди за его пределами.
На втором дыхании преодолели небольшой подъем перед околицей. До окраинных развалин оставалось не более сотни метров.
И тут из-под каменной стены обрушенного сарая в лицо набегавшим штрафникам брызнула очередь немецкого пулемета. Метнувшись в сторону, Павел с разбегу ныряет в сухую промоину. Рядом распластываются и шестеро остальных его солдат. А сзади, от оврага, перекрывая дробный пулеметный перестук, доносится голос ротного:
— Вперед! Вперед! Закрепляйтесь на окраине!..
Глава пятая
Пулемет бил безостановочно, не давая поднять головы. Гранатой его было не достать — далековато. Припав грудью к земле, Павел лихорадочно прикидывал, что предпринять. Попытаться подавить его огнем семи своих автоматов или не рисковать и дожидаться, когда это сделает ротный, несомненно наблюдавший за ними из оврага. Должен же он хотя бы отвлечь пулеметчика на себя, чтобы облегчить их положение. Переглянувшись с Махтуровым, догадался по глазам, что Николай думает о том же.
— Приготовиться к броску! — передал он по цепочке.
Ждать пришлось недолго. Из-за спины по вражескому пулемету ударил наш ручник, и, как только тот захлебнулся, Павел рванулся вперед.
— За мной. Ура-а!
Полосуя из автомата по удиравшим гитлеровцам, мелькавшим среди стволов покалеченного фруктового сада, он единым рывком преодолел расстояние до окраины поселка и, не оглядываясь, не поджидая товарищей, слыша лишь накатывающийся сзади многоголосый матерщинный рев, устремился в улицу, сознавая, что село фашистами брошено и те десятка два разбегающихся в панике солдат, которых он видел, — всего лишь остатки, прятавшиеся до поры до времени по укрытиям.
Выскочив первым на противоположную окраину, сразу за которой начинались постройки животноводческой фермы, свалился под стену обрушенного коровника, призывным взмахом руки сзывая солдат своего взвода.
Выждав, когда последний бегущий за ним штрафник распластается под стеной, выглянул из-за угла, прицениваясь к обстановке. Слева, вдоль линии силосных траншей, скапливался и без промедления закапывался в землю взвод Богаевского. И дальше, сколько видел глаз, наблюдались сплоченные группы штрафников, занимающих оборону. Но вот справа виднелись лишь разрозненные одинокие фигурки солдат, очевидно, тех, кто в пылу боя потерял и теперь отыскивал свои подразделения.
Павел поманил к себе Махтурова.
— Сколько человек во взводе собралось?
— С тобой тринадцать наших и пятеро чужих.
— Кто из наших? — Он имел в виду тех, кто пристал к их семерке.
— Баев, Карзубый, Фокин, Хасматулин, Вексин и Шарадников.
— А Шведов с Кусковым? Этих разве нет? Туманов?
Махтуров пожал плечами: может, еще подойдут.
— Та-ак! — помрачнел Павел. — Вот что, возьми пулемет, Гайко, Жукова, Богданова и прикрой справа. По всей вероятности, здесь окапываться будем. Слева у нас Богаевский, а справа что-то неясно пока, смотри сам…
— Я понял!..
— Действуй! Если что — сообщай.
Отправив на левый фланг Баева, Фокина и Карзубого со вторым пулеметом, Павел распределил по местам остальных солдат и в последний раз пробежался по ним взглядом, выверяя, надежна ли такая расстановка людей. И в тот самый момент, когда ему с беспокойством подумалось, что пора бы уже и ротному дать о себе знать, появились лейтенант Ульянцев в извоженной грязью распахнутой телогрейке и сопровождающий его связной Илюшин.
— Колычев? Как у тебя?
— Нормально.
— Собирай взвод в кулак и закрепляйся. Здесь стоять будем. Комбат приказал держаться до последнего, пока остальные роты не подойдут!
— Кто у нас в соседях?
— Пятая и часть седьмой роты. Комбат тоже здесь, где-то вместе с ними. Смотри, нагрянет!
— Ладно, не беда.
— Ты вот что, Колычев! Я сейчас загляну к Таранцеву с Тутковым, а потом, если обстановка позволит, хочу забраться вон на ту штуковину, — он показал на обрубок водонапорной башни, — и взглянуть с нее… на округу. Ты тоже подходи, вместе посмотрим, пораскинем, что к чему. Минут так через пятнадцать. Добро?
— Добро.
Ровно через пятнадцать минут они встретились у расстрелянной башни, вскарабкались наверх. С высоты хорошо просматривался весь большой, дворов на триста, поселок. Всюду, вдоль и поперек улиц, виднелись отрытые ходы сообщения, оборудованное укрытие, прорубленные в углах домов пулеметные амбразуры. Похоже, в замыслы противника входило превратить село в крепкий оборонительный пункт.