В паутине сладкой лжи - Каролина Шевцова

снова посмотрела на обшарпанную дверь бара, в недрах которого утонул Воронцов перед тем, как бросить равнодушное:

— Жди тут, раз уж тебе так хочется.

Входная дверь скрипнула, и на пороге появилась мужская фигура. Андрей огляделся по сторонам, и показалось, испытал облегчение, увидев, как Алевтина, сгорбившись и надвинув шапку до бровей, ждет его.

— Вас так долго не было, — тихо прошептала девушка.

— О, серьезно? — В голосе ни намека на опьянение. Так, будто Андрей отправился в дешевый бар, чтобы выпить там чаю. — Наверное, мне надо извиниться, что опоздал на очередные разборки.

— Я… разборок не будет. Слез тоже. Я пришла только для того, чтобы вы знали, что это последний раз, когда я вам надоедаю.

— Последний? Честно-честно? Не обманешь? А то, насколько я помню, маленькой фее очень нравилось обманывать злого дракона.

— Завтра я улетаю в Москву, а там, куда-нибудь дальше, — глядя себе под ноги, отчеканила Алевтина.

— Привет землякам, счастливого пути, и скатертью дорога. — Он весело махнул рукой и вышел на проезжую часть, чтобы поймать такси и убраться отсюда.

— Хотите, пойдем пешком? Я могу проводить вас.

— Проводить? Тина, иди в… Москву. И потом, с чего ты взяла что я пойду домой? Времени полно, деньги есть, что там делают чавы в будни после обеда? Спят или пьют?

— Я не знаю, кто такие «чавы».

— Это… — Андрей посмотрел в невинные черные глаза и махнул рукой: — не важно.

Вторая машина проехала мимо, даже не снизив скорости. Андрей чертыхнулся и вышел на середину дороги.

— Не могли бы вы отойти к бордюру? — жалобно застонала Тина, наблюдая как он, слегка раскачиваясь в разные стороны, голосует рукой.

— А то что? Боишься, что меня собьют? Недавно ты вроде бы хотела этого. В любом случае, Гринберг организует самые пышные похороны, будут музыканты, закуски и даже знаменитости.

— Хватит! — неожиданно для себя самой закричала Алевтина. Она спрыгнула на дорогу и сделала уверенный шаг вперед. — Хватит, я прошу вас! Это больше не смешно. Я улетаю. Вы победили. Я больше не буду просить прощения, плакать у вас под дверью, уговаривать вас не гробить вашу же жизнь, хватит. Это все не важно, вы выиграли. Вы хороший, а я плохая. Вы прекрасный, честный, искренний человек, а я… дешевая дрянь, которая должна знать свое место. И она его знает, уж поверьте! Мне совершенно доходчиво объяснили, где оно. Я улетаю, вы должны быть хоть немножечко счастливы, правда?

— Не кричи, и запахни куртку, не хватало, чтобы ты заболела, — тихо прошипел Андрей и по-мужицки сплюнул на брусчатку.

— Хорошо, кричать не буду, но можно я закончу? — Она сделала еще один шаг в сторону темной фигуры и замерла на месте. — До встречи с вами у меня были принципы. Вся моя жизнь держалась на них, а потом я десять раз все растоптала, разгладила и растоптала вновь. И мне плевать, что вы сейчас скажете и подумаете. Возможно, мне уже даже не важно, простите ли вы меня. Я хочу, чтобы вы знали, что все случилось бы иначе, если бы…

— Если бы что, Тина? Хватит. Замолчи уже, заткнись и проваливай куда угодно. Не лезь ко мне.

— Мой папа умер, и я так не смогла ему помочь, — тихо, почти надрывно произнесла девушка и зажала рот руками.

— Мне жаль. — Наконец Андрей остановился. Простоял секунду с снова продолжил мерять большими шагами дорогу, так, словно вколачивал в брусчатку гвозди. — Жаль, что ты такая дура и не сказала об этом раньше. В любой день, понимаешь, любое время, ты могла бы прийти и попросить о помощи, а я… Я бы Землю остановил, лишь бы тебе было хорошо.

— Но ведь именно из-за вас стало все так плохо. — Уже через секунду она пожалела, что произнесла это.

Андрей решительно подошел к ней и смял в руках тонкую, дешевую ткань осенней куртки. Тина сжалась и закрыла глаза, боясь увидеть, как он, замахнувшись рукой, бьет ее по лицу.

— Зачем ты здесь? Тебе нравится делать мне больно? Зачем ты прилетела в Лондон?

— Я хотела все объяснить, — она зажмурилась. До боли, до золотых кругов в черном, окружавшем ее дыме.

— Зачем?

Если бы Тина не видела, кто и как держал ее сейчас за руку, то ни за что, ни при каких обстоятельствах не смогла бы поверить, что это Воронцов Андрей. У него был другой голос, ниже и грубеее. Это карканье царапало слух и выкручивало суставы, заставляя усомниться в том, здорова ли ты. Вменяема ли. Не придумала себе все это. Потому что Тина могла поклясться, никогда Андрей не говорил с ней так.

— Я хотела попросить прощения. Объяснить.

— О, серьезно? Боюсь, я знаю, каждое слово, что ты хотела бы сказать. У тебя были причины. И все это не делает тебя хоть чуточку лучше. И мне не станет хоть немного легче. Мне не нужны твои объяснения. Возможно, в начале. Но сейчас — нет.

— Они мне нужны! Мне! — отчаянно, совершенно по-звериному заскулила Алевтина. — Я столько сделала — и все это единственному человеку, который относился ко мне хорошо. После папы. Я ни за что не хотела, чтобы так вышло, Андрей! Я хотела, чтобы папа выздоровел, и не думала о том, какую цену придется заплатить за мое желание. Разумеется, вы правы. Меня ничто не оправдывает, я сама себя никогда не смогу оправдать! Просто знайте, что как бы плохо, как бы больно вам ни было, я чувствую это здесь, прямо в моем сердце. И мне будет в сто раз хуже и больнее, чем вам. В сто раз, понимаете?

— Открой глаза, — прошептал Андрей над самым ее ухом, — Тина, посмотри на меня.

Он выглядел ужасно. Гораздо лучше, чем на фото с газеты, но все же… Во всей фигуре не было и намека на прошлую стать, силу, уверенность. Перед ней стоял уставший, совершенно разбитый мужчина где-то на расстоянии в миллион километров от того другого. Сначала, в первую секунду показалось, что он наоборот стал лучше, милосерднее. Но потом, сфокусировав взгляд, Тина поняла, что на дне его глаз кроется не сочувствие. Там плещутся те