Водоворот жизни - Эрин Пайзи

– Это было бы чудесно, Анна. Так и сделаем. Я спрошу вечером Чарльза и позвоню.

Когда они стояли на крыльце у входной двери, Рейчел, провожая Анну, крепко обняла ее.

– Не думай, что я очень расстроилась из-за твоего лесбиянства. По крайней мере, ты знаешь, кто ты есть, а вот у меня в голове – полная путаница. В душе я чувствую, что, если бы мы снова вернулись в Девон, все просто встало бы на свои места.

– Рейчел, ты снова впадаешь в романтику. Прошлого больше не вернешь. Ты получила все, к чему всегда стремилась. Знаешь, ты напоминаешь мне девочку, которая получает всегда последнее печенье с тарелки.

Рейчел засмеялась.

– Ничего себе печеньице – красавец-муж и десять тысяч фунтов годового дохода! Естественно, мы столько не получаем, но остальное – истинная правда.

– Мне пора. Не забудь, позвони мне.

– Ладно. К концу недели.

Чарльз вернулся домой поздно. Рейчел услышала шорох ключа в замке, подняла глаза и улыбнулась, когда он вошел в кухню.

– Ты что, за целый день не могла постирать эти пеленки? – резко спросил он.

Она ощутила резкий приступ гнева.

– Какого черта, попробуй сам посидеть целый день дома, занимаясь хозяйством и присматривая за двумя детьми и мужем, которого вечно нет дома, – так же резко ответила Рейчел.

Чарльз удивился.

– Что это на тебя нашло? Ты обычно не окрысиваешься.

– Я не окрысилась. Я в отчаянии, Чарльз. Мне нужно заниматься чем-то еще, а не только воспитанием двоих детей…

– Ой, только не надо сейчас опять про это. Поговорим попозже. После ужина.

Рейчел пожала плечами. Она знала, что не будет никакого «после ужина». Там включится телевизор, Чарльз прилипнет к экрану до тех пор, пока не настанет пора ложиться спать. В тот вечер, очень поздно, когда он приступил к выполнению своих супружеских обязанностей, Рейчел подумала, что обязательно пойдет на ужин к Анне. Мысль ободрила ее, и она вдохновенно исполнила свою партию.

– Изумительно, – заметил Чарльз, свалившись на свою часть кровати.

– Правда? Посидишь с детьми? Я хочу на следующей неделе отправиться в гости к Анне поужинать.

Чарльз приподнялся на локте.

– Но, Рейчел, ты же за все пять лет никуда без меня не ходила.

– Именно так. Вот почему я должна сделать это. Ты помнишь тот вечер, который устраивали у тебя на службе перед Рождеством?

– Разумеется. Ты напилась, – упрекнул ее Чарльз.

– Ты знаешь, почему я напилась?

– Если помнишь, ты всю обратную дорогу орала в машине, потом тебя стошнило прямо перед парадным. Ты только и твердила: «Корь».

– Правильно. Все абсолютно так и было. Именно тогда я и поняла, что должна заниматься еще чем-то. Ты знаешь, что со мной никто не разговаривал на этом вечере? Точно так же, как в предыдущие разы. «Чем вы занимаетесь?» – «Я домохозяйка». – «Ах, да. Пойду возьму еще чего-нибудь выпить, если вы не против». – И снова я оставалась одна, пока не наткнулась еще на одну такую же женщину, забившуюся в угол. Она тоже оказалась «просто домохозяйкой», поэтому мы говорили о том, стоит ли Саре делать прививку от кори.

– Впечатляюще. Уложила меня на лопатки, – Чарльз упал на кровать. – Ладно. Я посижу с детьми, но не позволю этой девице-жеребцу забивать тебе голову всякими бредовыми идеями.

– Спасибо, Чарльз. – Рейчел наклонилась и нежно поцеловала его.

«Я глупая, как телка, – подумала она. – А мне нужно скакать от радости, что у меня есть муж, который работает, не покладая рук, ради нас, и любит свою семью. Завтра попытаюсь не сердиться».

– Попробуй валиум, – предложила Мэри, жившая по соседству. – Он помогает мне. Одну – утром, одну – в обед и одну – вечером перед сном.

Рейчел сидела у Мэри на кухне, которая была такой же «средой обитания», как и все кухни в округе, за исключением госпожи Мольской. У госпожи Мольской было восемь детей, и она жила на пособие. Она предпочитала тратить свои жалкие гроши на выпивку и вечеринки.

– Во всяком случае, ей платят за это. Мэри изумленно посмотрела на Рейчел.

– В самом деле, Рейчел. Что ты несешь?

– Можешь честно ответить, неужели ты никогда не задумывалась, что тебе было бы легче, если бы получала за это деньги. Не за те разы, когда получаешь удовольствие, а за все время, когда тебе приходится этим заниматься.

Мэри была, пожалуй, единственной женщиной по соседству, с которой Рейчел могла поговорить. Вниз и вверх по улице находилось несколько домов, где Доминик мог поиграть, а она провести некоторое время и поболтать в промежутках между магазинами и уборкой. Мэри тоже получила воспитание в монастыре, поэтому женщины потянулись друг к другу сразу же и нашли много общего. Муж Мэри работал страховым агентом и весьма преуспевал в этом деле. На службу он мчался сломя голову, словно черти гнали его. Рейчел смотрела на его обгрызенные ногти и на желтые пятна никотина на пальцах.

– Он угробит себя, Мэри, если не охладит свой пыл.

Мэри пожимала плечами.

– Нет, Роберту это не грозит. Он любит такой темп жизни. Даже редкий раз, когда остается дома, то все время висит на телефоне. Я не возражаю. Я вышла за него замуж, так как знала, что с ним не пропадешь. У него светлая голова, и он часто поступает очень неожиданно. Для мальчика из маленького ирландского городка он добился больших успехов. Не представляю, что бы я делала без него.

– А не бывает у тебя такого чувства, что ты сыта всем по горло? Слушай, мне двадцать семь, я имею двоих детей. Изо дня в день встаю в семь. Готовлю завтрак для Чарльза и Доминика. Затем мне нужно одеть и покормить малышку. Чарльз уходит ровно в 8.30. Потом я убираю со стола и спорю с Домиником, какое пальто ему одевать. Затем я кладу малышку в коляску, и мы отправляемся провожать Доминика до школы. Доминик убегает, я еле успеваю за ним, толкая впереди себя коляску. Через двадцать минут я вновь у своего дома. Вхожу. Мне везет, если девочка засыпает, и тогда я могу выпить чашечку кофе и выкурить сигаретку. Обычно передо мной простирается бескрайняя зона стихийного бедствия, в которой мне предстоит наводить порядок. Иногда я воображаю кухню – Китаем, гостиную – Россией, а спальню – Америкой. Сама превращаюсь в Генри Киссинджера и к обеду договариваюсь со всеми о перемирии. В честь победы я доедаю оставленный малышкой обед. Включаю музыку и даю ей полежать на полу и поболтать ножками, пока сама глажу самые необходимые вещи. Хотя непостижимо, зачем Чарльзу гладить носовой платок, если он вытащит его из кармана только для того, чтобы высморкаться. Его мать всегда гладит трусики и чайные полотенца.

К тому времени надо уже забирать Доминика из школы, поэтому Сару снова собираю в коляску. Мы дожидаемся возле школьных ворот. Целые шеренги мамаш с малышами на руках или в колясках, или с криком и визгом бегающие вокруг. Неважно, какая погода на улице. Никто из нас не осмеливается попросить разрешения у директора, можно ли нам стоять в вестибюле. Потом выбегают дети. Через двадцать минут мы снова возвращаемся в дом. Нужно уже заниматься приготовлением ужина для Доминика, пока он смотрит «Детский час». Малышка почти все это время плачет, потому что просится на руки, но у меня нет на это времени. Потом Доминик принимает ванну, а я читаю книжку, держа на коленях Сару. Обычно где-то в это время домой возвращается Чарльз, успевая только поцеловать сына и дочь перед сном, затем я готовлю ужин для нас двоих.