В паутине сладкой лжи - Каролина Шевцова

оказалась в тюрьме? Думаешь, зять спустит все, что ты сделала? Думаешь, он поверит тебе?

— Думаю, моей семье без разницы, где я. А вот вашей покажется любопытным, чем это вы занимались последнее время.

— Даже так? Какие милые угрозы, госпожа Скобеева. Ну, раз ты такая смелая, то расскажи, как ты покроешь лечение отца? У тебя вроде как была цель или тебе стало наплевать на все, что бедный папа сделал для сиротки?

— Я…мне… — она размышляла над тем, что лучше, промолчать или выдать давно зревший в голове перечень претензий. Тина скользнула взглядом по горлышкам винных бутылок, аккуратно расставленных вдоль стены. Что бы она ни сказала сейчас, первое, о чем следовало думать — последствия. Она не Андрей и думает наперед. Можно схватить первую попавшуюся стекляшку и со всей силы оглушить очкарика, гордо удалившись из ресторана. Пускай даже в этом платье. Но чертовы последствия. От них не убежать и не скрыться…

— Тина, ты тянешь время.

Оторвав взгляд от стены, она бросила, едва разжимая зубы:

— Пойдем.

Банкетный зал, в котором Гринберг отмечал день рождения, пугал баснословной роскошью. Трудно осознать, сколько денег потрачено, еще сложнее — зачем все это одному закомплексованному мальчику. Максим ей не понравился сразу. Вне зависимости от красивых, несомненно дорогих костюмов, широких жестов и остроумных замечаний, мужчина вызывал раздражение. В нем все было ладно и в то же время…бессмысленно. Каждый раз, обращаясь к нему, Тина словно уговаривала себя произнести: Максим Карлович. Именно с отчеством, потому что так оно звучало особенно нелепо. В то время как Андрея она называла только по имени. Ощущая, как по груди разливается тепло, стоило ей произнести царапающее горло слово: Ан-дрей.

Ей не было противно, когда он целовал ее. Даже наоборот. Тепло, томительно, остро, не смотря на то, что в голове крутилась одна только мысль:

«Тебе не должно это нравиться».

Но нравилось.

Тина остро чувствовала момент, когда его взгляд из насмешливого становился другим, непонятным, волнующим. Тьма в глазах разливалась океаном, грозя затопить любого, кто встанет на пути, но почему-то никогда не трогала Тину. С ней он старался быть нежным. Даже когда злился.

Потом случилась эта ужасная драка с Гринбергом. Тина схватила Андрея за плечо и тут же отлетела назад — он даже не заметил, что сделал ей больно. Все закончилось также быстро и неожиданно, как и началось. Обидчик ушел, и девушка осталась один на один со спасителем, хотя предпочла бы, поменять их местами. Никакая шальная напористость Гринберга и рядом не стояла с молчаливым угрюмым Воронцовым.

Первому она могла противостоять, второму — никогда.

— Вы чуть было не убили его, — тихо прошептала Тина.

Андрей молча разглядывал испачканные руки — то ли краска, то ли кровь. Медленно, осторожно растягивая слова, он произнес.

— Я еле остановился. Я мог бы зайти и дальше, но тогда было бы поздно.

— Зачем?

— Не знаю, просто сошел с ума, когда увидел его с тобой.

— Бросьте, как-нибудь бы обошлось. Вы и сами когда-то приставали ко мне, и смотрите, жива. Или думаете, с тех пор никто не пытался последовать вашему примеру? Но, как видите, как-то справляюсь.

Андрей внимательно посмотрел на Тину. Острый взгляд пронзил больнее кинжала, и на секунду ей показалось, что он все знает. Она облегченно выдохнула. Облизала пересохшие губы, в ожидании тяжелого разговора.

— Он не имел права тебя трогать.

— Со свиным рылом да в калашный ряд, — хмыкнула Тина, но договорить не успела. Ее перебил Андрей.

— При чем здесь это?! Он просто не имел права! Не должен был вести себя так…развязно. Это все не для него!

— А для кого же тогда? — В голове стучало тысяча возможных реплик и колкостей о том, что не ему говорить о ней в том тоне, на который вдруг перешел Воронцов. Это было так же нелепо, как кормить бездомную собаку безвкусной ватой, а после удивляться, что соседи стали делать также.

— Для меня, Тина. Только я могу танцевать с тобой. Пригласить тебя впервые и впервые получить твое согласие, как уже было раньше.

— Вы говорите так, будто я принадлежу вам. — Она спиной чувствовала стену, один большой шаг и удастся выскочить за дверь, подальше от этого нелепого разговора. Но вдруг пальцы Андрея ухватили ее за плечо:

— А ты и принадлежишь. Ты мой ассистент, моя правая рука, мой помощник. Ты моя — Алевтина Скобеева. Полностью моя, понимаешь?!

Тина медленно, абсолютно не ощущая веса собственного тела, опустилась на диван и только потом поняла, что Андрей ее больше не держит. Он отошел в сторону и сжал виски руками, словно пытался усмирить боль. И ведь ему было больно, она это видела, она чувствовала.

— У вас кровь, — Замечание было глупым, но все лучше тишины.

— Ты очень наблюдательна.

На секунду показалось, что он улыбнулся. Но уже в следующий миг в кабинете снова повисла привычная морось недосказанности. Тина побарабанила пальцами по коленям, раздумывая о том, что же делать дальше. Странно, но сбежать сейчас, казалось неправильным. Еще худшей идеей было остаться с Андреем. Они оба молчали, каждый думал о своем, пока наконец не раздался ее нарочито веселый голос:

— Вам не кажется, что цвет стен не подходит обстановке? Я бы их перекрасила. В желтый, для начала.

— Что? — Брови Воронцова удивленно поползли вверх.

— Цвет. Комнате не хватает сочности. Будь все желтым, нам бы было уютно и тепло, как маленьким цыплятам. Вы так не думаете?

— Я думаю, что ты немного сумасшедшая. Но мне это нравится.

Тон, каким он это сказал, заставил ее замолчать и обидеться. Она подтянула ноги к груди и, обхватив колени руками, опустила голову вниз.

— Тина, — тихий, хриплый голос раздался где-то у самого уха. Она молча покачала головой, так и не подняв лица, — Тиии-наааа. Иногда ты ведешь себя так, что мне хочется тебя спасти. А иногда, кажется, что единственный, от кого тебя нужно спасать, это я сам. Скажи мне, чего ты хочешь?

Она молчала. Через несколько минут, когда Андрей почти было потерял терпение, девушка