Черное сердце - Сильвия Аваллоне

на тебя, когда ты победил. Дети играли в прятки, в футбол, гонялись друг за другом, катались по траве. И я подумал, что жизнь не только что-то отняла у меня. Она еще и дала. Дала очень много. Прекрасные летние дни. Прохладный лес. Купание в том ручье. Книги, которые я полюбил. Она дарила мне любовь много раз. Теперь пришла моя очередь вернуть ее.

Было уже поздно. Мартино озадаченно смотрел на меня, Туман притулился у его ног.

– Я хочу сказать, что, несмотря на удары, которые на тебя сыплются, несмотря на все плохое, что тебе пришлось пережить, несмотря на все сложности, которые оставляют в тебе пустоту – а я прекрасно знаю эту пустоту, поверь мне, – правда в том, что ни тебя, ни меня, ни кого-то еще, пока он жив, нельзя считать проигравшим. Особенно если тебе двенадцать лет и вся жизнь впереди.

Я смотрел на Мартино с решимостью, которая его пугала.

– Обещай, что не сглупишь, как я. Обещай, что с радостью, с наслаждением проживешь эти годы и все последующие.

Когда я говорил это, когда видел, как Мартино кивает – немного недоверчиво, задумчиво, – когда слышал, как он перед сном чистит зубы, я отчетливо ощущал, как трос срастается внутри меня.

29

На обратном пути Марта листала «Коррьере делла сера», потягивая просекко. Эмилия, сидевшая напротив Марты, вдруг впервые почувствовала, что имеет право жить в этом мире.

Вновь открыть дверь в кабинет Фрау – удар, пушечный выстрел в грудь.

Фрау ждала их: они заранее договорились о встрече, никакого сюрприза. Но увидев их, материализовавшихся на пороге ее кабинета, чуть не заплакала.

– Это вы? Варгас и Инноченти? – спросила Фрау, и голос ее дрогнул. Железная директриса с трудом сдерживала эмоции, ведь любые эмоции выказывать перед заключенными запрещено.

Но Эмилия и Марта больше не были заключенными. Даже осознать это нелегко. Теперь они взрослые, свободные, элегантные. Никаких мешковатых штанов, пропахших табачным дымом толстовок, никаких прыщей. Фрау, напротив, сильно постарела, погрузнела. Она уже не выглядела такой грозной, как раньше. Мебель, пол, решетки на окнах в этом кабинете были такими, как раньше, но казались другими. И у президента республики, висевшего на стене, было другое лицо.

Рита была права: все, ровным счетом все меняется.

– Не могу поверить, сколько лет! Какие вы взрослые, какие красавицы! – Фрау встала навстречу подругам. Она ненадолго перестала быть властной, авторитетной – подошла и неловко обняла их. И они ощутили мягкое, теплое тело женщины, которая обнимала их с чувством, бывшим раньше verboten. Это была уже не Фрау, а Джильда Павулли, обычная женщина, которая, помимо всего прочего, руководила женской колонией для несовершеннолетних.

Джильда пришла в себя, к ней вернулся боевой дух, и она с гордостью провела подруг по кабинетам. Риты в то утро не было. Возможно, подумала Эмилия, это и к лучшему, иначе пришлось бы извиняться за то, что она так ни разу и не позвонила.

Вильма недавно вышла на пенсию. А комендант был все тот же, он тоже расчувствовался, хоть и старался это скрыть. Большинство охранниц и воспитателей были новыми, но Джильда их знакомила, щедро делилась забавными историями, восхищалась: «Две подружки! Они сводили меня с ума! А теперь посмотрите-ка на них! Выучились, получили дипломы, работают! Какие красавицы! Наша гордость!»

Через большие зарешеченные окна проникал свет, который Эмилия и Марта хорошо помнили. Они невольно поглядывали туда, во двор, где пролетело их несостоявшееся отрочество. Где-то там была волейбольная сетка, призраки их подач и атак, их тел, распростертых на этом пятачке. Можно ли заплатить за преступление собственной молодостью? Признает ли время ничью? Они узнали огород, пустой в зимнее время, его невысокую каменную ограду, где уже не они, а другие могли сидеть с двух до четырех часов дня, покачивая ногами и запрокидывая голову, чтобы почувствовать, как небо упирается в лицо.

Джильда говорила и говорила, а они молчали и все больше замыкались в себе. Зачем нужно было снова заходить в эти кабинеты, останавливаться у автомата, в котором какая-нибудь добрая охранница иногда брала им кофе, у ксерокса, где распечатывали объявления: «К сведению заключенных», «Душ и крем против чесотки», «Новые часы работы медпункта»? Неужели нужно было пройти через это снова?

Да.

Именно отрочество всегда решает, кто ты. А это место было самым важным в их жизни.

Они задержались у доски, висевшей на стене в учительской: «Тюремный алфавит». А – адвокат, К – камера, О – охрана, П – прокурор, С – суд… Марта и Эмилия невольно улыбнулись, ведь они тоже участвовали в этой затее Пандольфи. Даже основные слова их лексикона отличались от тех, что были в обороте у остальных.

Наконец Фрау их позвала: момент настал.

Переломный, судьбоносный и даже немного противозаконный: бывшие заключенные сюда не возвращаются. Если снова не преступили закон, конечно. Вряд ли Варгас и Инноченти получили бы разрешение на посещение тюрьмы. Это не Диснейленд.

Однако Джильда пообещала Марте «короткую экскурсию». «Только для вас, в виде исключения». И они оказались перед Воротами.

Броневорота.

Граница между нормальной и тюремной жизнью.

Между правильными и неправильными девочками.

Джильда позвонила охране. Приоткрылось небольшое окошко. И сразу оттуда донеслись звуки. Знакомые, резкие, как наждачной бумагой по живой плоти. Вперемешку – рэп, шипение раций, скрежет замков, крики. Промелькнули две девочки – потерянный взгляд из-под нарощенных ресниц, грязные волосы с темными отросшими корнями, неопрятная одежда. Они слонялись по коридору и курили. Вечная вонь от сигарет, от столовки. Ругань и драки из-за флакончика лака для ногтей.

В окошке показалась охранница, она уже взялась за ключ, чтобы открыть двери. Все отработано и просто, как механический щелчок замка. Но Эмилия инстинктивно отступила назад. А Марта громко сказала:

– Нет.

Джильда покраснела. Как бы извиняясь, она развела руками.

– Девочки, вы меня попросили. Сама бы я вам никогда не предложила.

– Конечно, – заверила ее Марта. – Мы были уверены, правда, Эми? Но сейчас я понимаю, что не могу переступить этот порог.

– Я тоже, – сказала Эмилия. – Хватит.

Директриса кивнула охраннице, и та закрыла окошко, отправив назад цилиндровый механизм замка.

Эмилия и Марта смотрели, как закрывается прошлое.

Его нельзя исправить, переделать, это правда. Однако – сейчас они ясно поняли это – прошлое когда-то заканчивается.

Им захотелось поскорее уйти оттуда. Они спешно прощались со всеми, широко улыбаясь: «Да, спасибо, нам все понравилось, хотя нет, скорее это было ужасно». «Пока, до свидания, а лучше – прощайте навсегда».

– Давайте пообедаем, – предложила Марта.

– И погуляем по Болонье,