Сердце дикарки - Кэрол Финч

Когда тот послушно рванулся вперед, Алекса взвизгнула и прижалась к Кину, чтобы не свалиться.

– Если ты собираешься позволить своей лошади сбросить меня и сломать мне шею, то лучше бы оставил с Сайласом! – вспылила она, обхватывая руками его туловище.

– Придержи язычок, а то могу передумать и вернуть тебя прямиком в его объятия. Может, мне и придется жить, имея на совести твою смерть, но я уже начинаю думать, не проще ли так, чем терпеть твои постоянные издевательства.

Пылающий взгляд Алексы мог бы испепелить Кина, не обладай он толстой слоновьей шкурой. Как может она любить человека, который втыкает в нее стрелы своих оскорблений, будто она – тряпичная мишень? Этот Кин Родон приводит ее в бешенство. И снова она колебалась между противоположными чувствами. Что в нем такого, что постоянно повергает все ее существо в состояние хаоса? Черт, он просто невозможен!

Кин остановился, соскочил вниз и снял с лошадиной спины Алексу, чем и отвлек от унылых размышлений. Она обвела взглядом темные окрестности, пытаясь понять, где очутилась, но местность казалась ей незнакомой. Река в свете луны отливала живым серебром; ярко горел фонарь, подвешенный на носу кильбота. Алекса прикинула и решила, что судно имеет примерно семьдесят футов в длину, пятнадцать – в ширину. Неужели Кин серьезно ожидает, что она отважится отравиться в Новый Орлеан с командой буйных бродяг и Клинтом в качестве постоянного компаньона?

Неужели думает, что она в состоянии проводить дни и ночи бок о бок с ним? Да это никак невозможно – пережить такое длинное путешествие в столь тесном соседстве! – Я не еду, – решительно заявила Алекса. Канат терпения Кина тянулся долго и далеко, пока наконец не лопнул. Во время их безрассудной поездки он продолжал спрашивать себя, какого черта тащит ее с собой, ведь Клинт будет все время ворчать, а команда – пожирать похотливыми взглядами этот лакомый кусочек. Но, черт побери, хотя он и не может оставить ее на милость Сайласа Грегора, он хочет избавиться от этой своевольной, упрямой кокетки. И все же, когда Алекса отказалась сопровождать его, тут же твердо решил забрать ее с собой. Девчонка выворачивала все его чувства наизнанку, и Кина это злило.

Но когда он повернулся к Алексе с целью начать очередной спор, то потерял дар речи. Ее блузка была разодрана почти до талии, являя взгляду восхитительные выпуклости нежной груди. Черные сияющие волосы рассыпались по плечам и упали дальше вниз в живописном беспорядке. Она походила на дикую кошку. Лунный свет оттенял и усиливал ее пленительную красоту, бросая мистический блеск на нежные черты лица и влажные губы. Она была королевой, настоящей королевой. Запретной радостью, которой Кин изо всех сил старался избегать, но, увы, никак не мог забыть.

Прошло уже больше двух недель, когда он держал ее в объятиях. Сотни раз ему случалось уговаривать себя, что устал от ее неопытности и хотел бы насытиться в объятиях зрелой женщины. И Кин легко отыскивал таких – только за тем, чтобы отослать обратно. Да, он создал собственную комнатку в аду. Алекса, одна только Алекса могла доставить ему истинное наслаждение. Он никогда не знал такого удовольствия, пока она не вошла в его жизнь. Он жаждал ее поцелуев, он томился желанием прикоснуться к этой коже, тосковал по ее неповторимому женственному аромату.

Он неожиданно и резко повернул Алексу к себе. Ощутил ее грудь, вдохнул постоянно исходящее от нее благоухание жасмина. Да, он знал, что лучше всего держаться от нее на расстоянии, но тело отказывалось считаться с этой логикой. Нет, без Алексы он, Кин Родон, ощущал себя лишь наполовину мужчиной. Они были как два кусочка в головоломке, которые не имели никакого смысла, пока их не складывали вместе.

Алекса было настроилась отвергнуть его, но лишь губы Кина приблизились, ее тело, будто обладающее собственной, независимой от нее волей, ответило ему с яростной силой. Рука Кина накрыла ее грудь, потом устремилась вниз через порванную блузку и обняла талию. Холодок пробежал по спине Алексы, когда его губы разыскали розовый бутон груди. Мучительное ощущение теплого дыхания на ее коже разожгло в крови неистовое пламя, погасить которое не смогли бы все воды Миссисипи. Кин потянул ее вниз, на траву, сорвал остатки блузки, позволив себе наслаждаться беспрепятственными прикосновениями к шелковистой коже.

Проворные пальцы быстро справились с завязками юбки и скользнули по бедру. Алекса тихо, приглушенно застонала. А пальцы, длинные ищущие пальцы, продолжали начатое исследование. Восторженные ощущения сводили ее с ума. Алекса выгнулась навстречу этим искусным рукам, позабыв о достоинстве и гордости, томясь лишь одним желанием – утолить настоятельное требование страсти, разбуженной его прикосновениями. Ласки Кина стали утонченной пыткой, но она просила, молила продолжать их, признавшись себе, что испытывает безграничное наслаждение.

Кин приподнялся над ней и смотрел на светящееся в лунном свете лицо. Он не мог отказать себе в еще одном сладостном прикосновении к ее медовым устам. Да и зачем отказывать – он совершенно одержим этой женщиной, этой обольстительной чародейкой, опутавшей его сетью своего колдовства. Кин стремился стереть с сияющей кожи все следы другого мужчины, который посмел притронуться к тому, что принадлежит лишь ему, ему одному, Кину Родону – и никому другому. Алекса – его собственность, и он не удовлетворится, пока не прикоснется ко всем самым тайным, но известным ему уголкам ее отзывчивой – о, такой отзывчивой – плоти. Пока не доставит ей удовольствие там, где всего час назад чужие руки причинили боль. Да, он ясно видел страдание в серебристых глазах, когда мерзавец Сайлас навалился на нее, заставляя уступить его гнусной похоти или отведать ножа.

О, какую ярость вызывала одна мысль о том, что грязные лапы Сайласа мяли эту неземную красоту! Но ему не удалось взять ее. Об этом-то Кин позаботился. Никогда, никогда больше ни один мужчина не посмеет коснуться ее хоть пальцем, молча поклялся себе Родон.

И снова его губы впились в ее сочный рот, и снова его руки отправились такой уже знакомой дорогой по ее телу, разжигая их страсть до лихорадочного жара.

– Возьми меня. Возьми сейчас… – задыхаясь, прошептала Алекса, оторвавшись от его горячих губ.

Она дрожала от всепоглощающего желания скорее прервать эту сладостную пытку. Ее сводило с ума, что он так близко, совсем рядом, и в то же время бесконечно далеко. Ею двигало единственное стремление – стать его собственностью, его владением, его рабой. Познать рай на земле.

Но Кин не спешил войти в нее, хотя желание бушевало в нем. Но нет, он не будет торопиться, слишком уж долго томился ожиданием. Он заставит Алексу признать, что только он, единственный, может зажечь ее кровь той страстью, которую только он, единственный, может насытить.